— Конечно! — тоже солидным голосом заговорила девочка Алена. — В поезде едут, у них же столовой там нет. Вот жалко, звериных самолетов нет. Там хоть завтрак дают. Я летала на самолете, так меня два раза кормили. Им бы так, правда, Сашка?

Девочка Алена прижалась к прутьям клетки и сказала льву:

— Бедненький львушечка, тарапушечка. Я тебе хлеба принесу, масла, мама халвы купит. Хочешь?

Лев не ответил, а Сашка Деревяшкин продолжал рассуждать:

— Возят и возят. Оставили бы у нас, все равно зоопарка нет. Уж мы бы откормили.

— Конечно, — опять солидно, по-взрослому согласилась Алена. — Витаминок бы для аппетита давали, книжки бы им за едой читали. Чтобы лучше ели. Правда ведь?

— Нет, не оставят нам. Видишь надпись: передвижной зверинец. Уж не могут у нас зоопарк сделать. Вот бы здорово было, да?

Пока девочка Алена и Сашка Деревяшкин ели мороженое, ходили по зверинцу, дед Пыхто очнулся на своем крылечке, выскреб из бороды пауков и козявок, трубку спрятал под порог, вскочил и с хрустом потянулся:

— О-ха-ха! Эй, пыхтята! Подать плащ, накомарник и любимую клюку!

Семеро пыхтят бесшумно выскочили из-под крыльца и наперегонки бросились к сараю, где у деда Пыхто был гардероб: на плечиках висели плащи, телогрейки, кацавейки, душегрейки и дюжина разноцветных косовороток. Пыхтята нашли брезентовый дождевик, накомарник с черной, густой сеткой, березовую палку, обливаясь по́том, высунув тоненькие, красные язычки, помогли деду Пыхто одеться.

Он завернулся в плащ, в накомарник затолкал бороду и голову, поверх него нацепил соломенную шляпу и ткнул березовой клюкой в бок Пыхт Пыхтовича.

— Бра-атец Пыхтоша! — тоненько пропел дед Пыхто. — Дом на тебя оставляю! Смотри, чтоб ни крошки не пропало, ни капли не упало.

Пыхт Пыхтович как всегда промолчал, только быстрее зашевелил грязными пальцами босых ног: понял, мол.

— То-то. — Дед Пыхто еще раз ткнул брата клюкой в бок.

— А ну, пыхтята! Смотреть в оба! — Дед Пыхто подбоченился на крыльце, картинно оперся на палку. — Как выгляжу? Хорошо или плохо?

— Хорошо, хорошо! Дальше некуда, — дружно запищали пыхтята.

— То-то. — Дед Пыхто спрыгнул с крыльца и бодро зашагал в город.

Он разыскал девчонку и мальчишку, недавно пробежавших мимо его избушки. Дед Пыхто увидел их возле клетки льва, подкрался к ним, подслушал разговор. «Так, так, так! Зоопарк захотели? Будет у вас зоопарк! Ох, помаетесь, ох, поплачете. — Дед Пыхто подпрыгнул от радости. — Ох и шум будет, ох и гам! А тут уж без меня не обойтись!» Он побежал на почту и сочинил телеграмму: «Африка. Срочно. День и ночь мечтаем о вас, дорогие звери. Приезжайте в Сибирь, милости просим. Ждем не дождемся. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин».

Телеграфистка спросила:

— Куда в Африку-то? Африка большая.

— Куда надо. Куда написано, туда и посылай.

— Дело хозяйское. Не мне бегать адресата искать.

— То-то и оно, что хозяйское. — Дед Пыхто вспотел под накомарником и сдернул его.

— Ах! — вскрикнула телеграфистка, ослепленная его рыжей бородой. — Вы кто?

— Дед Пыхто.

Телеграфистка снова ахнула, сразу села за аппарат и отстучала телеграмму в Африку.

— Ой, дед! Ой, Пыхто! — вскрикивала телеграфистка.

— Бывала у меня? — спросил дед Пыхто.

— Бывала, бывала. Во втором классе училась. На манную кашу до сих пор не гляжу, — телеграфистка нервно захихикала.

— А я только ее и могу есть. Зубов-то не осталось, — грустно вздохнул дед Пыхто, но тут же спохватился. — Но силы еще есть! Есть! Еще обо мне услышите! — Грозно закричал он и вышел вон.

