Покуда стоял, серьезно задумавшись, не поджечь ли храм под шумок — так его быстро очистить можно от скверны — никто по улице не вышел. Судя по шуму, люди толпись с другой стороны. Там вовсю кипели спасательные работы и лютая бойня с огнем.

Очень хотелось всякий сброд испепелить. Просто взять и испепелить.

Но потом подумал, что наш родовой храм — это, в некотором смысле, еще один наш дом. Вдруг там вещи какие—то не каменные еще сохранились? Хотя бы сброшенные в уголке. Я же не могу и драгоценное наше имущество взять и сжечь!

Еще напрягала шумиха в городе. Как бы до нашей усадьбы пламя не добралось. Если брат опять лежит, напившись, может и прогореть. Вроде это не очень совместимо с жизнью. Тем более, там еще был тот человеческий мальчишка, который вздумал проситься ко мне в ученики. Еще и вспомнил, что люди так же работают не по ночам. А это значит, что в архив мне нужно наведаться будет днем.

Так что, в итоге, я предпочел вернуться домой.

Старший брат обнаружился не пьяным. Ох, да я же обещал принести ему вина!

Вэй Мин устроился на своей постели полулежа, локтем опираясь о столик, на котором лежал гуцинь. Но даже играть наследнику дома Зеленых глициний было лень. Он просто смотрел куда—то в пустоту, сдвинув изящные брови. И, кажется, даже не заметил моего возвращения. Вот кто—то носится по городу и сражается, чтобы спасти родовой храм, а кто—то то слуг себе выискивает, то развлечения!

Намеренно громко топотал, приближаясь к этому бездельнику. О, почему наследник нашего клана именно он?!

Но в памяти запоздало всплыл наш недавний с братом разговор.

О да, он только лишь пришел и занял чужое место, что при иных обстоятельствах было бы ему недозволенно. Ок стал наследником только по тому, что самый старший брат — и он же сам о достоинствах его говорил — погиб слишком рано. Брат… он расскажет мне о нем когда—нибудь?..

Ох, может, при храме стоило помянуть о душе самого старшего брата? Но я, как назло, был слишком зол, когда опять увидел развратный притон на месте нашего святилища. Я так хотел уничтожить всех этих глупых, мерзких людей, что стоя там совсем не смог вспомнить о нем! Злость заслонила мою глаза, ненависть затопила мою душу. Я не вспомнил. Я не смог вспомнить. Я не видел. Пришел, забыл, будто и не было той части семьи, как будто его тоже не было. Хотя я уже знал!

Да, впрочем, и старший… средний, то есть, брат, даже и не думал ходить к храму, чтобы память главного наследника почтить. Он—то молчит почему же?

Но Вэй Мин лишь покосился на меня, когда я вошел в покои наши. Про вино ничего не сказал. Нервно разложил веер, нервно сложил. Разложил и обмахнулся. Вроде и не было особой жары.

— Кошмары меня замучали! — внезапно пожаловался Вэй Мин. — А ты что бродишь по ночам?

— Так говорил же! — растеряно посмотрел на него.

— Когда говорил? — растерянно посмотрел на меня.

— Да перед моим уходом.

Вэй Мин сложил веер. Разложил.

— Тебе, похоже, приснилось.

— Что?! — я рухнул перед ним на колени. — Но ты же сам говорил…

— Что говорил? — распахнул глаза пошире наследник семьи.

To есть, не он наследник.

— Ну, помнишь, старший брат. Третий сын отца. Которого осудили и сбросили в Бездонное ущелье. Ты, кстати, имени его так и не назвал. Скажи его имя! — ухватил брата за рукав.

— Какой еще третий брат? — вытаращился на меня он. — Нас было только два.

— Но ты сам сказал…

И получил по лбу сложенным веером.

— Мало ли, что тебе там приснилось, Вэй Юан!

— Но это все меняет! И твое вымученное безделье, и внезапно запустевший храм… все это вполне может быть следствием гнева Императора на наш клан, поскольку наш наследник что—то натворил. Или же он мог обидеть не Императора, тогда к падению храма причастен не он.

— Ох, младший брат, младший брат! — укоризненно сказал Вэй Мин. — Мало ли что снится по ночам? Тем более, утверждать, будто у нас был свой осужденный на гибель в Бездонном ущелье…

Я опять не успел увернуться от веера, хоть на этот раз он не так злобно бил.

