— А простят?

— Посмотрим.

Дверь открыл Степан Федорович. Удивленно поднял брови, снял очки, обернувшись, покричал в комнаты:

— Маша, Маша! Иди скорей! Телефонный разбойник явился!

А у Сашки отнялся язык. Он открывал рот, хватал воздух и опять закрывал. На щеках проступили бледно-красные пятна. Паря Михей толкнул его в бок: что же, мол, ты? Сашка неожиданно пискляво, заикаясь, сказал:

— Мне стыдно, что я вас мучил, — и опять проглотил язык, и уж снова никак не мог заговорить.

Паря Михей солидно покашлял в кулак:

— Значит, извиняется он. Измучился парнишка от стыда.

У Сашки Деревяшкина прорезался наконец голос:

— Извините, пожалуйста!

— Да уж ладно…

А паря Ваней провожал девочку Алену. Оба вздыхали и молчали. Наконец девочка Алена не выдержала:

— Паря Ваней! Посоветуй что-нибудь, помоги.

— Охо-хо, Алена. Какой из меня советчик. Я же иду для поддержки. Чтобы не так страшно было возвращаться. Из любого вранья один выход: сказать правду. Что же еще придумаешь?

Чем ближе подходили к дому, тем чаще девочка Алена вздыхала, прикладывала скомканный платочек к глазам. Слоненку стало жалко ее:

— Давай по мороженке съедим. Охладимся. А потом уж к тебе поднимемся.

Алена, всхлипывая, согласилась. Постояли на углу, под тополем, досуха выскребли стаканчики, еще постояли. Алена предложила:

— Может, еще по мороженке?

— Хватит, Алена. Осипнешь. Как тогда извинишься?

— Да-да. — Алена пошла к подъезду.

Дома за круглым столом сидели папа, мама и учительница Ольга Михайловна. Девочка Алена встала у порога как вкопанная, глаза вытаращила. Слоненок снял картуз, молча поклонился. Папа встал из-за стола, пошел к порогу, распахнув объятия:

— Вот и наша именинница! Заждались — уж пироги остыли. Поздравляю, доченька! Ты единственная в мире девочка, досрочно прожившая год!

Алена упала на пол, слоненок даже не успел подхватить ее. Мама и Ольга Михайловна ахнули. Папа бросился поднимать, но Алена быстро-быстро поползла и уползла под кровать. Папа нагнулся, приподнял покрывало:

— Доченька, что с тобой?

— Не вылезу, никогда не вылезу. Стыдно! До конца дней здесь просижу. Так мне и надо, противной.

Папа встал, развел руками, мама и Ольга Михайловна пожали плечами. А паря Ваней не растерялся и не удивился:

— Гм, гм. Извиняюсь. Вот у меня завтра действительно день рождения. Именины, так сказать. Прошу отпустить завтра Алену. Смотрите, как она раскаивается. Отпустите? Прекрасно. Алена, придешь?

Алена не ответила. Она горько плакала под кроватью.

— Придет, придет, — поспешно сказала мама и тоже полезла под кровать успокаивать дочку. А за мамой полезла под кровать и Ольга Михайловна успокаивать любимую ученицу. А папа в растерянности топтался возле и смущенно улыбался слоненку.

Вечером, когда медвежонок и слоненок встретились, паря Ваней сказал:

— Помнишь, ты обещал мне день рождения, как только вернемся из тайги и начнем новую жизнь? То есть когда начнем всем помогать?

— Помню.

— Так вот, у меня завтра день рождения. Приглашаю.

— Что ты говоришь?! А у меня и подарка нет. Как же я с пустыми-то руками?

— Паря Михей! Не говори глупостей. Я тебя и так люблю.

— Смотри-ка ты.

Снова скрипели в городском саду карусели, качели, снова взлетали в воздух серпантин и конфетти. Родился паря Ваней. Паря Ваней посреди танцевальной площадки принимал подарки.

Сашка Деревяшкин подарил губную гармошку:

— Рожок ты забросил, а зря. Я подрасту, а ты пока «Барыню» и «Подгорную» выучишь.

Вова Митрин преподнес огромный леденцовый банан:

— Я заметил, как ты петуха-то облизывал. Любишь леденцы? — смущаясь, добавил: — Я ведь сам банан-то приготовил. Страсть люблю стряпать. Мы с Катей уже договорились: она в повара пойдет, а я — в кондитеры.

