^fB это время князья Мешко Польский и Болеслав Чешский причинили друг другу много зла. Болеслав призвал к себе на помощь всегда верных ему и его предкам лютичей. Метко же просил помощи у императрицы Феофано. Та, будучи тогда в Магдебурге, отправила к нему архиепископа Гизилера и графов: Экхарда, Эзико, Биницо, Зигфрида вместе с Бруно, Удо и многими другими. Выступив с четырьмя неполными отрядами, они пришли в округ, что зовется Сельпули⁴, и расположились возле болота, через которое был перекинут длинный мост. И вот, один из вассалов Вилло, уйдя за день до этого, чтобы присмотреть за своим поместьем, он был схвачен чехами, убежав в ночной тиши, первым сообщил графу Биницо о грозящей опасности. Наши тут же вскочили по его призыву, снарядились и с наступлением зари прослушали мессу: одни, стоя, другие - верхом на лошадях; с восходом солнца они оставили лагерь, беспокоясь за исход предстоящей борьбы.

Болеслав со своими людьми прибыл туда 13 июля, и с обеих сторон были высланы послы; для того чтобы осмотреть состояние нашего войска, со стороны Болеслава явился некий воин, по имени Слопам, и вернувшись оттуда, был спрошен своим господином - каково это войско, можно ли с ним сражаться или нет. Ибо союзники⁵ призывали его не допустить, чтобы кто-либо из наших ушел живым. А тот дал ему такой ответ: «Войско это невелико числом, но отличного качества; ты можешь с ним сразиться, но если нынче и одержишь победу, то так ослабеешь, что должен будешь бежать от своего врага Мешко, который [тут же начнет] тебя преследовать, и либо с трудом, либо вообще не сможешь спастись; в саксах же обретешь для себя вечных врагов; если же будешь побежден, то тут конец и тебе самому, и всему принадлежащему тебе королевству. Ибо не останется никакой надежды противостоять окружившим тебя со всех сторон врагам». Этими речами боевой пыл его был укрощен; обратившись через послов с речью к нашим князьям, которые пришли сюда против него, он просил их отправиться вместе с ним к Мешко и склонить того к выдаче отнятых им владений⁶. После того как те согласились, архиепископ Гизилер вместе с графами Экхардом, Эзико и Биницо отправился с ним, а остальные с миром вернулись домой. Уже под вечер у всех у них отобрали оружие и тут же возвратили, после того как они дали [необходимую] клятву. Болеслав пришел вместе с ними к Одеру и отправил к Мешко посла, который сообщил, что его союзники находятся во власти [Болеслава]; если [Мешко] возвратит ему отнятое королевство, то он отпустит их невредимыми; если же нет, он всех их убьет. Мешко же ответил на это [такими словами]: если король захочет, то или вернет своих людей невредимыми, или отомстит за их смерть; если же этого не случится, то лично он вовсе не намерен терпеть из-за них какой-либо ущерб. Болеслав, услышав это, оставил в покое всех наших и, насколько мог, разграбил и сжег окрестные места.

На обратном пути он осадил один город⁷ и, поскольку горожане не оказали никакого сопротивления, овладел им вместе с его господином, отдав последнего для казни лютичам. Не медля, они принесли его в жертву своим богам-покрови-телям, как они их называют, после чего завели речь о возвращении домой. Тогда Болеслав, зная, что без его [помощи] наши из-за лютичей не смогут невредимыми вернуться домой, отпустил их на рассвете следующего дня, убеждая идти как можно быстрее. Лютичи, узнав об этом, тут же бросились преследовать их огромной толпой. Болеслав едва удержал их, сказав: «Вы, кто пришел сюда мне на помощь, смотрите, исполните до конца то доброе дело, что начали; знайте же, что пока я жив, те, кого я принял под свое покровительство, не испытают нынче никакого зла. Нет для нас ни чести, ни здравого смысла в том, чтобы тех, которые до сих пор были добрыми друзьями, сделать открытыми врагами. Я знаю, что между вами существует великая вражда, но настанет более удобное время для вас, чтобы отомстить им». Лютичи были укрощены этими словами и еще два дня пробыли там у него; затем, попрощавшись друг с другом и возобновив старинный договор, они удалились. Тогда же эти неверные отобрали для преследования наших 200 воинов, ибо наших было мало. Нашим тут же сообщил об этом некий вассал графа Ходо. Поэтому поспешив, они - благодарение Богу! - в самое время невредимыми добрались до Магдебурга, а враги совершенно напрасно так старались. Императрица, первой услышав об этом, очень обрадовалась их удаче.^f

^gУмер Лиудольф, аббат Корвеи, достопочтенный муж;^{g h}ему, ревностно истязавшему себя постами и бдениями, Бог удостоил открыть очень многое;^{h i}из всего этого я сообщу про один случай, который поведал мне мой брат, епископ Бруно, воспитанный в Новой Корвее и служащий ее алтаря. В этой обители в качестве простого монаха жил некий юноша, брат названного аббата. Исполняя вверенные ему обязанности и по обыкновению нося с собой мощи драгоценных мучеников Криспина и Криспиниана, он обращался с ними довольно небрежно; однако тут же последовало наказание и стало ясно, что он погрешил против мучеников Христовых. Ибо тот, кто пренебрег служить святым Божьим духовно, внезапно умер телесно. Чтобы сообщить об этом названному почтенному аббату, эти святые мученики ночью вышли ему навстречу за ворота церкви. Славный муж, как только увидел их, застыл, пораженный сильным страхом, и хранил молчание. А те сказали ему: «Почему, достопочтенный отец, ты не спрашиваешь, кто мы и зачем пришли?». Как только он услышал от них их имена и узнал, что пришли они по причине небрежности его брата и что нанесенное им оскорбление не осталось безнаказанным, они тут же удалились. Когда они ушли, аббат рассказал об этом братии, говоря: «Умер тот юноша, который был в нашей обители, из-за неуважительного отношения к святым, которых носил с собой. О, горе мне, допустившему подобное!». Чуть позже пришел посыльный, сказав, что это правда, и сообщил, что тело юноши уже доставлено.

Однако почтенный муж ни сам не пожелал выйти ему навстречу, ни братии не позволил встретить его согласно обычаю; но в гневе сказал мертвецу следующее: «Зачем ты оскорбил тех, кто пользуется большим почетом у Единорожденного Сына животворного Бога, небрежно носил их с собой, а затем дерзнул прийти сюда после столь тяжкого преступления без чьего-либо смиренного заступничества?». Декан, [пытаясь] по мере своих сил оправдать умершего брата, получил от отца такой ответ: «Мой милый брат, тебе известно, что этот служитель делал у тебя на глазах, но неведомо то, что он вытворял в твое отсутствие. Я же лучше это знаю и вздыхаю в душе, ибо вижу его теперь в тяжких муках. Итак, ныне я смиренно прошу милостивого заступничества наших покровителей, чтобы через них мне стала известна милость Божья: когда он будет прощен и мне дозволено будет отпустить ему, грешному, его грехи и дать причастие. Ибо очень трудно идти против рожна⁸ и нельзя оказывать милость людям, на которых гневается величие Божье». После этих слов благочестивый аббат с босыми ногами вошел в особую часовню, свое убежище в тревожных делах, и, оплакав по обычаю человеческую слабость в себе и в других, умилостивил Бога и добился прощения виновному. Тут же поднявшись с многочисленными изъявлениями благодарности, он перед всей братией Божьей властью простил умершему его грех, дал церковное причастие и погребение телу.ⁱ