Революция и вызванное ею стремление масс к национальному самовыражению неизбежно должны были сказаться на статусе церкви в Украине. Епархиальные собрания, крестьянские и солдатские съезды в 1917—1918 гг. один за другим выдвигали требования к церкви порвать с Москвой и оформиться в самостоятельную (автокефальную) организацию. Эта же идея вынашивалась низшим духовенством и городской интеллигенцией. В результате в январе 1918 г. для осуществления этой задачи была создана «Всеукраїнська Православна Церковна Рада». Однако Центральная Рада с ее левой ориентацией мало заботилась о церковных делах. Идею церковного разрыва с Москвой поддержало консервативное правительство гетмана Скоропадского, особенно в лице министров по делам религии Василя Зинькивского и Олександра Лотоцкого. После падения Скоропадского Директория также выказала живой интерес к идее самостоятельности церкви. Однако поскольку оба правительства продержались у власти недолго, их поддержка в этом вопросе не нашла конкретного воплощения.

Как ни парадоксально, но движение за независимую украинскую церковь достигло высшей точки именно при советской власти. Поскольку Советы считали Русскую православную церковь во главе с новоизбранным патриархом Тихоном своим главным и опаснейшим религиозным оппонентом, они не возражали против появления религиозных группировок, размывающих господствующую церковь. Именно этим объясняется их первоначальная терпимость к украинизации церкви.

Это движение, однако, столкнулось с серьезным сопротивлением с другой стороны. Решительными противниками автокефалии выступили московский патриарх Тихон и почти вся православная иерархия в Украине. Пользуясь правом на отлучение от церкви и анафему, они неоднократно блокировали вое попытки ВПЦР распространить свое влияние. Столь резкая позиция удерживала многих священников и мирян от поддержки требования автокефалии. Невзирая на эти неблагоприятные обстоятельства, 21 октября 1921 г. на соборе, созванном ВПЦР (присутствовало 500 делегатов, включая 64-х священников), были предприняты решительные шаги. Пренебрегая каноническими установлениями и проигнорировав угрозы иерархов, ВПЦР избрала митрополитом одного из своих членов — священника Василя Лыпкивского, который немедленно возвел в сан архиепископа и четырех епископов. Те в свою очередь рукоположили несколько сотен священников и дьяков. Затем ВПЦР подтвердила свое прежнее решение о создании Украинской автокефальной православной церкви (УАНЦ).

Новая церковь поднялась очень быстро. К 1924 г. в ней насчитывалось 30 епископов, около 1500 священников, свыше 1100 парафий, объединявших миллионы прихожан (всего в Украине было 9 тыс. парафий). К ней присоединились многие украинские церковные общины США, Канады и Европы. В отличие от традиционного православия, гордившегося своей ортодоксальностью, украинская автокефалия пошла на разнообразные нововведения — такое, например, как отправление службы на украинском языке вместо церковнославянского. Она отказалась от таких непременных внешних атрибутов православного священника, как ряса, длинные волосы и борода. Решительным разрывом с устоявшейся веками практикой стало разрешение для высшего духовенства вступать в брак. Вполне в духе времени украинская церковь приняла более демократичные принципы самоуправления. Она отказалась от авторитарной системы патриаршества, возложив высшую власть в церковных делах на выборный совет епископов, священников и представителей мирян. Принцип выборности был распространен также на епископат и приходских священников. В основе всех этих реформ лежало стремление новой церкви максимально сблизиться с верующими, привлечь их к своей деятельности. Возможно, этим можно объяснить первые впечатляющие успехи УАПЦ.

Впрочем, эти достижения не исключали весьма ощутимых пробелов в деятельности новой церкви. Решительный разрыв с некоторыми канонами, постоянные заявления патриарха Тихона о незаконности УАПЦ, отказ православных патриархов за границей признать автокефалию привнесли в ее образ оттенок чего-то ненастоящего, не освященного законом, что на первых порах оттолкнуло от нее многих сторонников. Кроме того, внедрение демократических принципов в деятельность УАПЦ привело к многочисленным конфликтам и дрязгам между духовенством и прихожанами. Новорожденная церковь не имела еще соответствующей материальной базы. Еще более серьезной была «проблема кадров». Поспешное, нередко случайное посвящение в сан приводило к тому, что епископами и священниками становились люди не способные или не подготовленные к такой ответственной деятельности. К тому же священники УАПЦ часто оказывались совершенно беззащитными перед давлением властей. Со временем, когда эти недостатки стали очевидными, рост УАПЦ замедлился. При этом она все же оставалась главным соперником Русской православной церкви (которую поддерживало русское духовенство, особенно монахи, русское меньшинство и консервативные элементы украинского населения) и сохраняла за собой подавляющее большинство православной паствы в Украине.

Значительно больше трудностей доставляла УАПЦ политика государства. Обеспокоенная быстрыми успехами автокефалии, советская власть немедленно избрала ее целью для реализации своего излюбленного принципа «разделяй и властвуй». Она всячески поддерживала деятельность разного рода диссидентских церковных группировок в Украине, которые наносили вред как Русской православной церкви, так и ее украинскому оппоненту. В начале 1920-х годов она способствовала деятельности «прогрессивной» группы «Активисты церкви Христовой», отколовшейся от Русской православной церкви. Когда эта группа потерпела неудачу в Украине, власти стали покровительствовать новосозданной «соборно-епископальной церкви» во главе с Теофилом Бульдовским. Выступая за независимость украинской церкви, она предлагала добиваться этой цели каноническими путями, занимая в то же время откровенно проправительственные позиции.

Все эти ухищрения не помогли режиму ни развалить, ни подчинить себе УАПЦ. Наоборот, невзирая на упомянутые недостатки, она продолжала расти и крепнуть. Поэтому в 1926 г. власти развернули фронтальный прессинг против УАПЦ, обложив непосильными налогами ее парафин и всячески ограничивая деятельность священников. Довольно скоро после этого они обвинили митрополита Лыпкивского и многих его коллег в национализме, арестовали их и распустили ВПЦР. Хотя украинская автокефалия еще просуществовала несколько лет после этого погрома, стало очевидным, что ее, как и религию в целом в СССР, ожидает весьма мрачное будущее.

Процесс активного усиления национального самосознания среди украинцев, вызванный революцией и гражданской войной, продолжался и в 1920-е годы — в немалой степени благодаря тому, что коммунистический режим еще не вошел в силу окончательно и его влияние не было абсолютным. Коммунистическая партия претендовала на монополию в политической сфере, поэтому украинские национальные устремления в этой области были сильно урезаны. В то же время нельзя игнорировать то обстоятельство, что украинцы достигли, пусть во многом и фиктивной, государственности, и это давало им сознание полноценной государственной нации, со всеми правами и возможностями, которые обусловливал этот статус.

Национальное движение, потерпевшее неудачу в 1917— 1920 гг., нашло поле приложения сил в области культуры. Благодаря значительному числу даровитых писателей, поэтов, художников, ученых украинская культура превратилась из предмета заботы узкого круга дореволюционной интеллигенции в дело значительно более многочисленных слоев населения. Украинизация не только сделала достижения культуры достоянием народных масс, но и способствовала тому, что украинская культура стала отождествляться в их сознании с путем к просвещению, социально-экономической модернизацией и даже с государственностью. Поэтому казалось, что вот-вот возникнет плодотворный симбиоз национальной идеологии и коммунизма, который позволит украинскому народу достичь своих целей в социально-экономической области. Однако последующие события развеяли эту иллюзию в прах.