ЭПИГРАММА В чем эпиграммы суть и что в ней наконец, При всех достоинствах ее, всего милее? Да то, что на нее обидится глупец И не обидится… тот, кто еще глупее. МАЛЕРБ Дней наших Аполлон, Малерб здесь погребен. Жил долго. Труд его оплачивался плохо. Он умер в бедности. Такая уж эпоха, В которой и живу я так, как умер он. ЛИЗИМЕНА Белила, мушки, ожерелья, Брильянты, серьги, ленты, перья, Косынки, кружево платков,— Вас выставляют неизменно, Дурачат вами простаков И называют: Лизимена. СРЕДСТВО ИЗБАВЛЕНИЯ Когда хотите всей душою, Чтоб вам не докучал знакомый человек, Рискните суммой небольшою: Как? Дайте в долг ему — исчезнет он навек. ЖАК ВАЛЛЕ ДЕ БАРРО В МОГИЛЕ САРАЗЭН В могиле Саразэн, и Вуатюр в могиле, И старый друг мой Бло, что был мне дорог так. Увы, их всех троих в земле похоронили… Кто встречи избежит с тобой, загробный мрак? Я, слабый, воздаю хвалу небесной силе, За то, что жив еще, за то, что столько благ Природа мне дает, покуда не скосили Меня болезнь и смерть и тверд еще мой шаг. Земные радости влекут меня так властно, И солнце я люблю, и пышность розы красной, И как мне не грустить, что их утрачу я? Беспечно встретить смерть? Нет, все-таки поверьте, Совсем не хочется мне стать добычей смерти, Но и дрожать за жизнь постыдно для меня. ВСЕВЫШНИЙ, ТЫ ВЕЛИК Всевышний, ты велик, и добр, и справедлив, И нам являешь ты свое благоволенье, Но столько я грешил, что добрый твой порыв Со справедливостью пришел бы в столкновенье. Тебе, познавшему, как был я нечестив, Осталось только казнь придумать мне в отмщенье, Ты видишь свой ущерб в том, что еще я жив, А если радуюсь — исполнен отвращенья. Ну что ж, насыть свой гнев, тебя прославит он, И пусть не трогает тебя мой скорбный стон, Бей, грохочи, ответь мне на войну войною — Тебе лишь воздадут хвалу мои уста… Но где б ни пал твой гром, летящий вслед за мною, Он упадет туда, где всё — в крови Христа. СОН Все в мире предстает в обманчивом обличье, Не мудрость, а судьба нас за собой ведет, Паденье тягостно, но тягостен и взлет, При всех усилиях — лишь пустота в наличье. Ты, славивший любовь во всем ее величье, Ты говорил, что смерть, когда она придет, Подобна будет сну… Но есть иной расчет: Сон больше с жизнью схож, не велико различье. Как снятся ночью сны, так снится, что живешь, Надеешься, дрожишь, хоть беспричинна дрожь, Одни желания сменяются другими, Труды безрадостны, ничтожен их итог… Так что такое жизнь? Какое дать ей имя? Скажу вам, смертные: я сном ее нарек. ТЫ ОТВРАТИТЕЛЬНА, О СМЕРТЬ! Ты отвратительна, о смерть! Без сожаленья Ты косишь род людской ужасною косой, А после прячешь в ров или во мгле морской Останки жалкие великого крушенья. Неумолима смерть, и от ее решенья Не откупиться нам слезами и тоской; В постели, за столом, средь суеты мирской — Она везде найдет, и нет нам утешенья. Ни мудрость от нее, ни смелость не спасет, Она то прямо бьет, то сзади нападет, Бессильны перед ней и молодость и старость. Порой мне говорят: не сокрушайся так, От смерти средства нет, не сладить с ней никак… И это, черт возьми, меня приводит в ярость. * * * Не рваться ни в мужья, ни в судьи, ни в аббаты От мэтров и мэтресс покой оберегать И не в учености ханжей витиеватой, А в счастье находить земную благодать, На платье да на стол расходовать деньжата, Встречать лишь невзначай и короля и знать, Жить верою своей, пускай и небогато, Ни в чем не отходить от правды ни на пядь, Лишь совести внимать, не создавать кумира, В тиши благоговеть перед загадкой мира, Бесплодной суеты презревши круговерть, Лишь настоящим жить, не умирать заране, В грядущее смотреть без глупых упований — Исполни сей завет, чтоб ждать спокойно смерть! ФРАНСУА-ТРИСТАН ЛЕРМИТ МЕСТО ПРОГУЛКИ ДВУХ ВЛЮБЛЕННЫХ Ода У этой сумрачной пещеры, Где воздух чист, где даль нежна, Здесь с галькой борется волна, А с тенью — свет голубо-серый. Устав бороться до заката, Зыбь умиряется в садке, Где умер, лежа на песке, Изнеженный Нарцисс когда-то. И в гладь зеркальную у грота Сам Фавн внимательно смотрел И увидал, как пожелтел, Стрелою раненный Эрота. Купырь в тиши завороженной, Камыш, поникший над водой, Здесь кажутся подчас мечтой Воды, в дремоту погруженной. Природы благотворной сила, Плодотворящая миры, В те изумрудные ковры Цветы пурпурные вкрапила. Ни разу роща и поляна Не посещались турачом. Будила тишину кругом, Трубя в рожок, одна Диана. Священен Дуб для поколений: Надрежь кору, и вместо смол Кровь потечет. Застонет ствол, И скорбные услышишь пени. Воспоминаньем горе множит В зеленой роще Соловей. Он, боль излив души своей, Печаль на музыку положит. В своем искусстве несравненный, Возобновляя перелив, Он стонет где-то в кущах ив, Согретых солнцем в час блаженный. На Вязе том в самозабвенье Две Горлицы заводят спор И разрешают свой раздор В минутном, страстном объясненье. Анхиз с Кипридой в вечер вешний Блуждали как-то под горой, И два Амура меж собой Повздорили из-за черешни. Среди дорог в лесах дремучих Поют и пляшут Нимфы там, Позволив розовым кустам Весь век цвести без игл колючих. Ни разу не взмущали леса Ни ветр, ни молния, ни гром. Я вижу: разлито на всем Благоволение Зевеса. Смотри, Климена! Все смеется! Покуда вечер не прошел, Сойдем с тобою в дивный дол И сядем около колодца. Послушай, как Зефир в ракитах Вздыхает о своей любви! Горит огонь в его крови, И розы рдеют на ланитах. Его уста благоуханны. Он дышит всюду, где стоим, С дыханьем амбровым твоим Мешая дух жасмина пряный. Нагнись над зыбью — и в сапфире Вод затемненных узришь ты Твой облик, полный красоты, Очаровательнейший в мире! И ты постигнешь над волною, Зачем, пытая гладь струи, Я называл глаза твои Царями, звездами, судьбою. Верь, если б ты перерядилась В мужчину, как ни холодна, И ты была бы влюблена, Сама бы ты в себя влюбилась… |
