К этому времени начинают открываться женские высшие учебные заведения, так что теперь и женщины с полным правом вступают в ряды интеллигенции. Инженеры, адвокаты, а также врачи и учителя обоего пола становятся все более многочисленными профессиональными группами и уже весьма мало напоминают оторванных от народа мечтателей-дворян начала XIX в. Опираясь на все более широкую социальную базу, интеллигенция выходит в авангард модернизации своей страны.
И все же общество Российской империи, украинское в частности, по сравнению с Западной Европой продолжало оставаться не вполне нормальным, ибо русская и украинская буржуазия была еще столь количественно мала и качественно неразвита, что не играла почти никакой роли в основных общественно-политических процессах. Что до Украины, то здесь просто недоставало капитала, необходимого для развития буржуазии. Политика правительства всячески способствовала утечке капитала на Север, внутренняя торговля (в особенности ярмарки) преимущественно сосредоточивалась в руках российских купцов, крупная промышленность, как мы видели, почти полностью принадлежала иностранцам.
Конечно, были в Украине и очень богатые люди — по некоторым оценкам, не менее 100 тыс. человек. Однако большинство из них получали прибыль не от заводов, фабрик и коммерческих предприятий, а от собственных имений. Собственно украинцев мало было и среди мелкой буржуазии — лавочников и ремесленников. Как большой, так и малый бизнес почти полностью был в руках русских и евреев.
Модернизация Украины и отсталость украинцев. Модернизация Украины сопровождалась целым рядом парадоксов. С ростом значения Украины как «житницы Европы» росла и бедность на селе. Несмотря на крупнейший в Европе промышленный бум в Украине, страна эта продолжала оставаться отсталой и в основном аграрной. Но, пожалуй, самый наглядный парадокс состоял в том, что украинцы, составлявшие огромное большинство населения, почти не участвовали в эпохальных преобразованиях своей страны.
Казалось бы, невероятно? Но статистика с неумолимостью невероятное превращает в очевидное. Среди наиболее квалифицированных рабочих того времени — шахтеров и металлургов — украинцы составляли соответственно 25 и 30 %, а стойкое большинство среди представителей этих профессий удерживали русские. Впрочем, даже на сахарных заводах Правобережья работало почти столько же русских, сколько украинцев.
То же самое видим и среди интеллигенции. В 1897 г. среди адвокатов было 16 % украинцев, среди учителей — 25 %, и лишь 10 % творческой интеллигенции были украинцами. Из 127 тыс. человек, занятых умственным трудом, украинцы составляли лишь треть. В 1917 г. только 11 % студентов Киевского университета были украинского происхождения.
Поражало отсутствие украинцев в городах. На рубеже веков они составляли менее трети городского населения — остальные в основном были русские и евреи. Как правило, чем больше был город, тем меньше жило в нем украинцев. В 1897 г. они составляли лишь 5,6 % жителей Одессы, а к 1920 г. их вообще там осталось только 2,9 %. В 1874 г. 60 % киевлян считали украинский язык родным, в 1897 — 22 %, а в 1917 г.— всего лишь 16 %. Таким образом, модернизация Украины собственно украинцев явно оставляла в стороне.
Почему же так много неукраинцев оказалось именно в тех районах Украины, которые подверглись наиболее значительной модернизации?
Большой численный перевес русских среди пролетариата объясняется прежде всего тем, что в России, в отличие от Украины, промышленность существовала еще с XVIII в. И когда неожиданный промышленный бум охватил районы Донбасса и Кривбасса, создав настоятельную потребность в квалифицированной рабочей силе, русских пролетариев здесь встречали с распростертыми объятиями. Массовому притоку рабочей силы с Севера способствовало и то обстоятельство, что как раз в это самое время промышленность России в основном переживала застой, а заработная плата шахтеров и металлургов Украины в среднем почти на 50 % превышала заработки рабочих в России.
