Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Там, под балахоном, Лук увидел отвратительное. Огромные, длинные руки и такие же ноги были аккуратно сложены так, что локти и колени соприкасались где-то в области живота, но за коленями и локтями скрывалось что-то ужасное, черное, нечеловеческое, которое нельзя было даже ненавидеть, как нельзя ненавидеть дикого зверя, который рвет твою плоть, потому что он не человек, а зверь, который всего лишь жрет.

— Нож отдай, — не разгибая ног и рук, сделал шаг вперед Хаппараиджа.

От отвращения Лук закрыл глаза и увидел. Увидел паутину, тонкую паутину, которая не только спутывала его по рукам и по ногам, но и которая тянулась вокруг. Лежала содранным, вымазанным в крови и разодранным в клочья коконом над костями, опутывала некуманза, уходила прочными нитями к рукам, ногам, лицу Хаппараиджи, которое и в самом деле было похоже на лицо, разве только глаза чудовища были провалены внутрь да губы чуть подрагивали, как подрагивает на сковороде мягкая лепешка.

— Нож отдай, — сделал еще один шаг и дохнул на Лука зловонием Хаппараиджа.

И тогда Лук воткнул нож в собственный живот. Он удобно лежал в ладони. Жалко, что упирался в живот не острием, а режущей кромкой, поэтому пришлось изо всех сил напрячься, чтобы выиграть толику свободы, немного, только лишь на толщину пальца, и, уже потом под равнодушный смешок Хаппараиджи, раздирая кожу, выправить нож и вдавить острие в собственный живот.

Рукоять нагрелась мгновенно, но не обожгла, и лезвие не обожгло, хотя Лук ждал боли, огненной боли в животе, боли, которая могла бы унести его с этого луга куда-то далеко, в Пустоту, куда уже отправилась без него Нега. Но вместо огненной боли в животе на нем засаднил глубокий порез, а пламя метнулось по груди, по бокам, опалило волосы и вдруг побежало огненными языками к некуманза, к костям и к Хаппараидже. Чудовище вздрогнуло, затряслось, засвистело, но в следующее мгновение оно уже пылало, и выстрелившие перед ним когти-крюки не достали Лука и втянулись в пламя. А Лук уже выхватил меч и рубил, рубил, рубил стрекочущую мерзость, пока от нее не осталось мокрое грязное пятно с крошевом костей.

— Нега, — застряло имя у Лука в горле.

Он выкопал могилу подальше от сразу вздувшихся трупов некуманза, собрал все, что осталось от сестренки, которая просила не называть ее сестренкой, и воткнул в могилу, стянув их между собой поясным ремнем Неги, копья дикарей. Надел на запястье недавний подарок — браслет — и вышел к тракту, который нашелся в четверти лиги за кустами орешника. На тракте Лук постоял несколько минут, не зная, куда идти — на юг или возвращаться в Зену и искать Харка и Хасми. Решил идти туда, куда понесут ноги, и через какое-то время понял, что стоит перед входом в трактир. В заведении его не узнали. Наверное, он и сам не узнал бы себя. В сверкающем медном чайнике, который стоял на стойке, отразилась худая и изможденная физиономия никак не шестнадцатилетнего подростка, а мужичка, которому было за двадцать, а по пережитому — и за тридцать.

— Семнадцать уже, — прошептал себе под нос Лук. — Семнадцать будет через месяц.

— Я слушаю? — подался вперед трактирщик, рассмотрев меч на поясе Лука.

— Вот. — Лук выудил из-за пазухи ярлык арува, ткнул его в лицо трактирщику, потом показал на окровавленный живот. — Напоролся тут. Недалеко тут. Надо комнату на несколько дней, вино, чем крепче, тем лучше. Стальную иглу, нитку. И еще поесть и попить. И чтобы комната была окном на тракт. И воды. Горячей воды. И холодной тоже.

— Клан Сурна? — с уважением показал на браслет трактирщик.

— Нет, — мотнул головой Лук. — Другой клан. Это подарок жены.

Он выкатил на стойку серебряный и пошел по скрипучей лестнице наверх.

