1927 88. «Видишь, я сегодня горда…» Видишь, я сегодня горда (точно с неба упала звезда!), вверх загнулись кончики губ (точно Бог на веселье не скуп!): точно стаи синие птиц прилетели от дальних границ, и внизу цветы расцвели на отравленных топях земли… Боже, будь же милостив к нам — дай подольше цвести тем цветам! 1928 89. «Нет, любовь сильней, чем это…» Нет, любовь сильней, чем это: блудным сыном бродит любовь, убежит до окраин света и потом воротится вновь. Проберется выцветшим садом, где убитые мотыльки, и опять нирваной и адом запылают, вспомнив, зрачки. Побоится — вдруг не ответят за грехи прошедшей поры, но ее сокровища встретят и торжественные пиры. И любовь, устав от разлуки, с яркой свечкой в полночь придет положить скрещенные руки на забытый долго киот. 1926 90. «Дни пройдут, и много новых дней…» Дни пройдут, и много новых дней пробежит избитыми путями, на которых лес корявых иней будет выжжен между мной и вами. В чаще леса звезды не горят. Может быть, и мне и вам случится в темноте, где филины кричат, в лабиринте жизни заблудиться. На какой опушке вас найду? Где лежит ваш путь? Когда б я знала, синюю, лучистую звезду я бы вам сопутствовать послала. Вам тогда бы не было темно, вас бы тронуть не посмели совы. Только мне и звезды, все равно, не прогонят призраков дубровы. 1925 91. «Breakers upon the seashore, you and I…»[81] Breakers upon the seashore, you and I, the sand, a bird, a mass of yellow weeds — things that have come into this world to die, things that have all aspired to greater deeds… Here in the silence of each other's hand, tell me, which is it I should cherish best — you, or the flying shadow on the sand — or the bright wave that rises to a crest? You dare not speak. The ocean will not tell. Let us love on, hope on; I am afraid that if I watch too long the water swell I may forget the vows that I have made. 1926
92. «Я песню тебе спою…» Я песню тебе спою на флейте своей певучей, когда за чащей дремучей, за синей горною кручей запрячет вечер зарю. Пусть звуки песни моей с твоей сольются игрою, когда полночной порою они примчатся толпою по белым гребням морей. Ты будешь думать, что чудо тебе поет небылицы звучнее, чем майские птицы… И мне не стоит сердиться, что ты не поймешь, откуда. 1925 93. «Медленно белые птицы от цепкой травы поднялись…» (По Метерлинку) Медленно белые птицы от цепкой травы поднялись, те, что еще на заре сильными крыльями били. Белые тучи своими стенами укрыли берег бессветных озер, до которых они унеслись. Белые снежные птицы расстались с долиной певучей, плыли сквозь капли росы, что висела, как пар, в даль, где на грани пруда покачнутся ряды ненюфар. где исчезнет звезда в лабиринте лианы пловучей. 1925 94. «В незнакомых и серых и строгих…» В незнакомых и серых и строгих городах мне мерещилась ты, в самых нищих и самых убогих я твои узнавала черты. О, мечта моя бедная! Даже в самой сильной и горькой тоске мне какие-то снились миражи далеко впереди на песке; и туманы твои водяные, и звезда на закатном краю в наши скудные страны земные низводили частицу твою. Все, что нужно, вели, — я готова, хочешь, буду гореть и страдать, чтоб одно твое вымолить слово, чтобы призрак тебя увидать. 1928 95. «Мне город твой не нужен темный…» Мне город твой не нужен темный, мне страшно каменной стены. Как огоньки болот, бездомны мои блуждающие сны. Мой путь лежит через туманы и не ведет туда, где ты глядишь на белые фонтаны и грациозные мосты. Такие сказки мне знакомы, такая даль меня звала, что даже ты в своих хоромах меня согреть бы не могла. Ведь я иду с печальной песней от ласковых земных полей затем, что знаю, нет чудесней невидимой страны моей. |