Габриэль отстраняется и вопросительно суживает глаза.
— Это?
— Это… ну… — надуваю щеки и тяжело вздыхаю. «Давай, Ливия, хватит трусить, речь о естественных процессах организма». — Гости.
Нефриты превращаются в щелочки, голос становится вкрадчивым:
— Гости…
— То, что бывает раз в месяц, — тихо проговариваю, сверля в сером полу дыру.
Хватка ослабевает, а я слежу за изменившимся в лице Габриэлем. Недоумение сменяет понимание, глаза скользят по моему телу, замирают в районе живота. Тяну за край футболки, доходящей до середины бедра, и встречаю потемневший взгляд. Кажется, он сейчас что-то сломает или взлетит, как ядерная ракета в космос. Да, я знаю, что это неприятно (еще и больно!), но я не вызываю их, когда захочу!
— Раз в месяц, — цедит сквозь зубы парень и через секунду выдает такой трехэтажный мат, что от неожиданности я вздрагиваю. — То есть этот гребаный раз настал именно сегодня?!
— Именно сегодня, — еле слышно бормочу. Кулак Лавлеса рассекает воздух и встречается со стеной. Психованный!
— Да что с тобой не так, Осборн?! — взрывается он. Мои глаза округляются, видя, как на его вспотевшей шее вздуваются от напряжения вены.
— Ч-что? — непонимающе сдвигаю брови.
Габриэль отходит на несколько шагов, запуская пальцы в волосы, и взлохмачивает их. Повторяю несколько раз себе не смотреть вниз и пялюсь на его широкую загоревшую спину, все больше мрачнея. Да я, собственно, в чем виновата?!
— Что со мной не так? — взбешенно произношу. — Ну, прости, что я родилась девушкой!
Лавлес резко разворачивается и собирается ляпнуть явно что-то оскорбительное, но затем берет себя в руки и проводит ладонью по лицу.
— Почему именно с тобой случается какая-то хрень?
— Я этот вопрос задаю двадцать два года, представь себе!
- *баные единороги, всемирный, блять, потоп, отключка от бокала вина… — перечисляет все косяки озабоченный маньяк.
— Да, спасибо, что память освежил, — киваю головой, хмурясь и встречая рассерженный взгляд Габриэля.
— Ты просто везунчик по жизни, Осборн! Голуби ведь к счастью срут, но тот насрал еще на наши отношения, чтобы вечно что-то мешало.
Я открываю удивленно рот, цепляясь за слово «отношения», и давлю улыбку.
— Конечно, во всем виновата птица, — фыркаю и сжимаю плотно губы, чтобы не расхохотаться.
Злость из малахитовых глаз уходит, теперь там пляшут смешинки, на лице расплывается хитрая улыбка и помещение заполняет искренний смех. Он преодолевает небольшое расстояние и заключает в объятия, отчего я ойкаю и морщусь.
— Больно?
— Не самые приятные ощущения, — смущенно говорю, утыкаясь носом в теплую кожу, и покрываюсь мурашками.
— Если бы спросила разрешение и не открывала раньше времени шлюзы, сейчас бы получала удовольствие, — насмешливо произносит Габриэль, кладет подбородок на макушку и вздыхает. — Маленькая садистка.
Это я-то садистка?! Кто бы говорил!
— В следующий раз обязательно спрошу, сэ-э-эр, — язвлю и беззвучно смеюсь, растягивая слова.
Ну и безумный денек. Что только не было: гонка от папарацци, совместная готовка (хотя Лавлес только отвлекал), тихий ужин на веранде с бокалом вина в компании океана, луны и природы, откровенный разговор по душам… признание Габриэля, медляк под What Love Can Be и перепалка. Из крайности в крайность — с горячими гитаристами не заскучаешь!
— Чего ожидать в следующий раз, Осборн? Падение астероидов? Метеоритного или кислотного дождя? Глобального похолодания? — Габриэль лежит, подложив одну руку под голову, вторая покоится на моем ноющем животе. Должна признать, что его нежные поглаживания успокаивают невыносимую боль. И вовсе он не волшебник! И пальцы у него не чудодейственные! Он обычный озабоченный нахал!
— Ты теперь меня по фамилии звать будешь?
— Почему нет? Мое давнее прозвище Оззи, твоя фамилия Осборн. Оззи Осборн мой кумир, как круто выходит, м? — тихо рассуждает парень, делая кругообразные движения ладонью.
— Ага, — зеваю и закрываю глаза, почти засыпая под ласковые касания.