Муля-выбражуля отдала слоненку свои вишенки, можно сказать, от сердца оторвала:

— Это самые модные в городе. Глупости, что слонам нельзя носить вишенки. Может быть, только слонам и надо носить. Я просто завидовать буду твоим чудесным вишенкам.

Девочка Настя подарила глобус.

— Вот это твоя Африка, — она крутила глобус. — Ты, наверное, скучаешь по ней? Теперь будешь смотреть. Хотя, если серьезно вдуматься, скучать некогда, и нехорошо скучать.

Алена принесла расшитый бисером чехольчик и надела на хвост слоненку.

— Поздравляю. Я все запомнила. Не надо крутить хвостиком. Спасибо тебе, паря Ваней.

Слоненок всем чинно, низко кланялся. После всех подошел паря Михей и вытащил из-за пазухи позднюю синенькую ромашку:

— Держи, паря. От всей души.

Слоненок крепко-крепко обнял медвежонка. Они расцеловались. Потом все прошли к длинному столу, поставленному в рябиновой аллее. Сели чай пить. Загалдели, насмеялись, запели. Лишь именинник сидел грустный и ни к чему не прикасался. Паря Михей спросил:

— Ты чего как мышь на крупу дуешься?

— Жаль, что в такой день рядом нет папы с мамой…

— Но зато рядом с тобой друг… — Медвежонок вдруг закричал. — Ау! Сюда! Он ждет вас, ждет!

В аллее раздался тяжелый топот — бежала, задыхаясь, мама слониха и, сдерживая себя, тоже чуть ли не бежал пака Главный слон.

— Сыночек, сынулечка! — слезно затрубила мама слониха. — Ты нашелся, моя крошка, — и тяжело, крепко обняла слоненка. — Я не поверила, когда пришел твой друг и сказал, что у тебя день рождения. Представь, я не могла вспомнить, когда ты родился. Ведь никогда не знаешь, что надо запомнить в этой жизни, что не надо. Дай я тебя обниму! Му! Миленький!

— Будет, будет лизаться-то, — добродушно заворчал Главный слон. — Здорово, сын. Поздравляю. Рад, что у тебя такой верный и преданный друг. Я вчера расспросил его, как вы жили. Ты — достойный сын достойного отца.

Маму слониху и Главного слона усадили пить чай. Слониха не ела, не пила, а затуманенными глазами смотрела и не могла насмотреться на дорогого сыночка.

А папа Главный слон негромко говорил медвежонку и слоненку:

— Получил весть от Главного медведя. Просит незамедлительно быть. На каком-то совете. Что это за совет?

— Все звери собираются на большой поляне, и Главный медведь учит, как надо жить.

— Ну, меня, положим, этому не надо учить. Сам кого хочешь научу. Но взаимопонимание должно быть. Так я мыслю. И вас с собой возьму. Ну и сопровождающих лиц, конечно.

Паря Михей и паря Ваней согласно кивали и уплетали пирожки с картошкой, луком и грибами.

День рождения незаметно перетек в вечер рождения. Потом в ночь, а с наступлением утра день рождения стал вчерашним днем.

В конце сентября на Большой таежной поляне, окруженной старыми елями, Главный медведь собрал совет.

Он уселся на матером мшистом пне.

В лапах держал высокий березовый шест, а на шесте сидела сорока Маня.

— Такое дело, ребята. Собрал вас потолковать кое о чем… — Главный медведь поднес к глазам листок бумаги, по которому читал, долго, напряженно вглядывался. — Ну, и слов же мне крот-писарь навставлял. — Он отбросил листок, пристукнул оземь березовым шестом — сорока Маня подпрыгнула, замолотив крыльями, вновь угнездилась на нем. — Не могу по бумажке! Внимание, граждане звери. Значит, из-за чего сегодняшний сыр-бор разгорелся? А из-за того, что хуже пожара разоряют тайгу всякие нечестные люди. Ягоде поспеть не дают, рвут зеленую. Птица на крыло не успеет встать, а за ней уже гоняются… Те же пожары. Как жить будем, ребята?

— У-ух! Ужасу какого нагнал! — ухнул филин, сидевший на ели. — Прямо хоть на Луну переселяйся.

— Э-э, темнота кромешная. Только ночью и видишь, да и то не дальше своего носа.

Главный медведь походил, поворчал, снова сел на пень.

— Бороться надо!

— А как?