В городах количество русских последовательно возрастало еще со времен присоединения Украины к России. Чиновники и солдаты надолго оставались в тех городах, которые выполняли роль административных и военных центров; в торгово-промышленных центрах число неукраинцев также росло прямо пропорционально росту промышленности и торговли. Так, уже в 1832 г. около 50 % купцов и 45 % заводчиков и фабрикантов в Украине составляли русские: по ранее упомянутым причинам у них оказывалось больше средств для вложения в коммерческие предприятия, чем у украинцев. К тому же множество русских крестьян, будучи не в состоянии прокормиться на своих неплодородных землях, были вынуждены искать иных средств к существованию в городах. Незадачливые земледельцы с Севера часто становились удачливыми коммерсантами в Украине, особенно на Левобережье и на Юге, где для коммерции было множество возможностей — и никакой конкуренции со стороны местного населения.
Другую достаточно многочисленную неукраинскую этническую группу жителей больших и малых городов составляли евреи. В описываемую эпоху в Правобережной Украине (где проживало большинство евреев Российской империи) центр хозяйственной жизни постепенно перемещается из имений польских магнатов в города, а реформы 1860-х годов приводят в том числе и к снятию некоторых ограничений на проживание в них евреев. В результате многие мелкие местечки в этом регионе стали почти исключительно еврейскими, а к концу XIX в. выросло и количество евреев в крупных городах. Одесса — один из крупнейших центров еврейской культуры во всем мире — к этому времени уже и в процентном отношении более чем наполовину стала еврейской. В Киеве в 1863 г. было 3 тыс. жителей еврейской национальности, а в 1910 г.— 50 тыс. Впрочем, образованные евреи, как правило, говорили по-русски и, в строгом смысле, способствовали развитию в городах Украины не столько еврейской, сколько русской культуры.
Именно большие города как центры образования и культуры притягивали к себе большинство интеллигенции. Имея лучшие возможности для образования и получения высококвалифицированной работы (если, конечно, не считать официальных ограничений на прием евреев в гимназии, университеты и на работу в государственные учреждения в количестве мизерного процента), горожане-неукрайнцы преобладали и среди интеллигенции. Собственно украинские интеллигенты в большинстве своем жили по селам и небольшим местечкам и служили в земствах — врачами, агрономами, статистиками, учителями. И лишь немногие украинцы принадлежали к интеллектуальной элите, занимаясь развитием собственно украинской университетской науки, литературы и журналистики.
И все-таки почему украинцы так неохотно вливались в городскую среду и принимали участие в процессах модернизации своей страны? Большинство исследователей этой проблемы искали здесь чисто психологическое объяснение: либо тенденциозно украинофильское (оставить земледелие украинскому крестьянину не давала глубоко укорененная любовь к земле), либо тенденциозно антиукраинское (украинцы якобы по самой своей природе вялы и консервативны). Ни то, ни другое, однако, не находит достаточных подтверждений в украинской истории. Во времена Киевской Руси, напротив, именно предки украинцев в необычайно большом для своего времени количестве населяли города, занимаясь преимущественно торговлей. Не будем далеко ходить: еще и в XVII в. целых 20 % украинского населения проживало в городской среде. А в начале XVIII в. не русские, а именно украинцы преобладали среди интеллектуальной элиты империи.
Сравнительно малое участие украинцев в процессах урбанизации и модернизации в Украине помогают объяснить политические и социально-экономические условия, существовавшие здесь в XVIII—XIX вв. Поскольку большие и малые города были центрами имперской администрации, в них, как правило, преобладали русские, их язык и культура. Одновременно собственно украинское население городов ассимилировалось, а в некоторых случаях и вытеснялось. По справедливому замечанию Богдана Кравченко, причиной отсутствия миграции в города крестьян-украинцев в дореформенный период было преобладание в Украине барщины над оброком. В отличие от русских крестьян, которых их же помещики часто заставляли идти на заработки в города, украинских крестьян «привязывала» к их плодородным почвам не столько любовь к ним, сколько та выгода, которую извлекали из них украинские помещики. А это в свою очередь ограничивало не только мобильность украинцев, но и возможность приобрести тот опыт и те профессиональные навыки, которые были необходимы для приспособления к городской среде и которые, в отличие от украинцев, успели приобрести русские и евреи.
