Я задумался. Конечно, поганец в полной мере заслуживает смертного приговора. Однако Ларс — человек чести, хоть и воспитал недостойного отпрыска. Ему ничто не мешало скрыть причину нападения и перевести вину на кого угодно, ведь он старейшина этого общества, а мы лишь заезжие гости. Он не стал пятнать себя ложью, но стоит ли пользоваться этим? Дипломатическое чутье подсказывало, что норвежца лучше сделать другом.
— Господин Ольсен, — ответил я деликатно, — оставляю приговор на ваше усмотрение. Не сомневаюсь, что вы поступите по справедливости.
Ларс просветлел лицом и выпрямился. В увлажнившихся глазах огромное облегчение, видно, совсем потерял надежду.
— Я был уверен в вашем благородстве и рад, что не ошибся. Локи замуруют в подвале на пять лет без крови, воды и еды. Поверьте, это очень суровое наказание. И я выполню все условия, несмотря на любящее отцовское сердце.
— Я полностью удовлетворен, — произнес я учтиво. — И ничуть не сомневаюсь в вашем слове.
— Благодарю за проявленную мудрость, господин Ансело, — проговорил Ольсен, откланиваясь. — Надеюсь встретиться с вами при менее драматичных обстоятельствах.
Вот и подошли к концу каникулы. К сожалению, после небольшой передышки погода снова испортилась. Штормовой ветер не позволял судам выйти в море, поэтому решили выбираться кружным путем. Вечером четвертого января мы выехали из Нарвика на поезде. Казалось, все неприятности и хитросплетения судьбы позади, но и тут меня ждал неожиданный удар. Наш попутчик, полный, краснощекий улыбчивый мужчина в годах, явно любитель скоротать время за непринужденной беседой, зычно обратился к Эль:
— Путешествовали по нашему чудесному краю? И как впечатления? Не правда ли, Норвегия — восхитительная страна? Рассказывают, на лесных опушках кружатся в хороводах прекрасные эльфы! Не одну ли из них, вы, уважаемый, увозите? — толстяк галантно поцеловал девушке руку, даже не подозревая, что жить ему осталось пару мгновений.
Словно громом пораженный, я не сразу сообразил, что он всего лишь неумело шутит.
— Старушка Норвегия полна легендами и сказками. Долгими холодными ночами местному люду чем себя развлечь? Вот и выдумываем. Некоторые охотники утверждали, что сталкивались в глухой тайге с неземной красоты существами. Говорят, раз взглянешь и потеряешь голову, восвояси уже не уйдешь.
Северянин потчевал нас байками и скандинавскими мифами всю дорогу. Эль слушала с неподдельным интересом, а я получил возможность наконец расслабиться и вздохнуть спокойно. Сам же думал, что слухи про эльфов — сказки. Их у любого народа в достатке, а я едва не смешал с воспоминаниями ни в чем не повинного болтуна.
Через сутки мы были в Стокгольме, разглядывая северные пейзажи из окна вагона первого класса. В шведской столице пересели на поезд до Копенгагена, а оттуда до Хиртсхальса рукой подать. Затем по старому маршруту вернулись домой.
Поздним вечером восьмого января, мы ехали по улицам Парижа. Утомившись от долгого пути, Эль уснула на заднем сиденье. Расставаться не хотелось, поэтому я взял курс на Бельвиль. Еще один день она может провести рядом со мной. Да и отец, конечно, соскучился по подопечной. Услышав шум подъехавшей машины, Гаэтан вышел на крыльцо. Я негромко поприветствовал его, и мы обнялись. Потом я осторожно забрал спящую девочку из автомобиля.
В комнате я аккуратно снял с нее верхнюю одежду, сапожки, уложил на постель. Лишь после осознал, что это моя спальня, а не та, где она всегда ночевала, оставаясь на выходные. Похоже, я успел привыкнуть к ее теплу и напряженному беспокойству по ночам, которое не оставляло меня в Норвегии. Пусть так. Мне вовсе не хочется что-то менять.
Потом мимо озадаченного отца я перенес из машины вещи и, пожелав Гаэтану спокойного сна, скрылся за дверью, поймав его гневный, осуждающий взгляд. Видимо, он понял все совсем неправильно, но убеждать в обратном у меня не было сейчас ни сил, ни желания. Я валился с ног, поэтому решил отсрочить серьезный разговор.
