— Нет. Не интересно.
— Не верю!
— Пожалуйста, не верьте! Верьте, во что хотите, а я буду… Понятно же, что она врёт! Выдумала, чтобы задеть меня. Для этого и явилась. Как вообще такое может быть — ещё один А-класс, да ещё и женщина!..
— А если это правда?
Больше всего мне хотелось встать с диванчика, извиниться, попрощаться и пойти спать. Лечь пораньше — после такого дня! Чтобы всё произошедшее стало страшным сном… Мне не хотелось продолжать. Это значило бы сыграть по правилам Ядвиги. Лучшее, что я мог сделать, забыть о ней и её «истории» навсегда.
Интересно, а что будет делать Утенбаева, если я встану и уйду? Как она меня удержит? Как проявит свою власть? Что она вообще может? Ну, разве что выгнать меня из скво. Потребовать перевода в другое место. Мне-то уже всё равно, но вот другим!.. Молли расстроится, и не только она. Поэтому я собрался с силами и постарался объяснить:
— Я ей не верю. И буду дураком, если рискну поверить!
— Будешь выглядеть дураком — ты это хочешь сказать?
— Ну да!
— А как она узнает? — хмыкнула Утенбаева. — Её переводят из Западного. У неё нет здесь никого, кто бы следил за тобой!
— Хорошо. Я не хочу выглядеть дураком перед собой.
— Но тебе же интересно? Честно? Интересно?
— Интересно, да. Но я не хочу поддаваться ей. Потому что она любит такие штуки: заставить других поступать так, как она задумала. Так вот, я не хочу, чтобы она со мной такое проделала!
— А можно я напомню, как пару месяцев назад ты был готов позволить проделать с собой худшие вещи? Намного худшие!
Это был подлый приём! Но я сдержался.
— Она лгунья, и вряд ли перестала быть лгуньей, поносив «ржавь». Всё это она придумала только для того…
— Она не лгала, — доктор перебила меня — и наклонилась близко-близко, используя в качестве опоры моё колено. — Она верила в то, что говорила! Я видела — для неё это случилось на самом деле! Она видела то, что видела!
Я вздохнул и отвернулся. Опять спамерские игры! Как я могу знать, правду говорила Ядвига или нет, если я не знаю, насколько правдив оценивающий её эксперт!
— Не важно…
— Думаешь, она может обмануть меня?
— Откуда я знаю?!
— А что ты вообще знаешь?
— Я знаю, что андроидов А-класса женского пола нет, не было и не может быть! — выложил я последний аргумент, но на спамершу-скво это не произвело ни малейшего впечатления.
— Рэй, а можно поинтересоваться — откуда ты это знаешь?
Я открыл рот, чтобы ответить, но понял, что она права: у меня не было ни одного источника информации, надёжного на сто процентов. Ни Проф-Хофф, ни Инфоцентр «Дхавала» не могли считаться надёжными. А логосы на «Тильде»? Но чем они лучше?..
Не получив ответа, Утенбаева отодвинулась от меня. Как будто отпустила.
— Можешь идти!
— Я…
— Иди, если хочешь!
Я остался, и мы какое-то время просто молча сидели в уютном полумраке, закрытые ширмой от остальных.
— Что с ней случилось? — осторожно спросил я. — С Ядвигой? Что с ней стряслось, что она стала такой?
Доктор Утенбаева откинулась на спинку дивана, потянулась.
— Вы не знаете, да?
— Я не вижу особого смысла изучать этот вопрос. И тратить на него время.
— Почему?
Она усмехнулась.
— Со следующим СубПортом отчёт о её подвигах прилетит всем, кто с ней работал. Вот пусть и ломают голову, где они напортачили! А я ею не занимаюсь, потому что она этого не хочет. В обязательном порядке мы занимаемся только детишками, — напомнила она. — Так что и тебе об этом думать не надо! Не загружайся!
— Есть же понятие опыта, — нахмурился я. — Если мы будем знать, что было не так…
— То что? Мы не допустим тех же ошибок?
Я не ответил.
— Рэй, такое случается! И будет случаться! Чтобы мы ни делали, как бы ни старались, всё равно некоторые люди будут такими, как Ядвига.
«Или как Просперо Мид», — подумал я, и прошептал.
— Люди из прошлого…
— Что? — переспросила Утенбаева.