— Лив, — шепчет соблазнительно маньяк, и волоски на затылки встают дыбом от легких поцелуев за ухом. Не к добру это. — Месячные ведь не проблема.
— Что? — вырывается ошарашенный писк. Проворные пальцы оказываются на моей заднице, к которой он прижимается, упираясь кое-чем.
— Я не против во всем быть первооткрывателем. Почетное звание вообще-то, — слышу обольстительные нотки и ни капельки не сомневаюсь, что он говорит на полном серьезе. Ударяю по пальцам и шиплю:
— Какой же ты извращенец!
— А когда…
Но я не даю ему закончить и обрываю на полуслове:
— В следующей жизни!
— Злючка, — «обижено» мурлыкает Лавлес.
— Похотливый зверь.
— Soith (с ирл. Сучка), — не остается в долгу. Он же у нас чайники любит кипятить! Но чайники не долговечные!
— Сretin (ну, тут не надо переводить, я думаю, но это слово «кретин» на ирландском).
Лавлес издает хрюкающий звук и беззвучно смеется.
— Учишь ирландский, моя монашка? О нет, ты же согрешила уже и не попадешь в рай. Рeacach (с ирл. Грешница).
Пыхчу и пытаюсь успокоиться, чтобы не убить этого… кретина! Или крови прибавится. И чем заканчивается наш день? От романтики и слез не осталось следа! Трогательный и трепетный вечер превратился в «зону боевых действий»! Потому что этот засранец любитель злить, а я, глупая Ливия, не могу закрыть рот, промолчать, не давать ему повода насмехаться и шутить! Ах да, еще «веселые дни», чтоб их!
— Придется тебя терпеть, — продолжает издевательским тоном Лавлес, — всплеск гормонов на эмоциональном фоне, перепады настроения… может, накинешься на меня? Я так-то не против.
— Может, ты уже заткнешься? — сержусь и скидываю его шуструю лапу с бедра.
— Жаль, очень жаль, — расстроено бормочет Лавлес. — Какая зануда целомудренная мне попалась.
Я задыхаюсь от негодования и превращаюсь в насупленного ежа. Вот козел!
— Какую заслужил! — злобно кидаю и накрываюсь легким одеялом, смыкая глаза. Пусть катится!
Габриэль молчит, я стараюсь призвать Морфея и попасть в его царство, но Морфей или в отпуске, или не приходит к неудачникам, как я. Склоняюсь все же ко второму варианту, даже воображая, что он мне говорит: «Увольте, мисс, но таких обходим стороной».
— Я не заслужил тебя, Ливия, — неожиданно шепчет в затылок Габриэль и бережно обнимает, прижимаясь губами к волосам. Затаиваю дыхание, придумывая какие-то колкости, но ничего не приходит на ум. Слишком много грусти и обреченности в голосе звучало, а я не осмелилась произносить чушь. — Спокойной ночи, — он аккуратно придвигает к себе и переплетает наши пальцы.
«Спокойной ночи», — мысленно произношу и слабо улыбаюсь.
***
Я просыпаюсь от пения птиц, шума волн и шелеста листвы — самое лучшее пробуждение в объятиях природы вдалеке от городской суеты. Солнце давно раскинуло свои лучики над небосводом и согревало землю. Лицо ласкали дуновения ветерка, врывающегося из приоткрытого окна, на губах играла довольная еще полусонная улыбка. Перевернулась на живот, обнимая подушку, и вдохнула знакомый терпкий аромат. Габриэля рядом не было. Его образ в предрассветной туманной дымке на веранде казался лишь сном, а борьба света и тени — игрой воображения. Пару минут лежала и разглядывала небо необычайного голубого оттенка, искрящуюся пронзительно синюю воду и свисающие скалы, утопающие в зелени. И где хозяин маленького стеклянного замка? Потянулась, разминая шею, и огляделась — в доме было тихо. Вышла на веранду и облокотилась на перила. Витиеватая тропинка вела вниз к небольшому пляжу в скалах. Пока наслаждалась прекрасным пейзажем, раздумывая о фотосессии, из-под воды показалась светлая макушка. Парень откинул потемневшие мокрые пряди, сделал несколько заплывов, и затем его подхватили пенящиеся волны. Я неотрывно наблюдала, как он, раскинув руки и закрыв глаза, расслабленно нежится в кристально чистой воде. Беззаботный, умиротворенный, спокойный, покорно отдающий тело небесно-голубым водам океана.