— Бежим, паря Ваней, летим. Мчимся, несемся. Они же все зимовья разорят! По этой тропе еще одно есть — давай прямо туда. Может, успеем.

Но и следующее зимовье было разгромлено. Вдобавок еще окно выбито, и как бы в насмешку привязана была к раме пустая бутылка из-под лимонада.

— Вот же хулиганы! — вытирал пот паря Михей. — Тебе не жарко?

— В самый раз.

Они бежали теперь не по тропе, а напрямик через лиственничный бор, по жестяной, оливково-красной кашкаре — догоняли Главного медведя со зверями.

Паря Ваней спросил:

— Одного я никак не пойму: зачем окна-то бить и безобразничать? Ну, посидели бы, поели бы свою халву, чайком запили или лимонадом. Так нет, надо еще безобразие учинить.

Догнали Главного медведя, рассказали, что видели, о чем догадываются и что надумали.

— Ну, поймаем, а дальше что? Что мы с ними сделаем? — Главный медведь хмыкнул. — Какие-то странные ребята. Халва, лимонад — и разбой.

— Михал Иваныч, давайте сначала поймаем, — вежливо заметил паря Ваней. — А там видно будет.

— Резонно. Будь по-вашему.

До ночи проверили еще два зимовья — и в том и в другом любители халвы и лимонада нахулиганили.

Оставалось проверить последнюю избушку на краю дальнего болота.

— Подождем, — сказал Главный медведь, когда сквозь деревья завиднелось зимовье и дымок над трубой. — Теперь никуда не денутся. Пусть разнежатся, разморятся, а мы их тут, лимонадных витязей, и схватим.

Взошел остренький месяц, заблестели, засеребрились окна луж и промоин на болоте, натянуло на зверей запах жилья и ночного покоя.

— Только осторожней надо. У них ружье есть, — вспомнил паря Михей. — У сказочника украли. Мы еще орехи ему помогали собирать.

— А у одного еще и крылья, — сказал паря Ваней. Подумав, добавил: — Вдруг не они в зимовье, а простые охотники?

— Они, — лениво сказал Главный медведь. Он развалился на траве и слегка придремывал. — Простых мы всех видели, а браконьеров больше нету. Они.

Часа через два поднялись, бесшумно окружили зимовье. Главный медведь распорядился:

— Кто-нибудь колодиной окно привали. Чтоб не выпрыгнул. А я дверь сниму. Если стрелять будут, увернусь. Я привычный.

Он одним рывком высадил дверь, отставил в сторону. Послышался испуганный визгливый голос:

— Кто тут балует?! Эй, отойди, стрелять буду!

Нутро избушки осветилось красной вспышкой, и грянул выстрел.

Главный медведь рассмеялся:

— У него дробь-то утиная. Ну, попались, голубчики! — Медведь шагнул в избушку и вытащил заспанного, жиденько трясущегося деда Пыхто в ночном колпаке. — Больше там никого нет.

— В трубу, наверно, залез. Было уже так, — сказал паря Ваней. Он схватил шест и бросился в избушку, а паря Михей мгновенно забрался на крышу, склонился над трубой.

— Пусто. Куда же он делся?

Дед Пыхто, связанный по рукам и ногам, наконец сообразил, что произошло.

— Аспид зеленокрылый! — плачущим голоском затянул он. — Прокараулил. Теперь начнется, закружится карусель. Лимохал! Дьяволова душа!

— Что, что, Пыхтуша?! Опять ругаешься. Я такой сладкий сон видел, и вдруг — ругань. — Лимохал сидел на сосне, на широком, разлапистом суку. Он всмотрелся, увидел, что дед Пыхто связан, что под сосной сидят звери. Лимохал встал на суку, похлопал крыльями.

— Ого-го, Пыхтоша. Дело-то керосином пахнет. Ну, прощай, старик. Признаться, надоел ты мне. Ругаешься, ешь много. Прощай, не поминай лихом.

— Долго прощаешься, — вдруг захихикал дед Пыхто. Пока Лимохал говорил, обезьяны подобрались к нему и навалились всей оравой, враз заверещав, загукав.

Дед Пыхто тоже хохотал.

— Лимохалушко! Нас ведь водой не разольешь. По гроб не разлучимся. Посмотрю теперь, как ты жизни-то станешь радоваться.

Раздался бас Главного медведя:

— Крылья ему связали? Ну, хорошо. Айда в город.

