– Они у тебя прям как благородные девицы наутро после приватного бала с обильной выпивкой, – засмеялся я.

Молас на меня вопросительно посмотрел, а потом, поняв, залихватски заржал. А отсмеявшись, вполне серьезно сказал:

– Торопыга ты, Савва. Не поспешил бы ты с расстрелом Тортфортов, я сейчас бы точно знал, причастны они были к взрыву во дворце или только воспользовались случаем. Теперь качай всех на косвенных…

– Зато теперь, Саем, ты мной людей пугаешь, как деток, которые не хотят вовремя ложиться спать, – хохотнул я невесело. – И они у тебя, такого доброго, сразу раскалываются.

– Откуда знаешь? – ткнул он в мою сторону мундштуком трубки.

– Догадываюсь. Я бы сам так поступал на твоем месте. Игра в доброго и злого полицейского дает намного лучший результат, чем примитивные средневековые пытки, основанные на боли.

«Вот так вот. Я детективов на видаке насмотрелся, а ты нет», – злорадно подумал я и продолжил:

– Так что я на тебя, Саем, не в обиде. Зато уже все на континенте знают, что моему слову нужно верить сразу и не испытывать судьбу.

– Тщеславен ты, братец, как я погляжу. – Молас откровенно надо мной смеялся. – Тортфорты всего лишь исполнители, Савва. А вот кто-то действительно умный сейчас руки потирает от удовольствия, что мы ниточку к нему потеряли от Тортфортов. Эти тайные общества еще…

– А что с тайными обществами не так?

– Всё не так. Тортфорты и другие гвардейцы, поднявшие мятеж, имели в их иерархии очень небольшой градус. Фактически подчиненный. А высшее руководство таким обществом сидит на островах. А вот где их связующее звено? Вопрос… Доигрались аристократы в средневековые ритуалы и обряды.

– Я вижу только один выход, – заявил я. – Все участники тайных обществ должны добровольно уйти в отставку с придворной, гражданской и военной службы.

– И куда их деть прикажешь? – поднял генерал правую бровь.

– Да хотя бы в имения сослать пожизненно. Легче будет приглядывать за ними, кто к кому курьеров шлет.

– А если они не выполнят такой указ императора? Проигнорируют? Ты сам офицер, Савва, и прекрасно понимаешь, что приказ, который не выполнят, отдавать ни в коем случае нельзя.

– Тогда по закону военного времени, – резанул я ребром ладони по горлу. – А тайные общества публично признать работающими на врага и запретить их деятельность на территории империи. Объявить вне закона.

– Что ж, под этим соусом можно будет провести самое сложное – чистку придворного штата, – задумался генерал, выпуская клубы ароматного дыма из трубки. – Я поговорю с Бисером. Заодно эту опереточную имперскую контрразведку пора, как ты говоришь, унасекомить. Только вот беда, людей верных и проверенных у меня на все направления не хватает.

– Я занят авиацией, – торопливо заметил я, а то, чем черт не шутит, кинут меня этой имперской контрразведкой руководить. Оно мне надо? – Брось на нее своих шпионов-школяров.

– Каких школяров?

– Да тех, к примеру, что на станции телефонной сидели и жаловались, что их морды теперь засвечены и для закордонной нелегальной работы они уже не годятся.

– Агентурная разведка силами нелегалов и работа контрразведчика – это разные вещи, Савва, – возразил мне главный разведчик империи.

– Ой, Саем, я тебя умоляю, – возразил я. – Одна и та же поросль кустов по разные стороны железнодорожного полотна. Думаю, что твои «птенчики» намного эффективнее случайных аристократов будут ловить вражеских шпионов. Их, по крайней мере, учили этими шпионами быть.

– Я подумаю, Савва. А пока собирай-ка ты всех своих головорезов, поедем твою милую выручать. Чую, там без силовой операции не обойдется.

Аэросани остановились. Я оторвался от внутреннего анализа нашего разговора в здании столичной контрразведки и вышел на свежий воздух вслед за Моласом, который вынимал из кармана кисет. Все же в салоне сильно пованивало нефтепродуктами. Хреновая изоляция моторного отделения, не умеют еще пока…

– Саем? – позвал я, наблюдая, как головная машина колонны приближается к нам по дороге. Красивое зрелище.

