ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и Латорильер.
Латорильер. Здравствуйте, господин Мольер!
Мольер. Мое почтение, сударь! (В сторону.) Нелегкая тебя принесла!
Латорильер. Как поживаете?
Мольер. Прекрасно. Благодарю вас… Сударыни!.. Не…
Латорильер. Я сейчас был в одном доме и говорил о вас много хорошего.
Мольер. Премного вам обязан. (В сторону.) Чтоб тебя черт побрал! (Актерам.) Позаботьтесь о том, чтобы…
Латорильер. Вы играете сегодня новую пьесу?
Мольер. Да, сударь. (Актрисам.) Не забудьте…
Латорильер. Вам ее заказал король?
Мольер. Да, сударь… (Актерам.) Пожалуйста, подумайте…
Латорильер. А как она называется?
Мольер. Да, сударь.
Латорильер. Я спрашиваю, как она у вас называется.
Мольер. Право, не знаю. (Актрисам.) Вам необходимо…
Латорильер. В каких вы будете костюмах?
Мольер. Вот в этих самых. (Актерам.) Будьте добры…
Латорильер. Когда начало?
Мольер. Как только пожалует король. (В сторону.) Вот привязался со своими вопросами!
Латорильер. А когда вы его ожидаете?
Мольер. Провалиться мне на этом месте, сударь, не знаю.
Латорильер. То есть как — не знаете?..
Мольер. Запомните, сударь: я самый невежественный человек на свете. Клянусь вам, я ничего не знаю, что бы вы у меня ни спросили. (В сторону.) Я в бешенстве! Этот палач преспокойно задает вам вопросы, ему и дела нет, что вам не до него.
Латорильер. Доброго здоровья, сударыни!
Мольер (в сторону). Ну вот, теперь за них примется!
Латорильер (г-же Дюкруази). Вы прекрасны, как ангелочек. (Поглядывая на г-жу Эрве.) Так вы сегодня обе заняты?
Г-жа Дюкруази. Да, сударь.
Латорильер. Без вас комедия сильно проиграла бы.
Мольер (актрисам, тихо). Вы не могли бы его спровадить?
Г-жа де Бри (Латорильеру). Сударь! У нас сейчас будет репетиция.
Латорильер. Помилуйте, я вам мешать не стану! Пожалуйста, продолжайте!
Г-жа де Бри. Но…
Латорильер. Нет-нет, я никогда никому не надоедаю. Не обращайте на меня внимания и занимайтесь своим делом.
Г-жа де Бри. Да, но…
Латорильер. Без церемоний, репетируйте все, что угодно!
Мольер. Сударь! Дамы стесняются вам сказать, но они хотели бы, чтобы во время репетиции здесь не было посторонних.
Латорильер. Почему? Для меня в этом нет ничего опасного!
Мольер. Таков обычай, сударь, и они ему следуют, да вы и сами получите больше удовольствия, если не будете все знать заранее.
Латорильер. Ну, так я пойду скажу, что вы готовы.
Мольер. Да нет же сударь, сделайте одолжение, не торопитесь!
Латорильер уходит.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, кроме Латорильера.
Мольер. Бывают же на свете такие нахалы! Однако начнем. Представьте себе, что действие происходит в приемной короля. Там каждый день случаются презабавные истории. Туда легко заставить прийти кого угодно, можно даже найти повод для появления дам, которых я вывожу в своей пьесе. Начинается комедия со встречи двух маркизов. (Де Лагранжу.) Помните: вы должны войти так, как я вам говорил, с самым, что называется, независимым видом, приглаживая парик и напевая песенку: «Ла-ла-ла-ла-ла-ла!» А вы, все остальные, посторонитесь: нужно дать двум маркизам побольше места. Эти особы к тесноте не привыкли. (Де Лагранжу.) Прошу вас!
Де Лагранж. «Здравствуй, маркиз!»
Мольер. Ах, боже мой, маркизы так не говорят! Нужно сказать это гораздо громче. Эти господа и говорят по-особому, чтобы отличаться от обыкновенных людей. «Здравствуй, маркиз!» Начнем сначала.
Де Лагранж. «Здравствуй, маркиз!»
Мольер. «А, маркиз, мое почтение!»
Де Лагранж. «Ты что здесь делаешь?»
