Зима прошла, и поле потеряло

Серебряное в искрах покрывало;

Мороз и вьюга более не льют

Глазурных сливок на застывший пруд;

Но солнце лаской почву умягчает,

И ласточке усопшей возвращает

Дар бытия, и, луч послав к дуплу,

В нем будит то кукушку, то пчелу.

И вот щебечущие менестрели

О молодой весне земле запели;

Лесной, долинный и холмистый край

Благословляет долгояаданный май.

И лишь любовь моя хладней могилы;

У солнца в полдень недостанет силы

В ней беломраморный расплавить лед,

Который сердцу вспыхнуть не дает.

Совсем недавно влекся поневоле

К закуту бык, теперь в открытом поле

Пасется он; еще вчера, в снегах,

Любовь велась при жарких очагах,—

Теперь Аминта со своей Хлоридой

Лежит в сени платана; под эгидой

Весны весь мир, лишь у тебя, как встарь,

Июнь в очах, а на сердце январь.

Где отыщу я ту,

Что претворит мою мечту

В реальную, живую красоту?

Пока она — увы —

В чертоге горней синевы

Укрыта сенью ласковой листвы.

Пока она Судьбой

Не призвана идти земной тропой,

Травы не смяла легкою стопой.

Ее доселе Бог

Кристальной плотью не облек,

Светильник гордый духа не возжег.

О грезы, в мир теней

Летите, прикоснитесь к ней

Воздушного лобзания нежней.

Что ей изделие ткача,—

Атлас, струящийся с плеча,

Шантильских кружев пена и парча?

Что — колдовской обман

Шелков, обвивших стройный стан,

Безжизненных улыбок и румян?

Что — веер, блеск тафты, —

Когда прекрасны и просты

Без ухищрений девичьи черты.

Вот образ, чья краса

Свежа, как вешняя роса,

Его омыли сами небеса,—

Твои черты легки,

Не нужен мел и парики

Творению божественной руки.

Твоих ланит цветы

Нежны, лилейны и чисты,

И легковейны дивные персты.

Румянец твой знаком

Скорее с маковым цветком,

Чем с пудрою и алым порошком.

А на устах чуть свет

Лобзание запечатлел поэт,

Но так же ярок их пунцовый цвет.

Глаза твои горят,

Как затканный алмазами наряд,

Но драгоценен искренностью взгляд.

Мерцание очей

Затмит созвездия ночей,

Блеск благодатный солнечных лучей.

Златые волоса

Свила жемчужная лоза,

Рубинами разубрана коса,

Но прядей блеск сильней,

Чем своевольный свет камней,

Играющий среди златых теней.

Рубин играет и горит

В живом огне твоих ланит,

И свято каждый перл слезу хранит.

В душе покой, трикрат

Хранит он лучше звонких лат

От стрел любви, разящих наугад.

У лучезарных глаз

Опасных стрел велик запас,

Но лук любви достать — не пробил час.

Пленительно юна

Улыбка, что тебе дана,

И прелести таинственной полна.

И рдеет в розах щек

Не пламень грешный и порок,

А скромности летучий огонек.

Любуюсь простотой забав,

Где, незатейлив и лукав,

Проявлен твой невинно-милый прав.

Я вижу трепетный испуг,

Тот нежный страх в кругу подруг,

Когда невесту ночь настигнет вдруг;

И каплею росы

Блеснувший след ее слезы

В прощальные предбрачные часы;

И утра пастораль,

Что не взяла полночную печаль

В блистающую завтрашнюю даль.

Тех ясных дней лучи,

Как пламень мысли, горячи,

Их лучезарный свет кипит в ночи.

Ее ночей сапфир

Еще прозрачней от любовных лир,

Еще синей во тьме, объявшей мир.

Я знаю, жизни круг

Замкнет душа ее без мук

И встретит Смерть словами: «Здравствуй, Друг».

Поток ее бесед,

Как Сидни солнечный сонет,

В седины зим вплетает майский цвет.

В домашней ли тиши,

В беседке ли, в лесной глуши —

Живителен покой ее души.

Когда от счастья ей светло,—

Небес озарено чело,

И ночь крылатой сенью гонит зло.

Вот облик твой, что мной воспет,

Дитя природы! Много лет

Пусть он корит естественностью свет.

Твоим поэтом и певцом,

Твоим единственным льстецом

Да внидет добродетель смело в дом.

Познай же благодать

Твоим достоинствам под стать,

А большего нельзя и пожелать.