Поздним утром, пока Эль еще крепко спала, я спустился в столовую. Старик буравил взглядом тарелку с нетронутым завтраком, будто она в чем-то повинна. Кажется, мой заботливый родитель потерял сон и аппетит со вчерашнего вечера. В ответ на пожелание доброго дня, он раздраженно и язвительно поинтересовался:
— А что это ты так рано? Я и не ждал, что выберешься из кровати до обеда.
— И что это значит? — деланно невозмутимо спросил я, отчетливо понимая, какая муха укусила обычно уравновешенного и тактичного Гаэтана.
— А ты не догадываешься?! — его глаза полыхнули гневом. — Значит, что мой сын нарушил слово!
— Продолжай, — я спокойно налил себе кофе, догадываясь, что последует за этим.
— Ты соблазнил ее?! — не сдержавшись, отец стукнул по столу кулаком так, что чашки жалобно звякнули. — Так ты понимаешь для нее возможность выбора?! — повысил он голос, в котором зазвучали металлические нотки. — Обещал ведь, что не допустишь влияния своего обаяния. Каким ты видишь отныне ее будущее? Попользуешься, как остальными, и оставишь за ненадобностью? Эль не заслуживает подобного, ты должен был держать все в руках, если считаешь себя мужчиной.
Слова Гаэтана звучали оскорбительно, но я остро почувствовал, как крепко привязался он к подопечной, как переживал за нее. Не желая ранить старика, разрывая себе в очередной раз сердце, я грустно улыбнулся на его гневную тираду.
— Прошу, отец, успокойся. Меня не радует твое мнение о сыне, но понимаю, что это заслуженно. Только я не соблазнял ее и тем более не пользовался. Наш договор в силе, и не важно, что я при этом чувствую. Не потому, что обещал тебе, а ради нее. Постарайся поверить. Все под контролем, и я не подойду к опасной черте, — произнес я уверенно, твердо глядя родителю в глаза.
Он все еще смотрел осуждающе, но не верить моим словам никогда не было повода. Не знаю, каков оказался был бы его вердикт, но тут раздались легкие шаги, и в столовую впорхнула Эль, бросившись Гаэтану на шею, и только потом обняв меня.
Старик сразу же смягчился, разгладил хмурую складку на лбу, взгляд его засветились радостью при виде нашей любимицы. Тут же она обняла и обоих псов, которые, несмотря на солидный возраст и немалые размеры, радостно скакали вокруг нее, не хуже тех щенков. И ластились к ней гораздо больше, чем ко мне. Вот вам и преданность.
Далее последовали подробный рассказ о путешествии, вручение подарков и северных сувениров. После обеда девушка захотела погулять с собаками, похоже, и по парижской слякоти соскучилась. В ее отсутствие отец вновь продолжил неприятный разговор.
— Прости, Джори, если оскорбил подозрением, — начал он немного задумчиво, но очень серьезно. — Послушал я ваш рассказ, и вот что подумал. Вы, конечно, чудесно провели время, Эль счастлива, словно в сказке побывала. И все у вас замечательно, просто идиллия, но мне кажется, что ты слишком увлекся. Конечно, я верю тебе, ты сильный мужчина, и полагаешь, что сможешь справиться со своими желаниями. И все же, остановись. Разве посмотрит она на кого, если с тебя глаз не сводит? Ты же назвался братом. Что за ересь сейчас в ее голове? Каково ее мировоззрение, тобой продиктованное? Это неправильно. Не спорь, пожалуйста, я тоже был молодым и прекрасно тебя понимаю. Хочется найти лазейку, обход обещания, любую возможность, но я тебе не позволю.
— Интересно, как?! — взвился я едко. — Сладкого лишишь?
Я полностью осознавал справедливость слов отца, но не мог сдержаться. Было обидно оттого, что он вытащил скрытое из потаенных уголков моей души, как ни старался я поглубже затолкать чувства.
— Нет, — он вновь посуровел, и голос зазвучал жестко. — Если ты не вернешься к нормальным отношениям с Эль, то, чтобы восстановить справедливость и уравновесить ее шансы, я буду вынужден сам подыскать ей подходящую партию, как сделал бы для родной дочери.
Заявление словно обухом по голове ударило. Отец не шутил. Если он сказал, то не отступит. Я очутился в ловушке, которую сам и сотворил. И что теперь делать? Внушить Гаэтану забыть этот абсурд? Оба мы прекрасно понимали, что я так не поступлю. Мне остались только отчаяние и какая-то беспомощность. Поманившее на мгновение счастье махнуло на прощание рукой.