5 апреля 1951 г. 360. «…было небо…» …было небо светлое, и вдруг потухло солнце, ни затменья не было, ни тучи, просто вдруг погасло и пропало. Все большое небо потемнело, все живое поукрылось в норы, все цветы поникли и завяли, замолчали на деревьях птицы, и деревья опустили ветви; даже рыбы отошли в глубины, и поверхность моря почернела. Что же делать? Что же делать дальше? Как же можно жить теперь без солнца? 8 октября 1951 г. 361. «Судьба от жизни унесла…»[176] Судьба от жизни унесла людей без счету и числа, и даже звон давно затих о славных подвигах людских; в щепы разбиты, города давно пропали без следа, и гордо к небу росший бор гниет в земле с давнишних пор. Одни лишь звезды в тишине не гаснут в вечной вышине за тем, чтоб мы с тобой могли во что-то верить на земли. 10 октября 1951 г. 362. Наступление зимы В позднем небе бледность опала. Отражается на снегу. Золотая вуаль упала с тихой рощи на берегу. Скоро белой, лохматой гривой уберутся ветви ракит, и ручей, недавно игривый, на полслове вдруг замолчит. Декабрь 1951 г. 363. Весна[177] Потела мягкая земля, трава дышала, прорастая, гляделись в небо тополя, задетые осколком мая. И тучи мелких серых птиц, чуть возвратясь из теплой дали, из бирюзовой выси, ниц на землю ждущую упали. 22 января 1952 г. 364. Приближение грозы Светло, уютно, тихо и удобно; листаешь книжку, в кресле развалясь. Вдруг — крупный дождь застукал в крышу дробно, и в воздухе его повисла вязь. Сереет небо над углами дома, чернеют туч волнистые низы… Ты слышишь вдалеке раскаты грома? Ты чуешь приближение грозы? 8 марта 1952 г. 365. Романс Я голос твой забыла так давно — И цвета глаз твоих давно не вспоминала, Закрыто наглухо в тот старый сад окно. Не все ль равно, что в нем черемуха в июне расцветала! Там путь назад навеки запрещен. С тех пор мы выросли, видали жизни много. Ведь то был сон — простой и детский сон — Да был ли он? И не в такой мы милости у Бога. Март 1952 г. 366. «Внезапно вышла в жизни перемена…» Внезапно вышла в жизни перемена, не стало вдруг ни солнца, ни тепла. Закрыл глаза. Играли марш Шопена, его везли, за ним семья брела. Вот позади и города шумиха, и церкви золотое острие. Он не спешил; он ехал очень тихо на новоселье тихое свое. 1 мая 1952 г. 367. В толпе Простые люди, серою толпой и друг на друга все чуть-чуть похожи, — идут по свету общею тропой — и радость есть у всех, и горе тоже. И только иногда блеснут глаза, и странная от них лучится сила — как будто где-то дрогнула гроза и из-за тучи солнце засветило. 2 мая 1952 г. 368. «Он был, наверно, самый ловкий…» Он был, наверно, самый ловкий — один, среди мильонов тел. он спасся от бомбардировки и долго под землей сидел. Как звери ночью роют норы, спасаясь от дождя и зла, прорыл глухие коридоры дневного не ища тепла. И так как был иных проворней, то он ловил и ел мышей и грыз в земле деревьев корни и так и жил — один. Ничей. И успокоилась планета. Никто не бегал, не кричал, и души всех погибших где-то нашли последний свой причал. Тогда он вылез осторожно. Был воздух светел, пуст и нем. Он посмотрел кругом, ничтожный, — и тихо вдруг спросил: «Зачем?» 9 мая 1952 г. 369. «Закинув в небо голубое…»[178] Закинув в небо голубое высокой мачты острие стоит, укрытый от прибоя корабль, отплававший свое. Его пути пересекались, ведя от самых дальних мест, из-под Авроры Бореалис в края, где светит Южный Крест. Легенды северного снега он, белокрылый, доносил до самой Тьерра-дель-Фуего и возвращался, полный сил. Стоит. Один. Давно ржавеет. Тяжелый якорь врыт в песок. В пустых каютах ветер веет. Последний сон его глубок. вернуться Published in the journal Kharbinskie kommercheskie uchilishcha Kit. Vost, zhel. dor., San Francisco, no. 4, 1952, p. 52. The last line first stanza read: «о от славных подвигов людских»; the second line of second stanza: «давно погибли без следа»; and the last line of the third stanza: «во что-то верить на земле». вернуться Variant in the third line of the first stanza in the manuscript: «тянулись в него тополя». вернуться Variant in the last line of the third stanza in the manuscript: «и легкой славы не просил». |
