На какое-то время вместе с нами поселилась и мисс Гвендолин. Как я сейчас понимаю, она, очевидно, предполагала, что после оглашения завещания останется здесь хозяйкой, хотя и не успела стать миссис Санторо.

Вместе с мистером Аластером и дядей Джиэнпэоло моя несостоявшаяся мачеха занималась организацией похорон.

Но через месяц после того, как на семейном кладбище Санторо появился еще один могильный холм, из Гринвуда приехал душеприказчик, и выяснилось, что отец не успел или не пожелал изменить свое завещание. Я осталась единственной наследницей, а до моего совершеннолетия опека надо мной и всем моим имуществом возлагалась, с его согласия, на мистера Аластера — нашего соседа и партнера отца по бизнесу. Надежды мисс Гвендолин не оправдались, а вот Нэнси, к ее удивлению, полагался небольшой пенсион и право пожизненного проживания в нашем доме.

Казалось бы, куда хуже? Самое страшное, что могло, уже случилось. Но беды и неприятности продолжали сыпаться на мою сиротскую голову. После оглашения завещания мистер Аластер уволил большую часть наших домашних слуг, оставив только управляющего, одну горничную и садовника. По воле опекуна с ними же осталась и Нэнси, а меня увезли в дом Аластеров, чтобы уже там решить дальнейшую судьбу. Няню, несмотря на мою просьбу и слезы, взять с собой категорически не позволили. И, конечно же, разлука с Нэнси, единственным оставшимся близким человеком, только усугубила мое печальное положение.

Миссис Аластер встретила меня приветливо и доброжелательно, хотя довольно сдержанно. Выразив мне соболезнования, тем не менее, она сочла необходимым напомнить, что уныние — это тяжкий грех. Мой отец сейчас на небе среди ангелов, рядом с мамой. Своими слезами и грустью я лишь расстраиваю родителей, которые хотели бы видеть меня довольной и счастливой, а, главное, прилежной католичкой и послушной девочкой.

По ее словам, Господь позаботился о том, чтобы, став сиротой, я не оказалась в приюте, а даровал мне людей, которые, как истинные христиане, позаботятся обо мне и моем будущем. Мой же долг — оправдать их надежды, вести себя благопристойно, регулярно воздавать хвалу Господу и не забывать просить его о спасении душ моих покойных родителей. Наверное, она говорила правильные слова, ведь тоже самое твердил и падре Джиэнпэоло. Но чем заполнить пустоту в сердце, особенно оказавшись в чужой семье, оторванной от всего, что мне дорого, да еще и без няни?

После того ночного нападения я стала бояться темноты, поэтому Нэнси постоянно оставляла мне на столике новинку того времени — керосиновую лампу. Но в этом доме они не использовались, потому что миссис Аластер не переносила запаха горящего керосина. Хорошо хоть она, прислушавшись к моей просьбе, разрешила не гасить на ночь одну свечу.

В доме Аластеров меня временно поселили в комнату их дочери Бьянки. Ее воспитанием тоже занималась английская гувернантка мисс Адмиранда. Холодная и сдержанная, строгая, похожая на мисс Элизабет, только тощая и в пенсне.

Бьянка очень обрадовалась моему появлению, наверное, ей, как и мне, не хватало друзей, несмотря на наличие брата. После ужина нам разрешили пойти в детскую, и девочка с удовольствием показывала свои альбомы с рисунками, вышивки и коллекцию кукол, великолепные наряды для которых она шила под руководством своей наставницы. Я даже на время забыла про свои несчастья, надеясь, что все окажется не так плохо.

Подошло время готовиться ко сну. Первый раз в жизни мне пришлось все делать самой. Кое-как вымывшись, я с трудом разодрала свои длинные волосы, удивляясь, как легко и безболезненно это делала няня. Мисс Адмиранда лишь неодобрительно взглянула на это и больше не обращала на меня внимания. Наконец, прочитав свои молитвы, мы оказались в постели.

На широкой кровати Бьянки места хватило бы на несколько таких, как мы. Утомленная и уставшая за этот невеселый день, тем не менее, я не смогла сразу заснуть. Постель казалась мне неудобной и неуютной, темнота, слабо разгоняемая тусклым светом свечи, — гнетущей, дом и люди в нем — совершенно чужими. В груди стоял комок.

Сейчас я почувствовала себя особенно одинокой, ведь ни разу прежде я ни дня не оставалась без самых дорогих людей.

