Несмотря на кризис, который переживает сегодня экуменическое движение, и на то, что само слово «экуменизм» стало предосудительным, особенно в некоторых православных странах, стремление к единству по-прежнему является долгом всех христиан и всех Церквей, если они придают должное значение молитве Христа к Богу Отцу о единстве Его последователей; от этого единства, по словам Самого Христа, зависит действенность проповеди: «Не о них же только молю [то есть об апостолах, Дж. Г.], но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин 17, 20-21).

Верная собственным догматическим убеждениям, Армянская церковь ревностно защищает свою административную автономию и свои традиции, но не забывает об этом стремлении ко все более полному и видимому единству Вселенской церкви. Уже Нерсесу Шнорали в далеком XII веке было ясно, что различные догматические формулировки могут в действительности иметь один и тот же вероучительный смысл; также было ясно и то, что единство не означает ни единообразия обрядов или традиций, ни абсолютного совпадения церковной дисциплины.

Армянская церковь имеет ценный опыт некоторого плюрализма богословских мнений в рамках одной конфессии. Как подчеркивает большинство современных церковных историков, некоторые прохалкидонские настроения существовали в Армянской церкви не только в киликийскую эпоху, но и вплоть до начала XIX века.

Достаточно часто, особенно в диаспоре, бывают случаи, когда в одной семье одни принадлежат к Армянской Апостольской церкви, а другие — к Католической. Окончательное отделение армян-прохалкидонитов от национальной Церкви произошло только на рубеже XVIII и XIX веков, когда Рим основал армянский католический патриархат Бзоммара в Ливане, а затем армянский католический престол в Константинополе.

Эволюция структуры Армянской церкви, вызванная перипетиями различных эпох, — в том числе возникновение и закат нескольких католикосатов в соответствии с конкретной необходимостью осуществления пастырской деятельности в определенный исторический период — также показывает ее способность адаптироваться к обстоятельствам, не теряя из виду основного, то есть единства Церкви вокруг ее главного иерарха — Католикоса Всех Армян.

Безусловно, структура Армянской церкви, при которой наряду с высшим авторитетом католикоса большое значение придается патриаршим престолам, является более сложной, чем простое пирамидальное устройство Церкви с ярко выраженным подчинением ее главе. Синодальность ни в одной Церкви не обходится без проблем. Так и отношения между католикосатом в Эчмиадзине и престолом Великого Дома Киликии нуждаются в прояснении, особенно когда речь идет о тех странах, где существуют две параллельные армянские иерархии.

Сегодня, через 1700 лет после крещения Армении, перед Армянской церковью стоят и другие проблемы. Десятилетия коммунистического режима оставили после себя тяжелое наследие, от которого удастся избавиться только по прошествии многих лет. Отсутствие по-настоящему действующих церковных структур, таких как приходы и епархии, почти полное прекращение монашеской жизни заставляют начинать с нуля, и многое в этом направлении уже сделано. Остается надеяться, что возрождение монашества будет постепенным и Армянская церковь не будет искусственно ускорять открытие монастырей, предварительно не подготовив должным образом будущих монахов, и не повторит тем самым ошибок других Церквей, выживших в урагане советской эпохи, ошибок, которые привели к катастрофическим последствиям. Монашескую жизнь нельзя импровизировать, она требует подготовки и постепенного возрождения своих традиций.

Окончание советской эпохи должно и в Армянской церкви привести к изменению сознания людей в том, что касается нравственности, ответственности и самого чувства принадлежности к Церкви. Церковь — не партия и не профсоюз, и воцерковление должно означать преображение жизни, следование определенным этическим принципам, активную деятельность внутри живой общины, участие в литургии и в церковных таинствах.

В этом смысле близость между национальным и религиозным чувством может также оказаться палкой о двух концах. Как мы уже видели, для армян национальное самосознание в некоторой степени приравнивается к религиозной принадлежности; и все же, быть христианином не означает только принадлежать к тому или иному народу или к какой-либо христианской культуре. Христианство — это конкретный образ жизни, требующий подлинных нравственных и духовных усилий, постоянного внутреннего подвига.

Помимо этого, сегодня Армянской церкви приходится делать серьезные шаги, чтобы решительней идти навстречу народу. Она является самой древней национальной Церковью в мире. За 1700 лет своего существования она не только стала источником, которым всегда питалась армянская культура, но и силой, которая оберегала и защищала ее от бедствий в ходе истории. Открывая перед народом пути спасения, направляя его, Армянская церковь выполняет свое главное служение, общее с другими Церквами. Наряду с этим она также является хранительницей духовного наследия Армении и ее культурного богатства. Однако эта «дополнительная роль» Церкви никоим образом не должна подменять собой первую или препятствовать ее осуществлению. Миссия Церкви заключается прежде всего в том, чтобы провозглашать своим современникам Благую Весть доступным для них образом и создавать ту среду, в которой могла бы возрастать их любовь к Богу и к людям.

Обряд Армянской церкви подвергался различным влияниям — как византийскому, так и латинскому. Но в основе своей он остался неизменным со времени христианизации Армении. Даже язык, до сей поры используемый во время литургии, — грабар — в основном такой же, каким был еще в V веке, когда его зафиксировал Месроп Маштоц. Как уже было сказано, в те времена изобретение национального алфавита, а затем перевод Библии и литургических текстов на армянский язык сыграли чрезвычайно важную роль в укоренении новой веры. После принятия Арменией христианства в течение еще целого века богослужение совершалось на сирийском или греческом языках, но в V веке неожиданно для народа «Бог заговорил по-армянски».

Однако сегодня грабар совершенно не понятен ни западным, ни восточным армянам. Как это ни парадоксально, он может выступить в роли сирийского и греческого, которые в свое время затрудняли распространение христианства в Армении. Следовательно, назрела необходимость постепенного перехода к современному языку. В диаспоре положение еще более сложное, поскольку во многих странах новые поколения армян не знают даже современного армянского языка. Поэтому в некоторых общинах диаспоры изыскиваются возможности совершения богослужения, хотя бы частично, на языке страны проживания.

Разумеется, это создает серьезную дилемму: если Церковь в диаспоре откажется и от современного армянского языка, то сама национальная идентичность армян, живущих вдали от исторической родины, будет поставлена под угрозу исчезновения. С другой стороны, если она не будет использовать хотя бы частично языки тех стран, где они проживают, эти армяне могут потерять связь с родной Церковью.

Итак, одна из проблем, стоящих перед Армянской церковью сейчас, по прошествии 1700 лет после крещения нации, — это проведение такой реформы, которая сделала бы литургию понятной народу. Но при этом не должно быть утеряно ни великое культурное наследие грабара, ни чувство принадлежности армян диаспоры к своему народу. Церковь, которая и сегодня продолжает поддерживать национальное самосознание армянского народа, выполнять роль хранительницы ее духовных традиций, должна глубоко и ответственно подойти к решению этих проблем.

Слово «хранительница» ни в коем случае не следует понимать в «музейном» смысле. Именно это и входило в намерения коммунистов: превратить Церковь в этнографический музей. Но Церковь не имеет права просто «законсервировать» культуру: «хранить» подразумевает не пассивный, но активный подход к объекту хранения. Это значит мужественно и разумно, предприимчиво и великодушно защищать свою веру, национальное самосознание и культуру.