ФРАНСИСКО ДЕ РИОXА * * * Я полон самым чистым из огней, какой способна страсть разжечь, пылая, и безутешен — тщится зависть злая покончить с мукой сладостной моей. Но хоть вражда и ярость все сильней любовь мою преследуют, желая, чтоб, пламя в небо взвив, сгорел дотла я, душа не хочет расставаться с ней. Твой облик — этот снег и розы эти — зажег во мне пожар, и виновата лишь ты, что, скорбный и лишенный сил, тускнеет, умирая в час заката, а не растет, рождаясь на рассвете, огонь, горящий ярче всех светил. * * * В тюрьме моей, где в скорбной тишине лишь вздохи раздаются одиноко и цепь звенит, сдавив меня жестоко, я мучаюсь — и мучаюсь вдвойне из-за того, что по своей вине я променял покой на чад порока, на жар страстей, чтобы сгореть до срока в оковах тяжких, жгущих тело мне,— как бурная волна в спокойном море, отвергшая родные воды ради чужой земли, блеснувшей вдалеке, и к берегу, взбив пенистые пряди, бегущая, чтобы, себе на горе, окончить жизнь, разбившись на песке. * * * Уже Борея гневные порывы утихли, и холодная зима сошла в глубины, где гнездится тьма, и залил нежный свет луга и нивы. В листву оделся тополь горделивый, избавившись от снежного ярма, и обвела зеленая кайма Гвадиамара светлые извивы. Вы счастливы, деревья: сбросив гнет застывшей влаги, под лучами Феба искрятся ваши пышные венки. А я грущу: хотя жестокий лед по-прежнему сжимает мне виски, затеряй светоч мой в просторах неба. К РОЗЕ Пылающая роза, соперница пожара, что разожгла заря! Ты счастлива, увидев свет, — но зря: по воле неба жизнь твоя — мгновенье, недолгий взлет и скорое паденье; не отвратят смертельного удара ни острые шипы, ни дивный твой цветок — поспешен и суров всесильный рок. Пурпурная корона, что нынче расцвела из нежного бутона — лишь день пройдет — в огне сгорит дотла. Ты — плоть от плоти самого Амура, твой венчик — золото его волос, а листья — перья легкого крыла; и пламенная кровь, что полнит вены богини, из морской рожденной пены, свой алый цвет похитила у роз. Но солнце жжет, и никакая сила смягчить не властна ярости светила. Ах, близок час, когда в лучах его сгорят дыханье нежное, роскошный твой наряд; и лепестки, обугленные крылья, на землю упадут, смешавшись с пылью. Жизнь яркого цветка безмерно коротка; расцветший куст едва омоют росы, Аврора плачет вновь — о смерти розы. ЛУИС ДЕ УЛЬОА-И-ПЕРЕЙРА
* * * Божественные очи! Не тая Вулканов своего негодованья, Отриньте страсть мою без состраданья, Чтоб горечь мук познал без меры я. Коль ваша гордость и любовь моя, Как равный грех, заслужат наказанья, Нас в темной бездне будет ждать свиданье Там, далеко, за гранью бытия… Но если вы за нрав, что столь надменен, А я за страсть, которую кляну, В аду должны попасть в два разных круга, Останется удел наш неизменен: Мы будем в муках искупать вину, Ни здесь, ни там не обретя друг друга, ПРАХУ ВОЗЛЮБЛЕННОГО, ПОМЕЩЕННОМУ ВМЕСТО ПЕСКА В ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ Струится, сокращая ежечасно Нам жизни срок, отпущенный в кредит, И о печальном опыте твердит В сосуде крохотном сей прах безгласный, То прах Лисардо, кто любим был страстно И ветреностью был столь знаменит… Сон жизни завершив, сном смертным спит Источник горьких мук, к ним безучастный. Огнем любви он обращен был в прах, И ввергло в сей сосуд его отмщенье За то, что предал он любви закон. За то, что жил он с ложью на устах, Ему и после смерти нет прощенья, И в смерти не обрел покоя он. ПЕДРО СОТО ДЕ РОХАС АД ЛЮБВИ В СЕРДЦЕ В груди моей — кромешный ад: вражда зловещих фурий, жар ослепшей страсти, мучительная грусть — ничьей печали не сравниться с нею. Я страх и ужас сею, я приношу отчаянье. И пусть нет утешенья для моих несчастий,— в чужую память, как в речную гладь, вглядевшись, их вовек не увидать; как в зеркале, беда в реке забвенья моего всегда. ЭСТЕБАН МАНУЭЛЬ ДЕ ВИЛЬЕГАС К ЗЕФИРУ Сапфические строфы |
