Ободренный этим учением, король кинулся в бездну наслаждений; он имел по две и по три наложницы сразу. Когда он слышал, что кто-нибудь имеет молодую и красивую дочь или жену, то, если не мог ее обольстить, приказывал брать силой. Порой в сопровождении одного или двух товарищей он отправлялся ночью туда, где надеялся увидеть кого-нибудь; иногда его желание исполнялось, но в другой раз едва удавалось избежать смерти со стороны родителей или любящего мужа. С благородной и прекрасной своей женой он обращался столь гнусно, что после свадьбы ни разу ее не видел без особой нужды; да и саму свадьбу сыграл он отнюдь не добровольно, а лишь следуя настоянию князей, и всячески старался с ней развестись.

Наконец, он велел одному из своих друзей вступить в связь с королевой и обещал ему большую награду, если он этого добьется; он надеялся, что та ему не откажет, ибо она, молодая, едва познав мужа, жила, будто совершенно брошенная им. Но [королева], имея в женском теле мужественное сердце, тут же поняла его замысел; сначала она сделала вид, будто оскорблена и отказала ему, но затем, [уступая] его упорству, обещала [удовлетворить его желание]. Король, извещенный обо всем, отправился вместе с любовником в комнату королевы, надеясь уличить ее в неверности и на законном основании дать ей развод, или, что больше соответствовало его желанию, убить ее. Опасаясь, что королева, впустив любовника, тут же затворится, [король] первым ринулся в распахнутую дверь. Та же, узнав его, закрыла дверь перед любовником, оставшимся снаружи, и вместе со своими служанками стала избивать [короля] палками и скамейками, приготовленными загодя специально для этого, так что он остался едва жив. «Сын блудницы, - говорила она, - откуда в тебе столько дерзости, что ты посмел оскорбить королеву, которая имеет столь сильного мужа⁷.». [Король] кричал, что он и есть Генрих, и по закону хотел исполнить супружеский долг, но она возразила, что если он -ее муж, то почему открыто не пришел на ее ложе? Так она выгнала его из спальни и, закрыв дверь, легла спать. [Генрих] никому не посмел рассказать о случившемся, но пролежал в постели, выдумав другую болезнь. Ибо [королева] не пощадила ни головы его, ни живота, но избила все тело, не нанеся, правда, открытых ран. Позднее он выздоровел и, хоть и был жестоко наказан, не оставил прежних постыдных дел.

Если кто-нибудь обращался к нему с жалобой на несправедливость, он в случае, если возраст и фигура жалобщицы были ему по нраву, воздавал ей за требуемую справедливость многократной несправедливостью. Ибо, удовлетворив свою страсть, он выдавал ее замуж за кого-либо из слуг. Так знатные дамы этой земли были обесчещены браками с рабами⁷. Все это видел архиепископ Адальберт, но не запрещал, а убеждал и дальше так поступать без стыда и страха. Много можно было бы назвать его такого рода постыдных поступков, но упомянем напоследок лишь о таком, который не останется для него безнаказанным со стороны справедливого судьи. Так, он своими руками держал свою сестру⁸, пока другой по его приказу ее насиловал; ему не было дела до того, что она дочь императора, что она его родная сестра, рожденная от одних с ним родителей, и что она посвящена Христу и носит на голове священный покров. Но так как нечестивый блуд порождает еще более нечестивые убийства, то [следует сказать], что он ко всем был страшно жесток, причем особенно жесток в отношении своих самых близких друзей.

Ибо случалось, что когда некто, чувствуя себя в безопасности, обсуждал убийство другого, то сам был вынужден принять смерть, о которой и не думал; и за что? За одно слово, сказанное против воли [короля], за неугодный совет, а то и за один выражавший неудовольствие жест. Причем король не раньше показывал свой гнев, чем велел лишить жизни неосторожного.