В тесной комнатушке Лук провел больше недели, может быть, две недели. Он потерял счет времени. Нет, он не пил, но чувствовал себя так, словно был пьян. В первый же день он промыл и зашил рану на животе, зачинил и выстирал одежду, а потом только ел и спал. Выходил из комнаты только до отхожего места, возвращался, придвигал к двери топчан и опять ложился спать. Но не засыпал, а словно нырял в холодную темень. Еду приносил приказчик, стучал в дверь, Лук отодвигал топчан, забирал еду, потом выставлял ее обратно вместе с монетой. Однажды Лук услышал за окном шум. Мимо трактира промчалась кавалькада стражи, потом какие-то всадники в дорогих одеждах, затем обыкновенная безрессорная повозка, бултыхающаяся на ухабах, затем снова стражники, в том числе не менее полусотни ловчих с ружьями.

Лук оделся, спустился вниз. Посмотрелся в чайник, увидел там ту же самую физиономию.

— Кто это был? — спросил он трактирщика.

— Воевода, — проворчал старик, но перед постоянным клиентом тут же изогнулся. — Злюсь не оттого, что не заглянули, а что промчались тут перед этим караваном стражники да наказали трактир держать закрытым и никому на дорогу не высовываться. Вот мы и сидели в духоте два часа, пока вся эта дружина мимо проследовала.

— Значит, воевода? — повторил вопрос Лук.

— Он самый, — кивнул старик. — Воевода Квен собственной персоной, тут уж не ошибусь. Когда еще был старшиной ловчих, заглядывал сюда, случалось. Томленных на углях кур очень хвалил. Но теперь ему не до кур. Большую Тулию собирает иша в Хурнае. И есть тому причина. Беда накатила на Хилан, лишился Текан разом и смотрителя, и старшины ловчих. Смотритель уже вроде бы нашелся, но его еще должен рукоположить иша. А насчет старшины ловчих пока, как мне сболтнули, полные непонятки. Ну в Хурнае и разберутся. А ты-то как? Опять наверх или здесь перекусишь?

— Хватит уже спать, — буркнул Лук. — Пора домой. В Хилан. Вдруг меня старшиной ловчих сделают.

— Это вряд ли, — хмыкнул трактирщик. — Молод больно. Сколько тебе? Двадцать? Восемнадцать? Двадцать пять? Ты, конечно, слегка округлился тут у меня за пару недель, но щупловат для старшины ловчих. Тебе роста прибавить с локоть да силенки впятеро, тогда и пробовать. А то ведь и простым ловчим затопчут. Уж на что, говорят, прошлый ловчий был ушлый детина, и то сгинул.

— Все равно пора домой, — упрямо повторил Лук. — Рассчитай.

Через полчаса Лук вышел из трактира и двинулся в сторону Хилана. За орешником свернул налево, постоял у могилы Неги, обнаружил, что и от Хаппараиджи, и от трупов некуманза остались только пятна отравленной земли, обошел трактир лесом и двинулся по тракту на юг.

Глава 22

ДОРОГА

— Два медяка, — предложил селянин.

Повозку тащили две крепкие лошадки, между низких бортов были навалены мешки, какие-то ящики. Возничий имел вид степенного здоровяка, которого как ни поставь, все одно будет казаться, что растет из земли, хоть быка в упряжь вяжи да путы накладывай — не сковырнешь. Волосы селянина были острижены под горшок, из-под носа свисали седые усы.

— Предложить что хочешь или купить что? — безжизненно проговорил Лук.

— Да что у тебя покупать-то? — удивился селянин. — Меч мне без надобности, да и обшарпанный он у тебя какой-то, одежонка у тебя простенькая, да еще на пузе зачиненная. Колпак такой, словно ты месяц на земле спал да подкладывал его то под голову, то под задницу. Хорошо хоть не подтирался им. В сапогах по болоту бродил, да не раз. Или еще чем торгуешь?

— Иду, — ответил Лук. — Иду на юг. К морю.

— Понятно, — кивнул селянин. — Помыться решил в соленой водичке? А родители-то знают?

— А при чем тут родители? — не понял Лук.

— Так тебе, зеленоглазый, годков шестнадцать, не больше, — заметил селянин.

«Так, — равнодушно подумал Лук. — Опять зеленоглазый».

— Ты давно в зеркало-то смотрелся? Нет, оно понятно, всякий юнец бородку или усы на лицо мостит, только пока ты молод, она твой возраст почище кожи твоей молодой да стати выдает. Это разве волос? Пух! Юнец и есть.

«Неужели? — удивился Лук, провел ладонью по подбородку. — Почему же Нега не сказала?»

811
{"b":"856505","o":1}