Этот Бруно был родственником названного герцога, монахом Новой Корвеи; из уважения к нему император назначил его преемником епископа Амалунга⁴. Построив в Вердене из дерева - ибо камня не хватало, - превосходную, величиной и качеством превзошедшую прочие церковь и освятив ее, он в последующем разумно ею управлял; достигнув глубокой старости, он умер 5 мая. Когда же и [Бруно] ослабел от старости и постоянных болезней, цезарь просил его воспитать как сына и утвердить своим помощником и наследником его капеллана Германа, брата епископа Фолькмара; однако тот с неудовольствием воспринял эту просьбу и ответил так: «Должность, которой господин мой удостоил меня, недостойного, я старательно до сих пор исполнял, и, пока я должен здесь жить, хону жить без всяких помощников. Как между смирением и гордыней не может быть согласия, так и власть никогда не потерпит соучастника⁵. Если что-либо иное угодно моему господину, я преданно исполню; не следует юноше возлагать надежды на смерть старика, ибо это - грех. Пусть вспомнит, что и шкуру теленка часто вешают на стену». Сказав это, он велел отнести себя в церковь Христовой девы Цецилии⁶, бросился там на землю, [сказал], что до сих пор недостойно служил ей и, проливая слезы, пожаловался: «Вижу, что я, несчастный, оставлен Богом и тобою, когда другой предпочтен мне и принят к тебе на службу, как более достойный. Поэтому, опечаленный, я хочу yw/тш отсюда и ожидать милости Христовой и твоего святого заступничества. Я хотел бы, чтобы как я никогда несправедливо не домогался чужого, так и никто никогда не смог бы порадоваться моему ущербу. Теперь я смиренно молю Бога [сделать так], как угодно ему и полезно для моей церкви».

Окончив эту молитву, он поднялся и, удалившись, пребывал в своем приходе до тех пор, пока не узнал о смерти вышеупомянутого юноши; тогда, призвав своих сторонников, он сказал: «У вас пока нет нового господина; меня же отнесите в мой монастырь⁷, где я без всякого уклонения буду ждать дня суда. И запомните, смертные: все, что может помочь вашему спасению, зависит не от подвизающегося и не от желающего, но только от Бога милующего^. Пусть мы будем для вас примером того, что никто, уповающий на Бога, не будет им покинут и никто не обретет пользы, полагаясь только на себя. Возложите, дети [мои], надежду вашу на Бога-Отца и с помощью Его Единорожденного Сына и Святого Единосущного с Ним Духа победите вредные страхи. Молите милосердного Бога, чтобы все, в чем либо я перед вами, либо вы передо мною из-за человеческой слабости когда-либо провинтись, он исправт бы к лучшему и чтобы после меня вы могли бы иметь угодного Богу и полезного вам господина и преуспевать в радостные времена». После этих слов он отправился в выбранное им место, и, хотя многие неприятности окружали его старость, он все же отличался приветливым и достойным похвалы образом жизни.^c

^bИтак, император, пробыв в Кведлинбурге 17 дней, не более, выехал оттуда, желая отпраздновать Вознесение Господне⁹ в Мерзебурге. В печали проходил он по этим местам, [вспоминая] о смерти превосходного мужа, герцога Германа.^b

^dОтпраздновав Вознесение Господне в Мерзебурге, он с глубоким смирением постарался исполнить там все, что еще осталось из его обещаний;^{d b}приняв послов из Африки, посетивших его с королевскими почестями и дарами, он оставил их при себе. Во вторник перед Троицей¹⁰ он прибыл в место под названием Мемлебен¹¹. На следующую ночь он, как обычно, встал с постели на рассвете и присутствовал на ночном и утреннем богослужении, после чего немного отдохнул. Затем, отслушав обедню, он согласно обычаю протянул руку [помощи] бедным; немного поев, он опять отдыхал в постели. Когда же наступил час [обеда], он вышел радостный и веселый и сел к столу. Закончив все свои дела, он присутствовал при вечернем богослужении; по окончании евангелических песнопений он почувствовал жар и усталость. Окружавшие его князья, заметив это, усадили его в кресло. Когда он опустил голову, словно уже умирая, они привели его в себя. Попросив причастить его телом Божьим и кровью Христовой и причастившись, он без стона, с величайшим спокойствием испустил последний вздох, в то время как шла божественная служба милосердному Творцу всего сущего. Оттуда его перенесли в спальню; когда время было уже позднее, о его смерти объявили народу.^{b e}Его жизнь описал Видукинд, корвейский монах, который довел также до сего года историю саксов.^e

^bИтак, 7 мая, в среду перед Троицей, скончался император римлян и король народов, оставив по себе навеки многие и славные следы памяти как в духовных, так и в светских делах.^{b d}B следующую же ночь его внутренности были извлечены и похоронены в церкви св. Марии¹².

А сколько заботилась - до самого конца жизни - о спасении души своего господина императрица Адельгейда, невозможно описать ни словами, ни делами. Ибо все светские почести и успехи, заслуженные им когда-либо, он сам приписывал не своим заслугам, но одному лишь Христу, говоря [словами] хвалебного гимна: «Не наМу Господи, не нам, но имени Твоему даруй славу!»¹³. Если бы даже во мне соединились красноречие, мудрость и память, их все равно не хватило бы для изложения похвалы цезарю. Каков был государь, такими были и его князья. Не излишество их в еде или прочих делах, но золотая умеренность во всем радовала его. Все доблести, о которых мы читаем, процветали, пока они были живы, а после их смерти увяли и они¹⁴. Но, хоть тела их и мертвы, бессмертные души продолжают жить и, достигнув вечного блаженства, радуются их добрым делам.

Но, завершая речь, [скажу], что никогда после Карла Великого королевский трон не занимал более великий государь и защитник отечества, чем он. Хотя многие князья, как я говорил, умерли раньше него, все, кто его пережил, не забыли славных обычаев его времени, не желали следовать тем новым обычаям, что последовали, и до конца своей жизни добровольно не сходили с правильного пути старинной правды и правосудия. Они видели тогда исполнившимся то, что было записано неким мудрецом, предвидевшим будущее: «Сначала был золотой век, затем - бронзовый, а позже грядет век железный»¹⁵. Услышь же каждый из верующих правдивое увещевание блаженного Григория: «Когда возрастают дары, растет и потребность дарить»¹⁶у и содрогнись его грехам во вверенных ему делах, и смиренно моли Бога о душе императора, чтобы он милостиво простил многочисленные проступки грешного раба своего, которые тот не сумел предотвратить в столь многих подведомственных ему делах; чтобы властитель всех королевств и всех народов в настоящем и будущем, вечно бодрствующий благочестивый страж помог бы ему.^d