Деда Пыхто и Лимохала посадили в телегу, спинами друг к другу, запрягли в телегу резвого молодого медведя и поехали. После каждой ямы дед Пыхто плевался и яростно шипел:

— Ты потолкайся, потолкайся, дьявол!

У въезда в город стоял столб с вывеской. На ней золотыми буквами было написано: «Первый в мире добровольный зоопарк». Возле этого столба встречали зверей Главный человек, ребята и прочее население. Играл духовой оркестр пожарников.

Главный человек поднял руку — оркестр умолк.

— Дорогие друзья! Младшие наши братья, звери! Город никогда не забудет вашей удивительной, неоценимой помощи. В окрестных лесах не осталось ни одного браконьера — все разоблачены и наказаны. Конечно, мы сознаем, что пойманные в лесу браконьеры живут теперь и городе и, может быть, мечтают свои дурные склонности применить в городской жизни. Но мы им этого не позволим. Главное, что тайга теперь свободна от разбоя. Чиста и прекрасна. Слава вам, дорогие звери!

Грянул оркестр, вертолет разбрасывал над толпой карамельки и леденцы.

Главный человек снова поднял руку.

— Мы хотели увековечить ваш подвиг еще одной вывеской у въезда в город. Но это чрезвычайно бы затруднило движение на главной дороге. И в честь ваших трудов я отдал распоряжение: вычеркнуть из всех словарей слово «браконьер». Были люди, которые добавляли слова в энциклопедии и словари, но никого не было, кто бы вычеркивал. — Главный человек захлопал в ладоши, и его дружно поддержали.

Ответную благодарственную речь держал Главный медведь.

— Спасибо и на том, дорогой Иван Иваныч! Я, конечно, куплю несколько штук словарей и всем буду показывать, что нет там теперь этого проклятого слова. Может быть, вот здесь последние мошенники на свете. — Главный медведь знаком велел откинуть брезент с телеги, которым укрыли деда Пыхто и Лимохала перед самым городом.

Толпа угрюмо загудела, раздались выкрики:

— Вот они! Попались!

— Да, вот они, — продолжал Главный медведь. — Ребятишек мучили, на чужое зарились. Право слово, как тати ночные. Что с ними делать будем?

— Судить! — сказал Главный человек.

Толпа дружно и грозно подхватила:

— Суди-и-ить!

Суд состоялся в городском саду, при стечении народа, и поэтому назывался открыто показательным. В судьи попали Главный человек, Главный медведь, Главный слон и Сашка Деревяшкин. Когда его выбирали, паря Михей сказал: «А ты, Сашка, будешь ребячьим заседателем».

Потапыч и тигр Кеша привели подсудимых. Рыжая борода деда Пыхто так весело и ярко блестела, что всем показалось: дед доволен, спокоен и в ус себе не дует. Лимохал, напротив, еще больше позеленел, съежился, все время кутался в свой дырявый черный плащишко, будто мерз и никак не мог согреться.

— Ну-с, начнем, — сказал Главный человек, — Кто имеет слово? — Он снял очки, протер их.

Подал голос Сашка Деревяшкин:

— Давайте спросим, как они дожили до жизни такой? Как стали мучителями и разбойниками?

— Можно, — одобрительно пробасил Главный медведь. Главный человек молча кивнул.

Дед Пыхто встал, оправил косовороточку, сапожки подтянул — вроде как плясать собрался.

Он плаксиво сморщился и ткнул сухонькой ручкой в сторону Лимохала:

— Этот злодей кругом виноват! Из-за него все. Сбил меня с толку, втянул в воровство это, в мучительство. Не он, так жил бы я припеваючи да добра наживаючи. Ух, кулаки бы об него обломал! — Дед Пыхто погрозил Лимохалу. Тот и ухом зеленым не повел. В зале засмеялись, кто-то крикнул:

— В детсад старичка надо сдать!

Засмеялись все судьи, кроме Главного человека. Он только улыбнулся.

— Ладно, граждане. Все я вам расскажу. — Дед Пыхто подошел поближе к первым стульям. — Давно это было. Растил я внуков, души в них не чаял. Попросят, бывало, дедушка, голубчик, сделай нам свисток, я сразу же бежал в лес. Срежу орешину или рябиновую ветку — из них хорошие свистульки выходили. Свистите на здоровье, милые внучата. Вот как я их любил. В школу провожал, из школы встречал. Не поверите, вязать выучился. Варежки им, носки вяжу, пока они в школе-то. Уж как я их нежил! Как боялся за них! Вырастил, выходил. Думал, дни-то остатние свои то у одного буду коротать, то у другого. Разъехались внучата, разлетелись орлы.