* * * Савелий Бенедиктович Вдруг Львова взял за пуговку: «Давайте двабилетика… Сосед мой, Павел Карпович, Вчера ведь тоже выиграл,— Уж я ему, ракалии, Второй билет продам». XXI Попов стоит на кухоньке, Закинув руки за спину, А перед ним копается В невзрачном чемоданчике Невзрачный старичок. «Вот рижского изделия Занятнейшие книжечки: „Альков графини Галкиной“, „Таинственная курица“, „Монашеские шалости“, „Вампир и две молочницы“, „Кровавая пята“… А это, не угодно ли, Рассказы Достоевского,— Писатель завлекательный… Том несколько подмоченный,— Недорого возьму. Вот „Русский сонник“ новенький, Нью-Йоркского издательства, Одной вдовой кламарскою Заказан был по случаю, Да, вишь, она уехала С мамашею в Тулон… Открыток не возьмете ли? Боярыни в кокошничках С серебряными блестками, Полтавские красавицы Стокгольмского тиснения, Вот-с троечки московские Со снегом бертолетовым… Возьмите, сударь, серию,— Пять франков не расход». * * * «А как у вас торговлишка?» — Спросил Попов сочувственно, И томик Помяловского, Случайно затесавшийся Меж рижскими вампирами, На полку отложил. «Коммерция — дырявая. За две недели, верите ль, Три книжки поваренные, Да два „Алькова Галкиной“, Да дюжину открыточек Сбыл с рук я, господин… Клиенты все ругаются, Что к книжкам не подступишься,— Да я же, сударь, видите, За грош их продаю… Весьма средь эмиграции Упало просвещение,— На старого, на малого Ни „Сонником“, ни Гоголем Теперь не угодишь. Кино да водка-матушка… Вот и хожу по лестницам Неведомо зачем. Придется, видно, батюшка, Переменить коммерцию: Творог да кильки рижские, Да колбасу копченую В разнос решил попробовать Клиентам доставлять… От чтенья отшатнулися, А ведь едят, чай, все…» * * * Попов плечами вежливо Пожал в недоумении… Вчера еще на кухоньке В затылке скреб с прискорбием Колбасный поставщик: «Дела колбасно-сырные,— Не приведи Ты, Господи! Придется, — что поделаешь? — Переменить коммерцию… У книжника знакомого В кредит взять сотню книжечек И по домам попробовать Клиентам разносить». XXII На стареньком диванчике Лежала, лапы свесивши, Курчаво-вислоухая, Поджаро-колченогая,— Смесь водолаза с таксою,— Собачка Бардадым. И слушала внимательно, Блестя зрачками умными, Болтая, словно веничком, Взволнованным хвостом, Как гость — Козлов с хозяином Беседовал о ней. * * * «А что ж… Сказать по совести, Пожалуй, этой бестии, Воспитаннику вашему В злосчастной эмиграции Живется лучше всех… Сыта, в тепле, под крышею, В углу уютный ящичек С подстилкой шерстяной, Хозяин добродушнейший,— Хоть влезь ему на голову — Слегка потреплет за ухо И, вместо назидания, Достанет из-за пазухи Кусочек сахарку… Мы с вами бьемся-мечемся, А Бардадым Обломовым Зевает на диванчике,— Пускай хоть двадцать кризисов: У шкафа в миске глиняной Суп с вкусными обрезками, По щучьему велению, По вашему радению, Появится в свой час…» * * * «Ох нет, — ответил сумрачно Хозяин бардадымовский.— Какое, к бесу, счастие… Теперь, когда по городу Пришлось в тройной пропорции Весь день с утра гонять,— В такую мерихлюндию Впал пес от одиночества, Что воет, словно каторжный, У двери по часам… Консьержка — баба добрая, И глуховата, к счастию, Но вот жильцы ругаются, Грозятся, чертыхаются,— Ведь стены-то картонные,— Собачью эту музыку Велят искоренить… Я граммофоны-радио С душевным содроганием Ведь слушаю, не жалуюсь,— Но что ж, в чужом отечестве Не будешь рассуждать… На полчаса воротишься В жилье свое пустынное,— Мой Бардадым, как бешеный, Танцует вкруг меня… Визжит, скулит и тявкает, Оближет руки, бороду, В глазах немая жалоба,— Почти что говорит: „Хозяин! Ангел! Золото! Зачем, как пес, ты носишься Теперь по целым дням?! Я к чашке не притронулся, Выл три часа с отчаянья, Уйдешь, — опять до вечера У двери буду выть…“» Хозяин крякнул горестно И посмотрел в окно: «Придется, — что поделаешь? — В Нормандское именьице К консьержкиному дядюшке На этих днях свезти…» |