Наконец, понемногу спасительный сон стал одолевать меня, как вдруг я вздрогнула, услышав за стеной громкий крик. Воспоминания об ужасных событиях были еще совсем свежими, сердце бешено заколотилось, и я резко села, готовая в панике бежать. Но тут я заметила, что Бьянка не только не напугана, а довольно улыбается во весь рот и хихикает. Пронзительные вопли, переходящие в визг, продолжались, и, наконец, я сообразила, что это голос Квентина.

— Что это?! Почему твой брат так ужасно кричит?! — встревоженно воскликнула я.

К моему удивлению, Бьянка выбралась из-под одеяла и стала приплясывать на постели, радостно хлопая в ладоши.

— Это папа его наказывает, вот он и орет! Ух, и здорово он его! Так ему и надо! Так ему и надо! — жизнерадостно выкрикивала она, подпрыгивая и крутясь.

Ничего уже не понимая, в полном недоумении я уставилась на нее, но не успела больше ни о чем спросить, как дверь резко распахнулась и на пороге грозно возникла гувернантка в ночном чепце. Бьянка тут же юркнула обратно под одеяло и затихла. Подойдя к нам быстрыми шагами, сурово глядя на подопечную, англичанка гневно произнесла:

— Как это понимать? Мисс Бьянка, Вы хотите, чтобы Вас тоже наказали?

— Нет, мисс Адмиранда, — испуганно пискнула девочка. — Простите, я больше не буду.

Я попыталась заступиться за подругу, но англичанка резко оборвала меня:

— Я вижу, мисс Элизабет не ошибалась, говоря, что Вы, мисс Мэри, упрямы, своенравны и любите перечить старшим. Но Вы, как я вижу, еще и плохо воспитаны, раз позволяете себе вмешиваться и говорить, когда взрослые Вас не спрашивают. Все сочувствуют Вашей утрате и делают Вам поблажки. Но это не значит, что подобные вопиющие нарушения приличий будут сходить Вам с рук. Я обязательно все сообщу миссис Аластер.

Чтобы не провоцировать противную гувернантку, я молча замерла.

— А Вы, мисс, — снова обратилась англичанка к Бьянке, — завтра после обеда вместо прогулки вернетесь в классную комнату и напишете мне сочинение на тему: «Как должна себя вести юная леди, получив указание готовиться ко сну». Надеюсь, Вы все поняли, и мне не придется возвращаться сюда с розгами?

— Кажется, в этот раз обошлось, — радостно шепнула Бьянка, когда мисс Адмиранда вышла, и показала ей вслед язык.

Слава богу, крики за стеной прекратились. Дождавшись, пока затихли шаги гувернантки, я снова негромко спросила:

— Так что же такого страшного натворил Квентин? И почему ты радовалась, ведь ему, наверное, было ужасно больно? — хотя мне не слишком нравился этот заносчивый подросток, но сейчас стало его очень жалко, а Бьянке он, все-таки, родной брат.

— Конечно, еще как больно! — подтвердила довольная подруга. — Папа, наверняка, сильно бил его тростью или стеком. Так ему и надо! — к девчонке снова вернулась злая радость.

По ее словам, у их отца в кабинете находилось ружье, которое детям трогать строжайше запрещалось. Это было, пожалуй, самое неукоснительное правило в доме, потому что когда-то, нарушив подобный запрет своего отца, случайно погиб младший брат мистера Аластера. Однако вчера, воспользовавшись отсутствием родителей, Квентин осмелился зайти в кабинет, взять оружие и долго играть с ним, представляя себя офицером Конфедерации. Бьянка же это заметила и сегодня все рассказала отцу, который страшно разгневался.

— Брать ружье без спросу, конечно, плохо. Но зачем ты стала ябедничать? — попыталась я разобраться. — Может быть, стоило остановить брата, ведь и правда опасно, он мог пострадать?

— Нет уж! — фыркнула девчонка. — Этого воображалу уже целый год никто не наказывал. Я специально хотела, чтобы папа его как следует выпорол. А-то мне чуть что, так гувернантка сразу: «Мисс Бьянка, Вы останетесь без сладкого! Мисс Бьянка, Вы будете наказаны!» — передразнила она англичанку. — Но, это же несправедливо! Я первая появилась на свет, а значит — старшая, но, видите ли, должна относиться к брату с уважением, слушаться его, потому что он папин наследник и всеобщий любимчик из-за того, что родился мальчишкой. Он ходит в школу, его вечно хвалят, ставят в пример, ему все можно, а ко мне все только придираются.