— Я… — попытался что-то сказать Хейграст, но старик предостерегающе поднял чашу.

— Я не скажу тебе больше. Это и так слишком много. Тебе, белу Лукус, я отвечу, что, к сожалению, никого из твоей семьи тебе уже не отыскать на просторах Эл-Лиа, но твой род все еще жив, и твое селение все еще стоит в Андарских горах. Более того, разоренный дом твоего отца восстановлен и ждет тебя. Об этом позаботился Леганд. Он отправил туда весть о том, что ты избежал рабской участи и стал воином, пусть и в чужой земле.

— Эта земля уже не чужая для меня, — прошептал Лукус.

— Достойные слова, — кивнул старик. — И они тем ценнее, что совпадают с твоими мыслями. Что касается тебя, парень, — улыбнувшись, старик посмотрел на Дана, — помни, что ничего не бывает случайного. И ты не зря оказался в этом отряде. Это значит, что в твоих силах, чтобы твой воинский дух не был истрачен понапрасну. И о твоей боли… Не думай, что она утихнет, сдобренная чувством исполненной мести. Месть — это яд. Подумай, прежде чем отравлять себя. Не все твои родные канули за грань мира. Остатки твоего рода все еще обитают на склонах Плежских гор, но впереди тебя ждет встреча с людьми, которые помнят о тебе и ищут тебя.

— Дядя Форгерн?! — воскликнул Дан.

— Может быть, — кивнул старик и обернулся к Сашу.

Все стихли. Саш сидел ближе всех к старику и молча смотрел на огонь. Старик снова глотнул из своей чаши и медленно проговорил:

— Иногда, уходя из родных мест, закрывая за собой дверь, отправляясь в дальнюю дорогу, элбан движется домой. Иногда, возвращаясь к родному порогу, на самом деле покидает его безвозвратно. Как отличить одно от другого? Одиночество — неизбежная участь любого, кто вступает в схватку, требующую наивысшего напряжения сил. И все же одиночество — это состояние, которое более чем любое другое чувство создается изнутри. Не во спасение ли от одиночества рядом с тобой твои друзья? И не так ли, как и ты, они мучаются сомнениями в своей способности выдержать испытания? В правильности своего выбора!

— Но у них был выбор, — негромко сказал Саш.

— А им казалось, что нет. Иногда выбор так похож на отсутствие выбора, что впору впасть в отчаяние. Когда перед тобой тяжелейшая, пусть и непонятная для тебя великая участь и недостойная возможность этой участи избежать, это легко воспринимается как отсутствие выбора. Но он есть. Всегда, как и в это мгновение.

— Я уже слышал эти слова.

— И услышишь еще. Потому что они звучат у тебя внутри.

— Я слышал и другие слова. — Саш посмотрел в глаза колдуну. — И они тоже звучали у меня внутри: «Выбора нет».

— Именно так, — твердо сказал Агнран. — После того как выбор сделан.

— Я хочу вернуться домой. В свой мир. — Саш заколебался, окинул глазами молчащих друзей. — А иду совсем в другую сторону. Надеюсь, ты прав, и я возвращаюсь, уходя. Но с каждым шагом мой груз словно становится тяжелее. Где мне взять силы? Где мне взять уверенность? То ли я делаю?

— А ты делай.

Старик вновь зажал чашу коленями, протянул узловатую руку и коснулся плеча Саша.

— Делай, пока твоя душа соглашается с твоими действиями. Для того чтобы удостовериться в правильности выбранного пути, по нему надо пройти. Хотя бы немного.

— Я и иду.

Саш оторвал глаза от очага и грустно усмехнулся. Хейграст с облегчением выдохнул и взглянул на Лукуса и Дана. Они смотрели на старика.

— А этот мой вопрос ты почувствовал, Агнран? — Саш поднял руку и коснулся невидимой рукояти меча. — Кто мне помогает? Или это ловушка?

— Не знаю, — покачал головой старик. — Это кажется мне еще более сложным, чем разобраться с новой угрозой для Эл-Лиа. Тебя преследует чья-то бесконечная боль и одновременно ненависть. Эта сила мне неизвестна. Чувствую только, что она ничтожна и безмерно велика. Это тайна. И может быть, не меньшая, чем главная тайна Эл-Лиа.

— А в чем главная тайна Эл-Лиа? — затаил дыхание Лукус.

— Ты хочешь, чтобы я ответил тебе на вопрос, который уже лиги и лиги лет волнует Леганда? — усмехнулся старик. — Есть что-то, что привлекает сюда силы из иных миров. Есть что-то, что ранит этот мир и приносит неисчислимые страдания его обитателям. Что это? Какой секрет хранит мир под вершиной Меру-Лиа? Не знаю. Но мне кажется, что ответ на этот вопрос не должен быть найден никогда.