— Как будто люди из прошлого, — объяснил я. — Из докосмической эпохи.
Она нахмурилась:
— При чём здесь это?
— Ну, были же люди тех времён — и Ядвига как будто оттуда…
— Рэй, а ты думаешь, мы отличаемся? Ну, конечно, ты так думаешь! И вся ваша команда так думает! Вы сняли фильм о том, как «правильных» людей становилось всё больше. Как будто это как-то накопленный признак, как… я не знаю…. как чёрный цвет у тюльпанов!
— Это была идея Туччи, — начал я оправдываться. — Виктора Туччи. Про людей с искрой.
— Это была идея мальчиков, — язвительно поправила она. — И учителя, для которого важнее быть понятым, чем сказать правду. Ты-то сам как считаешь?
Я беспомощно огляделся вокруг, но не успел полюбоваться на цветочный орнамент ширмы, как Утенбаева включила нейтральный белый режим, превратив «садовую беседку» в холодный лабораторный отсек.
— Я вообще никак не считаю, — ответил я. — Его версия должна быть верной, потому что он двадцать лет работал в школе. У меня нет такого опыта. Поэтому я принял его версию.
Честно, хотя и не сказать, что приятно. Знакомое ощущение…
Доктор похлопала меня по колену и вернула цветы.
— Я не прав?
Она молчала.
— Не прав. Хорошо. А что верно? Дело не в людях?
— Нет.
— А в чём тогда?
Она помолчала немного, подбирая слова — а может быть, специально вынуждая меня ждать.
— Система. Общество. Нормы. Люди вообще не особо изменились! Чего мы добились за двести лет, это снизили наследственные заболевания. Но в целом это всё те же люди. Идентичные тогдашним. Общество изменилось. Соответственно, твоя Ядвига считается сорняком. А Молли — достойным гражданином.
Я печально усмехнулся:
— Жаль, Молли другого мнения!
— Она вообще не думает в этом направлении! Это моя работа — думать об этом. И твоя.
— Кто же тогда изменил общество, что оно стало таким?
— Никто его не менял! Как ты вообще представляешь изменение общества на планете, где уживается десять миллиардов людей и пара сотен государств? Какая сила нужна, чтобы изменить хоть что-то?
— Ну, это…
— Десять миллиардов, Рэй, — повторила она с нажимом. — Десять.
Я осёкся, заставил себя обдумать её слова — представить то, что она говорили.
Цифра. Нули. Как нас учили в самом начале, когда мы с трудом представляли, что такое счёт: рассыпай яблоки по земле и медленно поднимайся. Десять, сто, тысяча, десять тысяч. Десять миллиардов. Да я даже сто тысяч не мог вообразить!
— Это точно? — переспросил я.
— Ну, примерно. Плюс-минус. Ну, девять с лишним на самом пике.
— Но нас же сейчас… — я мысленно нарисовал другую цифру рядом с десятью миллиардами. — Нас же…
— Да-да!
— Значит… Но как же тогда…
Я вычел второе из первого — и заново оценил результат. Он не сильно отличался от первоначальных десяти… пусть даже девяти миллиардов. Только теперь это было другое число. С другим значением. С иным смыслом.
— Как это сделали? Столько людей… Что случилось?!
— Много всего, — невозмутимо ответила Утенбаева, прихлёбывая чай. — Много всего такого, о чём предпочитают не рассказывать на уроках или в шоу. И никогда не дают эту цифру в чистом виде. «Существенное сокращение», «демографический спад» — ты знаешь слова. Но не пугайся так! Люди, которые жили тогда, тоже не представляли себе эту цифру. Они и миллиарда не могли представить! И даже миллиона. У них был такой же круг общения, что и сегодня. Такое же максимально число связей, что и тогда. Всё остальное — работа воображения.
Я перевёл дух. Число по-прежнему оставалось нереальным. Нереально страшным.
— Но потом всё изменилось, — подытожил я, надеясь снова вернуться на успокаивающую позицию «прошлое прошло, в настоящем всё правильно». — Они же всё равно изменили жизнь!
Утенбаева посмотрела на меня, как на ребёнка.
— Рэй, скажи, пожалуйста, ты знаешь, почему «Сальвадор» назвали «Нью-Эдемом»? «Новый Рай» — ты хоть знаешь, что такое «рай»?