– Что тебе? – откликнулся генерал, прикуривая уже от третьей спички, порывистый ветер их гасил.

– Я все никак не могу вспомнить, где я слышал про этот замок… Роен?

– Ройн, – поправил меня он. – А если голову включить?

Наконец-то ему удалось раскочегарить свой курительный прибор, и он с наслаждением затянулся. Молас выпустил три затяжки в морозный воздух, убедился, что табак в трубке равномерно тлеет, и задал мне очередную загадку:

– Кто у нас барон Ройнверт?

– Не помню, – откровенно ответил я. – Делать мне больше нечего, как разбираться в аристократических родословных.

– Он еще откликается на фамилию Гоч, – дал генерал подсказку.

– Не верю! – вырвалось у меня непроизвольно. Этому рыку позавидовал бы сам купец Алексеев, больше известный широким массам как Станиславский.

– Верить или не верить, Савва, это из области мистики. – Лицо генерала окуталось дымом, как пушечная батарея после залпа. – Я всегда оперирую только фактами и версиями. Я даже в ушедших, пришедших и оставшихся богов не верю. Это все равно что считать себя самого полубогом. Пока на руках мы имеем только тот факт, что инсургенты используют замок Гоча в своих целях. Это факт. Один факт. А одного факта всегда мало, чтобы выстроить рабочую версию. На месте разберемся. – Молас стал вытряхивать свою трубку, стуча ею об каблук. – Может, совсем и не при делах тут наш компаньон. Он же из Будвица не вылезает и ничем, кроме своих железок, не интересуется.

Войсковая колонна уже пролязгала мимо нас, и наши аэросани снова бросились ее догонять.

Унтер-офицер штурмовиков вошел в кабинет, аккуратно закрыв за собой резную дверь, снял пояс с кинжалом и повесил его себе на шею. Встал на одно колено и, склонив голову, повинным голосом произнес:

– Нет мне прощения, вождь. Я случайно убил твою женщину. Вручаю свою жизнь в твои руки.

Я отвлекся от бумаг, поднял на него глаза.

– Веди меня к ней, – не поверил я ему.

Илгэ лежала на большом обеденном столе вся перебинтованная поверх платья. Она была еще в сознании и стонала от боли.

Фельдшер кивнул мне и отошел к окну, пропуская меня к ней.

Я обошел так и не убранный труп гвардейского кирасира, валявшийся на проходе в луже крови, и торопливо схватил руку женщины в свои ладони.

Красивое ее лицо исказила гримаса, и она сказала деревянным голосом:

– Ой, как больно, милый… Знал бы ты, как это больно… Я знала… Я знала, что все так кончится… Но я ни о чем не жалею, мой герой… Ты все же пришел меня спасти, – попробовала она улыбнуться. – Молчи. Не трать драгоценного времени. В моей комнате на третьем этаже малахитовая шкатулка на комоде… ты теперь опекун моего сына. Вырасти его достойным человеком, не Тортфортом… Но пусть он носит эту фамилию.

Последнюю фразу Илгэ произнесла несколько злорадно.

– Обещаю, – твердо сказал я.

– Молчи, – приказала баронесса слабым голосом. – В винном подвале третья от двери слева бочка. Она двойная. В отделении у стены найдешь архив тайного общества, в которое входил мой муж. Теперь все… Прощай, мой герой. Я любила тебя… С первого взгляда в санитарном поезде…

Женщина закрыла глаза. Выдохнула со стоном. Потом резко распахнула ресницы, явив мне блестящие черные глаза, и сказала твердым голосом с резкой злобой:

– Убей моего мужа. Отомсти за меня.

Тело баронессы резко дернулось, из угла красиво очерченных губ потекла тонкая струйка ярко-алой крови, и глаза ее – прекрасные черные глаза, «очи черные, очи жгучие» – остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами, и как бы покрылись легкой дымкой.

Фельдшер подошел неслышно, приложил ладонь к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами с коротко обрезанными широкими ногтями:

– Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла уже… Теперь она на пути ушедших богов.