Мольер. «Черт возьми, ты же видишь: я жду, когда эти господа отлипнут наконец от двери, чтобы и я мог просунуть голову».
Де Лагранж. «Черт побери, ну и столпотворение! Не желаю я тут тереться, лучше уж войду одним из последних».
Мольер. «Тут есть по крайней мере человек двадцать таких, которые прекрасно знают, что их не впустят, и все-таки они теснятся так, что к двери не проберешься».
Де Лагранж. «Крикнем погромче наши имена привратнику, и он пригласит нас войти!»
Мольер. «Тебе это, может быть, и пристало, а я не хочу, чтобы Мольер вывел меня на сцену».
Де Лагранж. «А я, маркиз, так полагаю, что в Критике он именно тебя и вывел!»
Мольер. «Меня? Нет уж, извини! Это был ты собственной персоной».
Де Лагранж. «Право, это слишком любезно с твоей стороны — навязывать мне свое изображение».
Мольер. «Черт возьми! Да ты, как видно, шутник! Даришь мне то, что принадлежит тебе самому!»
Де Лагранж (смеясь). «Ха-ха-ха! Вот потеха!»
Мольер (смеясь). «Ха-ха-ха! Вот умора!»
Де Лагранж. «Как! Ты осмеливаешься утверждать, что это не тебя вывели в роли маркиза из Критики?»
Мольер. «Понятно, меня! „Пьеса противна, противна, черт возьми, до последней степени! Пирожок!“[109] Это я, я, конечно, я!»
Де Лагранж. «Да, черт побери, смейся, смейся, а это ты. Хочешь, побьемся об заклад? Увидим, кто из нас прав».
Мольер. «А что ты ставишь?»
Де Лагранж. «Я ставлю сто пистолей, что это ты».
Мольер. «А я — сто пистолей, что это ты».
Де Лагранж. «Сто пистолей наличными?»
Мольер. «Наличными. Девяносто получишь с Аминта, а десять наличными».
Де Лагранж. «Согласен».
Мольер. «Кончено дело».
Де Лагранж. «Плакали твои денежки».
Мольер. «А твои тебе улыбнутся».
Де Лагранж. «Кто же нас рассудит?»
Мольер (Брекуру). «Вот кто нас рассудит. Шевалье!»
Брекур. «В чем дело?»
Мольер. Ну вот! И этот заговорил тоном маркиза! Разве я вас не предупреждал, что в вашей роли нужно быть совершенно естественным?
Брекур. Предупреждали.
Мольер. Еще раз: «Шевалье!»
Брекур. «В чем дело?»
Мольер. «Мы побились об заклад — будь любезен, разреши наш спор».
Брекур. «Какой спор?»
Мольер. «Мы спорим, кого вывел Мольер под видом маркиза в своей Критике: он говорит, что меня, а я говорю, что его».
Брекур. «А по-моему, ни того, ни другого. Вы оба с ума сошли, зачем вы принимаете такие вещи на свой счет? Я слышал недавно, как Мольер выражал свое возмущение в разговоре с людьми, которые обвиняли его в том же, в чем обвиняете вы. Он говорил, что особенно его огорчает попытка угадать, с кого списан тот или иной его персонаж, что его задача — изображать нравы, не касаясь личностей, что герои его комедий — создания вымышленные, что это видения, которые его фантазия облекает плотью, дабы позабавить зрителей; что он был бы в отчаянии, если бы случайно кого-нибудь задел, и что он навсегда потеряет охоту писать комедии, если в них вечно будут отыскивать сходство с кем-либо по наущению его врагов, желающих поссорить его с людьми, о которых сам Мольер и не помышлял. И я нахожу, что он прав. Ну к чему, скажите, пожалуйста, приписывать кому-то одному все слова и жесты и подводить автора, объявляя во всеуслышание: „Он изобразил такого-то“, когда все эти черты можно найти у сотни других людей? Если задача комедии — рисовать человеческие недостатки вообще, главным образом недостатки наших современников, то Мольер не может создать такой характер, который не напоминал бы кого-нибудь в нашем обществе. Но если его обвиняют в том, что он имел в виду всех, в ком можно найти обличаемые им пороки, то пусть уж лучше ему запретят писать комедии».