— Кто это — Райба? — спросил Дан у Хейграста, когда они вышли из дома Агнрана и, взяв с собой Лингу, двинулись обратно к постоялому двору.

— Это дочь Вадлина, — хмуро ответил Хейграст. — Девчонка немногим старше тебя, Дан.

Вернувшись к постоялому двору, Хейграст объявил, что до темноты отряд будет двигаться без остановок, поэтому он очень надеется, что все его спутники либо уже перекусили, либо позаботятся, чтобы поесть на ходу.

Обычная предпоходная суета продлилась недолго, всадники поднялись в седла, и, когда отряд углубился в тень лесной чащи, один из двух стражников, а именно Титур, следуя совету нари, достал из холщовой сумки кусок копченой оленины и, не обращая внимания на окружающих, начал с ним расправляться. Швар, который ехал рядом, огорченно покачал головой, но вмешиваться не стал. Видимо, знал, что это бесполезно.

К обеду отряд оставил поселок в полудюжине ли за спиной. Отличная дорога не собиралась превращаться в тропу, и спутники ехали по ней парами. Видимо, дерри содержали ее в надлежащем порядке. Так или нет, но даже и теперь, когда редко какой отряд, не говоря уж об одиночках, отправлялся в путь, она по-прежнему была заботливо очищена от упавших деревьев, и только хвоя шелестела под копытами лошадей. Кстати, Хейграста изрядно обрадовало, когда он обнаружил, что отряд движется почти бесшумно.

Оказавшуюся внушительной кавалькаду возглавляли Хейграст и Линга. Девушка восседала на огромном черном коне, рядом с которым Аен выглядел карликовой лошадкой. Дженга — настоящий банги с быстрыми глазами, крючковатым носом и заботливо укрытым в дорогих одеждах округлым брюшком — с легкостью одолжил коня проводнице. Торговцу уже надоело бессмысленно проводить время в деррском поселке, и он без разговоров согласился на просьбу нари — лишь бы покинуть деррское захолустье. Сразу за Хейграстом следовали Лукус на Упрямце и Эсон. Саш бежал рядом со своей лошадью. В ответ на поднятые брови Хейграста он сказал, что, сидя в седле, не восстановится еще несколько дней. Бежал Саш с трудом, то и дело смахивал пот со лба, но не сдавался, притягивая к себе недоуменные взгляды остальных спутников. На спине Саша мотался удивительный меч. По настоянию Хейграста Лукус затянул ножны холщовой тканью, а рукоять покрыл серым составом. Нари надеялся, что меч сойдет за дешевую поделку не самого умелого кузнеца. Но Дан видел, что взгляд банги не отрывается от меча Саша.

Рядом с Даном ехал молодой священник храма. Он подошел к Хейграсту перед самым отбытием, поклонился, назвал свое имя и попросил разрешения присоединиться к отряду. Хейграст придирчиво осмотрел его старую лошадь, вздохнул и согласился. И теперь, как казалось Дану, не бегущий Саш, а именно эта старательная, но слабая лошадка определяла общую скорость передвижения. Ангес держался в седле уверенно, но на этом его достоинства, по мнению Дана, исчерпывались. Предупредительный взгляд и не сходящая с губ улыбка сразу не понравились мальчишке. Он то и дело поглядывал на полноватую фигуру закутанного в мантию храмовника и с удивлением рассматривал старый имперский меч, закрепленный на боку лошади. Если этот Ангес и с мечом управляется так же, как улыбается, его успеют убить не менее полудюжины раз, пока он поднимет оружие.

За священником и Даном поскрипывала повозка Дженги. Следом ехали охранники торговца Бока и Друор, оказавшиеся выходцами из Империи. В хвосте отряда тряслись на маленьких сварских лошадях Титур и Швар. Причем жующий и сонный Титур почти чертил ногами по опавшей хвое. Хейграст то и дело с досадой оглядывался на растянувшийся по дороге отряд. Вид некоторых спутников, особенно Титура и священника, не поднимал нари настроения. Что касалось Дана, то его больше всех настораживали охранники Дженги. Они ни с кем не разговаривали и тоже не сводили глаз со спины Саша. Едва различимый среди высоких крон Алатель постепенно сползал с зенита, ритм дороги захватывал и убаюкивал, и уже начинало казаться, что отряд давным-давно идет этой дорогой и не было ни путешествия через Мертвые Земли, ни ночлега на утонском постоялом дворе. Только вот посох манки, притороченный белу к боку Упрямца, все время попадался на глаза.