В ЧЕСТЬ ПРИХОДА ВЕСНЫ Радостный час — весна началась, настало цветенье природы весенней. Все солнцем согрето. Венки до рассвета будут опять пастушки сплетать, чтоб золото кос венком оплелось. Здесь юная зелень, покой колыбелен,— прохлада сладка у родника. Юноши тут возлюбленных ждут, и наши свирели вновь зазвенели — в царстве лесном пляшем, поем. Сменит все это знойное лето — в поле пшеница заколосится… А каждую осень мир плодоносен. Возлюбленной виле нарвет в изобилье яблок с айвой пастух молодой, осенних щедрот сладостный плод,— еще ей даруя и мед поцелуя… СЛУШАЙТЕ СЛЕПОГО, ДАМЫ Женщины, песнь мою вам я, слепец, пою. Страсти храните пламя — юность не вечно с вами. Та, в ком она зачахла, станет седой и дряхлой, алые сменит губы старческий рот беззубый. Больно понять в бессилье: молодость упустили… Старость от злых обид охает и кряхтит, мучаясь от желаний, неутоленных ране. Помшо, в расцвете сил как я жадно любил, помню, плясали где-то с вилами до рассвета. Молодость коротка,— гонят прочь старика. Кто одряхлел, остыл, тот никому не мил. Женщины, вам пою, вы же в шапку мою бросьте за добрый совет пару медных монет. ЛЮБИМАЯ СОЛНЦУ ПОДОБНА Неба утреннего алость, светлый солнечный восток, и повеял, мне казалось, ароматный ветерок. Но твои я слышу речи, вижу блеск твоих очей,— это ты идешь навстречу, солнца ярче и светлей. Это ты, моя царица, на пути моем взошла — здесь не трудно ошибиться, словно солнце, ты светла. Так огромно чувство было, так я встречи ждал, любя,— что от яркого светила отличить не смог тебя. ДАНИЯ И НОРВЕГИЯ АНДЕРС АРРЕБО СЕВЕРНЫЙ ОЛЕНЬ (Из «Гексамерона») Олень, ты серебрист, как горные вершины; Рогатым скакуном тебя прозвали финны. Ни Новая Земля, ни Кольские хребты Не знают существа прекраснее, чем ты. Как прожил человек без пищи и приюта Среди отвесных скал, в метель и холод лютый, Когда морской прибой, взметнувшись до высот, В полете застывал и превращался в лед? Густая шерсть твоя охотника согрела; На лыжах он бежал, проверив лук и стрелы, Наряженный тобой от головы до ног, От шапки меховой до кожаных чулок. Ты одеялом стал, от стужи спас в бураны, Лопарь тебя доил для сыра и сметаны. Ты мясом накормил семью у очага И теплый кров ей дал, когда мела пурга. И ты приданым был для девушки богатой, Корову заменив, и серебро, и злато. Когда в стоянку друг позвал за сотни миль, Лопарь собрался вмиг — и, взвихривая пыль, Ты, за день по три бло одолевая, мчался, Чтобы хозяин твой с друзьями повстречался. А содержать тебя ие стоило труда? Лишайник на камнях — вот вся твоя еда. Зимой, взрывая наст раздвоенным копытом, Ты пищу находил на камне, мхом покрытом. Долготерпенья дар тебе природой дан — И ты снискал любовь у северных датчан; Полузасохший мох — твоя скупая пища, Не просишь ты себе ни корма, ни жилища. Пока в твоем краю вершины гор в снегах, Достоинства твои я буду петь в стихах. ТОМАС КИНГО
УСТАВШИЙ ОТ МИРА, ВЗЫСКУЮЩИЙ НЕБА Прощай, о земля! Служив тебе долго, измучился я. И бремя, что мне этот мир навязал, Теперь я отброшу, теперь я устал. Я рву свои узы, здесь все маета, И все суета, И все суета. Что, в сущности, мир Поставил пред нами как цель и кумир? Не больше, чем тень и сверканье стекла, Чем тонкая наледь над глубями зла, Чем мыльный пузырь. А внутри — пустота, И все суета, И все суета. Что годы и дни? Хитро, незаметно проходят они, Хитро, незаметно за. ними уйдут И радость, и плач, и заботы, и труд, Роскошество мыслей, ума острота, И все суета, И все суета. О смертных фетиш, Телец золотой, ты в подлунной царишь, Но непостоянство — натура твоя, На непостоянство прельстилась земля, В тебе воплощается жизни тщета, Сама суета, Сама суета. Ах, власть и почет! Сиянье короны, жужжанье забот. А зависть у власти сидит за спиной, Посеет тревогу, развеет покой, И радость не в радость, а лишь тягота, И все суета, И все суета. Ах, милость владык! Неверный, стоглазый, слепой временщик! Ведь ты помогаешь пустым пузырям Раздуться, взметнуться, взлететь к небесам. Но с солнцем в сравненье твоя щедрота — Одна суета, Одна суета. Ах, дружба, друзья! По опыту знаю — вам верить нельзя. Вы горечь умножите в чаше обид, Вы — флюгер, вас только удача манит, Обманчива ваших словес теплота, И все суета, И все суета. Ах, плотских услад Горячая топка, искристый каскад! Потянется смертный за этим теплом, Да в вечном огне будет греться потом! Пригубишь твой мед — не отмоешь уста: Одна суета, Одна суета. Прощай же, прости, И душу мою на покой отпусти. Хочу я откланяться, лживый мирок. Могила забвенья — вот жизни итог. А мне воздадут за голгофу мою В господнем раю, В господнем раю. И дни и года Средь вечной весны растворятся тогда, Там солнцу нет нужды по небу брести, Нет нужды луне убывать и расти, Там лик Иисуса являет зарю В господнем раю, В господнем раю. Я буду богат, Зовут постоянством незримый тот клад, Грабитель не сможет его отобрать, Пройдоха не сможет его оттягать, Никто не подстроит уж мне западню В господнем раю, В господнем раю. И там меня ждет У престола господня неложный почет, Корона моя будет сутью ценна — Ведь кровию Агнца сияет она. Так будет — пусть я Сатану разъярю — В господнем раю, В господнем раю. Вот милость владык — Мне ангельский внятен блаженный язык. Отныне, незрим для завистливых глаз, Я божью улыбку увшку не раз, И злобную смерть я тогда осмею В господнем раю, В господнем раю. И друга навек В Иисусе достойный найдет человек. Увижу я истинный облик Христа, Любовь его вечна, щедра и свята, И Дух и Любовь я в единстве узрю В господнем раю, В господнем раю. Нет выше услад, Чем ангельских песен узывчивый лад. Но общая радость у нас — это бог. Забудь же, душа моя, землю тревог, Но помни, что радость обрящешь свою В господнем раю, В господнем раю. |
