«Лишь ночь над городом раскинет покрывало,
Хочу к Люсили я проникнуть, как бывало.
Ступай и приготовь фонарь мне потайной,
Оружье забери, пойдешь и ты со мной».
А мне послышалось, скажу вам непритворно:
«Ступай, возьми узду и вешайся проворно».
Пожалуйте сюда, любезный мой патрон!
Я приказаньем так был вашим изумлен,
Что прямо онемел, язык прилип к гортани.
Теперь же, не страшась несправедливой брани,
Готов я рассуждать спокойно обо всем.
Поговоримте же. «Так решено: тайком
Хотите нынче в ночь пробраться вы к Люсили?» —
«Да, Маскариль, хочу». — «А вы сообразили,
Кто поступает так?» — «Влюбленные». — «Ничуть!
Глупцы, которым жизнь не дорога отнюдь». —
«Ты знаешь, почему так нужно?» — «Почему же?» —
«Люсиль разгневана ужасно». — «Ей же хуже!» —
«Но мне любовь велит упасть к ее ногам». —
«Любовь болтает зря. Кто поручится нам,
Что нас не будет ждать за это все расплата,
Месть гневного отца, соперника иль брата?» —
«Ты думаешь, они злоумышляют месть?» —
«Конечно, думаю. Что на рожон нам лезть?
Соперник всех страшней». — «Оставь свои советы;
Ты, верно, позабыл про наши пистолеты.
Ведь драться можем мы и отразить врага». —
«Так. Этого и ждал покорный ваш слуга.
Я — драться? Вот уж нет! На это я не годен,
С отважным рыцарем Роландом я не сходен.
[42] Я слишком мил себе, и стоит вспомнить мне,
Что стали дюймов двух достаточно вполне,
Чтоб сразу предо мной отверзлись двери гроба,
Как странная меня охватывает злоба». —
«От головы до ног вооружишься ты». —
«Тем хуже. Будет мне трудней удрать в кусты.
К тому же в панцире найти возможно щелку,
Чтоб острие копья просунуть втихомолку». —
«Знать, трусом ты прослыть желаешь, Маскариль!»
«Лишь быть бы живу мне, все остальное — гиль.
За четверых меня считайте за едою,
В сраженье же — я нуль, я этого не скрою.
Быть может, в лучший мир вас и влечет душа,
По мне ж, земная жизнь довольно хороша,
И мне расстаться с ней нисколько не угодно.
Вы, право, можете одни глупить свободно».