Так, одному из своих секретарей, Конраду, знатному и славному характером юноше, который, как он слышал, находился в Госларе, он велел прийти к нему в сопровождении не более чем одного оруженосца. [Генрих] жил тогда в замке Гарцбурге, куда никто не являлся без вызова, кроме товарищей и соучастников его преступлений. Тот, полагая, что его вызвали на совет, в котором никому, кроме него, участвовать нельзя, чтобы продемонстрировать еще большую верность, поскакал вообще без всякой свиты. Но, увидев в лесу засаду, он направился в находившуюся поблизости церковь. Бурхард, бургграф Мейсена, дав честное слово, вывел его оттуда, после чего [злодеи] увели его в уединенное место и там убили, даже перед смертью не сказав, за что они его убивают. Никто так толком и не смог узнать причину этого убийства; впрочем, говорили, что король вменил ему [в вину] то, что он спал с одной из его наложниц. Чтобы отклонить от себя подозрение, король приказал всем своим друзьям преследовать убийц, которым между тем велено было на время скрыться, а [Конрада] велел с честью похоронить; он лично присутствовал на похоронах и пролил много слез; но никто так и не поверил, что [Конрад] был убит без его приказа.

Был слух, что он своими руками убил во время игры одного из своих молодых друзей; тайно похоронив его, он, будто раскаявшись, пришел на следующий день к архиепископу Адальберту и без всякого покаяния получил от него отпущение.

Брат этого архиепископа,^d пфальцграф Фридрих⁹, ^dхвастая как-то перед братом, рассказал, что при королевском дворе нет никого, кто был бы в большей милости у короля, чем он. Когда же архиепископ усердно увещевал его сохранить ее каким угодно способом, тот ответил: «Воистину, я знаю, что тот, кто пользуется наибольшей милостью нашего короля, не сможет обрести жизни вечной». И вот, он стал уже реже посещать тайный совет короля и, если и не покинул [двор] совсем, то стал бывать там реже, чем прежде. Король, заметив это, не выясняя причины, отправил его послом к королю Руси¹⁰. Тот охотно взялся за это поручение, не подозревая о том, что было ему уготовано. Через несколько дней, когда он и его товарищи хорошенько выпили в какой-то гостинице, бывший с ними славянин, человек низкого звания, обратился к нему: «Я не знаю, что именно я несу; это дал мне Эппо, епископ Цейца, и велел передать королю, к которому ты идешь». И передал ему по его просьбе письмо, запечатанное печатью короля; раскрыв его, [посол] обнаружил следующее содержание письма: «Знай, что ты ничем лучше не докажешь своей дружбы ко мне, как устроив все так, чтобы этот посол не смог вернуться в мое королевство; мне все равно, какое средство ты для того изберешь, толи вечное заключение в темнице, толи смерть». Итак, посол, бросив письмо в огонь, мудро исполнил поручение и, богато одаренный, доставил королю царские подарки.

Некий тайный советник короля, не будучи сам рожден в Саксонии, взял себе в жены прекрасную и знатную девушку родом из Саксонии. Король выпросил ее для него у родителей, принял участие в свадьбе и еще до брачной ночи велел жениху прислать ее к нему в постель, но тот вежливо отказал ему в этом. Король, скрыв обиду, через несколько дней послал за ним, велев явиться к нему посреди ночи. Тот, хоть и понял, что речь идет о его смерти, все же пошел, согласно приказу; но прежде надел под тунику тройную кольчугу. И вот, у входа в спальню короля его с двух сторон поразили двумя мечами и, конечно, убили бы, кабы не крепость кольчуги. Придя к королю, он рассказал, как его встретили у входа в его спальню. Король же велел ему молчать о случившемся, если он хочет жить.

Ко всему этому злу Генрих добавил еще то, что ставил епископов не в соответствие с их заслугами; но если кто давал больше денег и был более снисходителен к его порокам, тот считался более достойным епископства. Если же другой давал больше него или с еще большей энергией воспевал его преступления, он повелевал низложить первого, как виновного в симонии, а второго посвятить, как святого. Потому-то и случилось, что многие города в те времена имели двух епископов, из которых ни один не был достоин епископства.^d