Вскоре телеграмма стала известна в Африке всем слонам, слонявшимся без дела, всем бегемотам, лежавшим в болотах, всем жирафам и жирафшам, лениво и грустно жевавшим, прочему зверю помельче, убегавшему от ружейной картечи, — всему животному миру от озера Чад до Алжира.

На большую поляну, в центре Африки, вышел Главный слон, поднял хобот и протрубил:

— Все сюда! Все сюда!

Было жарко, скучно, аппетита никакого. Звери со всех ног кинулись к большой поляне, надеясь развлечься. Главный слон обратился к ним:

— Друзья мои! Пришла телеграмма из далекой Сибири. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о зоопарке… Одну минуту, простите. Эй, ягуар! Оставь в покое антилопу. Как тебе не стыдно! Друзья мои! Предлагаю пока не есть друг друга, не кусать, не царапать — нам предстоит принять серьезное решение. Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин мечтают о зоопарке в их городе. Я подумал, подумал и вот что придумал: нас рано или поздно всех перебьют, переловят, увезут в разные концы света. Мы все равно покинем Африку. Не лучше ли, друзья мои, самим устроить свою судьбу, а не дожидаться горькой невольнической участи? Давайте соберем пожитки, погрузим их на плот и поплывем в Сибирь. Там о нас мечтают, а значит, жизнь будет сытая и спокойная…

Так говорил Главный слон. Слушая его, звери оживились: в самом деле, как заманчиво сесть на плот и уплыть в неведомую Сибирь, по собственной воле, подобру-поздорову.

И когда Главный слон умолк, раздался дружный крик:

— В Сибирь, в Сибирь? В серебряную ширь!

Начали строить плот: слоны таскали громадные толстые бревна, обезьяны перевязывали их лианами, дикобразы шили парус из пальмовых листьев.

И вот плот закачался у берега. На него спрыгнули два тяжелых бегемота и стали кататься по бревнам, прыгать топать — проверяли плот на прочность. Бревна выдержали, лианы не порвались — можно плыть.

По старинному обычаю звери присели на дорожку — кто на пенек, кто просто на траву, обезьяны замерли на ветвях деревьев. Помолчали. Первым встал Главный слон и сказал:

— С богом! Тронулись!

Быстро погрузились на плот, специальными петлями укрепили парус между шеями двух молодых, сильных жирафов, и тотчас же подул попутный ветерок. Он высушил прощальные слезы на звериных мордах и погнал плот в открытый океан.

— Прощай, Африка! Прощай, родная земля! — кричали звери и махали белыми платочками пустому, желтому берегу.

Не уехал один лишь ленивец, потому что спал на дереве и не видел, как плот отчаливал.

Главный слон, набрав в легкие побольше воздуха, протрубил прощальную речь:

— Все! Поплыли мы. По морям, по волнам — нынче здесь, завтра там. Будь здорова, Африка!

В это время проснулся ленивец, протер глаза и заплакал: он остался один-одинешенек на все джунгли.

Много дней и ночей плыли звери. Иногда плот обгоняли корабли, а иногда попадались навстречу. Пассажиры на палубах и матросы курили папиросы, но, увидев зверей посреди океана, немедленно выбрасывали окурки за борт и протирали глаза: не снится ли им этот плавучий зоопарк?

— Эй, звери добрые! Далеко ли путь держите? — кричали с кораблей.

— В Сибирь. Куда же еще? — с достоинством отвечал Главный слон.

— Что делать там собираетесь?

— Жить-поживать да добра наживать.

— Там же холодно! Замерзнете, околеете. Опомнитесь, звери!

— Ничего, перезимуем! — сердито отвечал Главный слон.

После встреч в океане звери приставали к нему.

— Как это замерзнем?

— Как это околеем?

— Что такое «холодно»?

Главный слон чесал хоботом в затылке и устало говорил:

— А я откуда знаю? Будто я там был!

Лев, измученный морской болезнью, не евший и не пивший ровно десять дней, мрачно заметил:

— Возможно, «околеете» — какое-нибудь сибирское чудовище. Но я готов сражаться с сотней «околеете» — только бы ступить на твердую землю.

Весело и оглушительно запричитали попугаи:

— Околеем, околеем, а потом повеселеем!

Главный слон цыкнул на них и посадил на спину мартышку, которая давно уже порывалась что-то сказать. Она с трудом отвернула слоновье ухо:

— Я вспомнила, вспомнила! Моя мама была путешественницей, она была во всех зоопарках мира! Но у нее был очень неуживчивый характер, попросту говоря, моя мама была очень вредная мартышка, и даже мы, ее дети, понимали это…