— Да как у тебя язык только повернулся?! Совсем не веришь в благородство дома Зеленых глициний?!

— Но как же?.. — потрясенно сел возле его ног, лоб ушибленный потер. — Неужели, старшего брата вовсе не было?

— Знаешь, — Вэй Мик сел уже, за плечи приобняв, — мне как—то раз приснилось будто я — Его Мудрость и Величие Блестящей земли Небес, живу в еще более роскошном дворце, чем тот, а сам Минж… — брат захихикал. — А сам Минж — раб, чистящий мои туфли. А какие прелестные небесные феи служили мне! Мм… их объятия… эти ласки! — мечтательно глаза прикрыл, вдруг ухмыльнулся. — А, впрочем, ты не знаешь, — и посмотрел внезапно серьезно на меня. — Вот я глаза прикрыл, изможденный уже от ночи с прелестными красотками, глаза открываю — и входит Минж. И я его в гневе спросил, почему на моих туфлях нынче прилипли крупицы песка? Почему он мою обувь вообще не почистил?! А ему это совсем не понравилось! — и внезапно захохотал, хотя посерьезнел резко. — Тогда, конечно, ему и мне было не смешно. Ну, словом, снам не следует уж очень верить, младший брат! Обман это все!

А взгляд какой—то странный на меня. Я так и не понял, что он называл обманом, этот шутник, иллюзорные миры и связи между существами, рождающиеся во снах, слова сегодняшние о третьем брате или этот дурацкий разговор о жутком случае неуважения к Минжу?

— Так что там, кстати, с нашим храмом? — деловито осведомился Вэй Мин, поправляя по—хозяйски ворот моего верхнего одеяния. — Ты, я уверен, сегодня снова успел туда сходить и, может статься, опять там что—то новое сделал. Пришел, видно, мне похвастаться каким—то очередным великим деянием своим? — но на «великим» глаза его смеялись.

На брата этого никак и ничем не угодишь! Ведь он—то сам вообще для дела ничего не сделал!

— У храма вроде без изменений, все те же мерзкие деяния вершат людишки. А в городе творится…

Тонкие пальцы сжали мой ворот, натянув и заставив меня остановиться:

— Мне все равно, что происходит в городе. Да хоть пусть весь уж Шоу Шан сгорит!

— Но если будешь сам валяться нетрезвым и спать мертвецким сном, то в час, когда на нашу усадьбу пламя перекинется, ты отсюда выйти забудешь. И угоришь!

— О, милый мой, заботливый мой братец! — Вэй Мин небрежно смахнул с моего плеча что—то несуществующее, вдруг ворот мой перехватил, что мне дышать стало уже трудно. — Коль хочешь стать великим гвардейцем Императора, то будь добр, своими подвигами сам займись! Чтоб ни один гнилой язык потом не мог отца, тебя и меня уж упрекнуть, что храм сопляк от дома Зеленых глициний был не в силах спасти самостоятельно, а вечно к помощи великого и наимудрейшего брата он прибегал!

— Что ж ты, ежели такой великий и мудрейший, с храмом ничего уж сам не сделаешь? — не выдержал уже я. — Мы несколько дней уж здесь, а ты только делаешь, что жрешь да спишь, жрешь да спишь!

— Но—но! — длинные пальцы больно сжали мой подбородок. — Я еще и музицирую!

— Велика заслуга! — проворчал я. — Всю ночь в городе живыми сгорают люди, а ты тут сидишь, закрывшись ото всех, да медитируешь!

— О, мой милый, добрый мой, заботливый брат, — Вэй Мин опять стал то ли оглаживать меня по плечу, то ли смахивать что—то несуществующее, а я напрягся, ожидая, что вслед за этим он опять начнет меня душить или ударит. — Ты упрекать пришел меня, что там сгорают люди, но ты сам—то хоть одного из них вытащил из огня?

— Да ты!.. — оттолкнув его, вскочил.

И отшатнулся от острых когтей его, распахнувшихся веером.

— Тот, кто сам не является примером добродетели, никогда не должен учить чему— либо других!

— Да хорошо! — я прокричал, сжимая кулаки. — Твои слова запомню, о мудрейший из наследников! Твоих советов больше никогда и ни за что не спрошу! Я все, слышишь, я все уж сделаю сам! Я один все сделаю! И так и скажу всем, скажу и матушке, и господину нашему, и Императору, что сам Вэй Мин ровным счетом ничего не сделал, чтоб спасти родовой наш храм!