— Ту эники маа![49] — сказал Лукус.

Сашка оперся рукой о дверь, сделал шаг наружу и замер. Это не было сном. Величественный лес раскинулся до горизонта, превращаясь в отдалении в зеленовато-серый, клубящийся огромными кронами туман. Сашка стоял на каменистой площадке, несколько остроконечных скал и обрывистый склон горы отделяли его от растительного великолепия, но даже отсюда он слышал щебетание тысяч птиц, шум ветра, расплетающего тяжелые зеленые пряди, и удивительный запах свежести. В растерянности он оглянулся. За спиной высилась громада горы, уходящая в небо гигантскими ступенями разломов и уступов. На ее фоне жилище Лукуса странным образом исчезало. Оно казалось всего лишь грудой камней, скопившихся после очередного камнепада в узкой расщелине.

Сашка вновь обернулся к лесу, хотел сделать шаг вперед, вдохнуть полной грудью удивительно чистый, чуть влажный воздух, но Лукус прикосновением позвал его. Придерживая на плечах ткань, Сашка последовал за ним. В неприметной расщелине обнаружился родник. Тут же стояли кожаные ведра с водой, скрепленные в горловине деревянными обручами. Сашке показалось, что он по-прежнему слышит бульканье, но на скрывающемся под нависшей скалой зеркале кристально-чистой воды бугорка воспаряющего потока не было. Вместо него из-под скалы тонкой струйкой выбегали воздушные пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Вода достигала края каменной чаши и неслышно сочилась в сторону.

— Маа![50] — Лукус предостерегающе показал на родник и кивнул на ведра, объясняя, что брать воду непосредственно из источника нельзя. Затем протянул руку в сторону разложенных тут же вещей.

Джинсов, рубашки и кроссовок Сашка не увидел. На камнях лежало только белье и серо-зеленая одежда, как на Лукусе. Даже мягкие коричневые сапожки, только значительно большего размера.

— Кесс! Бата! Зет наиварас![51] — сказал Лукус и ушел.

Сашка еще раз оглянулся на лес, подошел к ведрам и опустил в воду ладони. Пальцы дрожали от слабости. Снял повязки. Ран на руках не было. Только узкие розовые полоски тянулись от середины ладоней. Да такие же полосы браслетами охватывали запястья. Как раз в тех местах, где руки были стянуты веревкой. Сколько дней он пролежал в этой хижине?

Сашка пошевелил пальцами, помахал кистями, умылся, с сожалением потрогав колючий подбородок, с содроганием облился холодной водой и стал одеваться. Незнакомое солнце приятно припекало плечи.

И здесь весна, подумал Сашка и спросил себя: где «здесь?»

Одежда оказалась удобной. Она дарила ощущение легкости и тепла одновременно. Борясь со слабостью, Сашка натянул сапожки, сделал несколько шагов, топнул, повозился с завязыванием шнурков на куртке и на поясе и вышел на площадку перед жилищем.

Лукус сидел на коленях, повернувшись лицом в сторону леса. Не открывая глаз, сказал:

— Лон. Зет лон.[52]

Сашка согнул колени и неуклюже опустился на камень. Лукус подождал еще какое-то время, плавно провел перед собой рукой, обозначая открывающийся простор, и сказал:

— Баа-Эрд.[53]

Затем поднял согнутые руки и, показывая ладонями в сторону горы, которая была у него за спиной, добавил:

— Леат-Меру.[54]

Подождав, пока Сашка проникнется важностью момента, указал на светило:

— Алатель![55]

И тут Сашке показалось, что сумасшествие последних дней заканчивается. Он вдохнул полной грудью и, закрыв глаза, прочитал на языке валли строки, которыми начиналась книга и которые, видимо, привели его сюда:

Наступила пауза. Сашка открыл глаза и увидел, что Лукус внимательно смотрит на него.

— Здравствуй, незнакомец! — неуверенно сказал Лукус на языке, который, как думал Сашка, не знает никто. — Я очень плохо говорю на валли. Леганд объяснял мне, что я должен знать этот язык, но… — Лукус поднял правую руку и развел в стороны пальцы, — я не внял его словам. Я не думал, что во всей Эл-Лиа найдется хоть одно существо, для которого этот язык остается родным.

— Где я? — спросил Сашка.

— Ты в Эл-Айране! — торжественно произнес Лукус и спросил в ответ: — Кто ты? Зачем ты пришел сюда? Где Арбан?

Они отправились в путь уже на следующий день, после того как Сашка пришел в себя и, как посчитал Лукус, набрался сил. Сил у Сашки, по его собственному мнению, все еще не было, но он, стиснув зубы, упрямо шагал следом за маленьким проводником, с непроходящим изумлением пытаясь осмыслить все происшедшее с ним.

В первый же день Сашкиного возращения из глубокого обморока, с трудом подбирая слова, хозяин хижины объяснил, что вокруг них простирается земля Эл-Айран мира Эл-Лиа. Подумав, добавил, что отроги старых гор на краю Вечного леса, где находится хижина Арбана и где Сашка после беспамятства открыл глаза, очень далеки и от великой реки Ваны, и даже от снежной вершины Меру-Лиа. Если им и суждено увидеть их, то вряд ли это произойдет скоро. Об Асе[56] Поднебесном Лукус не обмолвился ни словом. Больше он не рассказывал, а спрашивал сам.

Очень скоро стало ясно, что Лукус ждал не Сашку, а того самого Арбана, о котором говорило ужасное существо, подвесившее свою жертву на веревках в горящем доме. Лукус вновь и вновь расспрашивал гостя об обстоятельствах прихода в Эл-Лиа, внимательно рассматривал Сашкины руки, заглядывал в глаза, прислушивался к голосу. Затем сел перед огнем, бросил в пламя горсть земли и запел медленную тихую песню.

— О чем эта песня? — спросил Сашка, когда он закончил.

— Я пел ему, — ответил Лукус.

— Кому? — не понял Сашка.

— Арбану. Я пел прощальную песню воина, — торжественно произнес Лукус. — Чтобы его душа завершила спираль восхождения и вернулась в Эл-Лоон.[57]

— Ты знал его? — спросил Сашка.

— Нет, — ответил Лукус. — Я еще молод. Моих лет только три с половиной дюжины. И он ушел очень давно. Белу[58] не живут так долго.

Сашка прошелся по хижине, осмотрелся.

— Это вещи Арбана? — кивнул он на посуду, немудрящую мебель и засушенные растения.

— Нет, — повел ладонью Лукус. — Ничего не осталось. Арбан покинул хижину более лиги[59] лет назад. Когда мы начали ждать его здесь, пришлось сделать окна, дверь. Каждый что-то вложил в эти стены.

— Кто это «мы»? — не понял Сашка.

— Мои друзья. — Лукус прикрыл глаза веками. — Друзья Леганда.

— Отчего вы думали, что он вернется? — спросил Сашка.

Лукус снова повел ладонью и запел.

— Ты можешь рассказать мне об Арбане? — не отставал Сашка.

Лукус повторил жест.

Сашка вздохнул, помолчал и, подбирая слова, сам стал рассказывать о себе.

— Ты был воином? — спросил с сомнением Лукус.

— Да, — запнулся Сашка. — Я считался воином.