3 мая 1962 г. 392. «Белая апрельская луна…»[188] Белая апрельская луна, и, остановившись в этом миге, кружевом курчавилась волна, точно на пейзаже Хирошигэ. Там, где горизонта полоса, лунный луч своей рапирой тонкой осторожно тронул паруса уходящей на ночь в море джонки. Мы следили, стоя там, одни, как в воде у самого причала инфузорий вспыхнули огни; слушали, как тишина молчала, И за то, что мы стояли там, нам присуждено хранить навеки в памяти, как нерушимый храм, эту ночь в порту Шимоносэки. 9 мая 1962 г. 393. Lac Leman («Есть сон: в нем все перемешалось…»)[189] Есть сон: в нем все перемешалось — озера, улицы, мосты, давнишняя ребячья шалость, и много встречных лиц, и ты. Как будто я, совсем другая, забыта всеми и одна, под эхо гулкое шагаю в безлунную трущобу сна. Детьми мы бегали по полю — но резко оборвался путь… Законы жизни не неволю и не прошу тебя вернуть. Друг друга раньше мы встречали: ты помнишь — ярко бил фонтан в тот день, когда корабль отчалил на светлом озере Леман! Дома поплыли, взмылись горы, аэропланное крыло неотвратимо и без спора тебя, как тень заволокло. Ушли деревья, берег, крыши, фонтан, мосты и фонари. Одни часы на башне слышу у перекрестка Корратри, и стихшей чернотой ночною лечу, иду ли — не понять, лишь в памяти передо мною озерная пустеет гладь. Женева, 20 сентября 1962 г. 394. Последнее свидание («Мы куда-то шли и говорили…») Мы куда-то шли и говорили в городе, в котором мы росли; звезды те же самые светили, что когда-то начали светить, но не помнится, куда мы шли. Было времени ужасно мало — разве можно все обговорить? Где толпа крутилась и мешала, я на площади большой отстала, не смогла тебя остановить. Я тебя по улицам искала, вдоль решетки длинного канала, облако зловещее вставало, как огромный гриб, с конца земли. Я звала тебя и догоняла, в переулке темном и пустом, только эхо гулко отвечало и само с собой перекликалось, а потом даже эхо где-то потерялось за мостом. Женева, 1962 г.
395. «Так всем и говорю: „Не спорьте”…» Так всем и говорю: «Не спорьте». Я знаю, в тот короткий час на лондонском аэропорте мы виделись в последний раз. Текла, серея, Темза где-то, вздымались древние мосты. Через Ламанш твоя корветта тебя спустила с высоты. Друг друга долго мы искали в многоязычной толкотне… Крылатая махина стали прицеливалась к вышине. Конечно, и тебя встречала не раз в чужих портах, — но тут хотелось вспомнить все сначала, всю жизнь, в те несколько минут. Мы обнялись. И слов не надо, и слез не вытереть с лица… Вокруг взметнувшейся громады пустеет небо без конца. Женева, 1962 г. 396. Моим друзьям («В жизни надо быть очень твердой…») В жизни надо быть очень твердой, упрямой, такой, как вол, иначе кто-нибудь мордой треснет тебя об стол. Надо также быть очень храброй, не нужно бояться пугал, иначе выметут шваброй с мусором в дальний угол. Но если ты не такая, а просто — какая есть, то тем, кто тебя приласкает, совсем особая честь! 13 февраля 1963 г. 397. For Dr. Boldrey («Скажите, доктор, вы не устали?..»)[190] Скажите, доктор, вы не устали? Вы режете десять часов подряд! Как видно, нервы у некоторых из стали. Не устают. Не едят иногда. Не спят. Ваше призванье — нейрохирургия. В пальцах ваших — чуткость и сила. Пусть устают иногда другие. Другие. Вас, очевидно, судьба наделила силой, совсем ни на что непохожей, какой-то совсем особой способностью. Волшебная палочка, ваш хирургический ножик, вы знаете мозг до мельчайших подробностей. Режьте. Вырезывайте анжиомы, расправляйте запутанные артерии. Но те, что ближе с Вами знакомы, знают, из какой Вы выкроены материи. Знают, что каждая смерть и Вам несет расплату, хоть Вы непричастны к неудаче, что сердце Ваше, под синим халатом напрасно прячась, тоже кровавые слезы теряет и плачет. вернуться Published in the anthology of Russian emigre poetry Sodruzhestvo, Washington, 1966, p. 116. Variant in the last line in the manuscript: «Ночь, апрель, залив Шимоносэки». вернуться Корратри: Corraterrie, a street in Geneva. For В.В. see note on poem 54. вернуться Dr. Boldrey: Dr. Edwin Barkley Boldrey, professor, at the time Chairman in Neurogical Surgery at University of California, San Francisco, one of the first neurosurgeons involved in brain tumour research. Mary Vezey worked at his assistant secretary. |
