Когда до берега дельфин домчал поэта,

Счастливый Арион принес богам обеты —

И видит: стаи рыб, мелькая там и тут,

За голосом его божественным плывут.

Они из ясных вод взлетают ввысь мгновенно,

Но, чтоб избегнуть мук гармонии блаженной,

В глухую глубину они уходят вдруг,

И по воде скользит за кругом зыбкий круг,

Возникнув, ширится, чтобы пропасть, блистая,

И вновь перед певцом синеет гладь морская.

Терзаем день и ночь злосчастною судьбой

И позабыв давно услады и покой,

Я, весь дрожа, вхожу в мир сказок и видений,

Где шабаш ведьм, где стон, как в огненной геенне

Блуждаю я в аду, всхожу на небосвод;

Тень предка моего передо мной встает;

Вот шагом медленным, глядя во тьму печально,

Навек закутанный в свой саван погребальный,

Он легким призраком проходит в тишине,

И бледен я лежу, и стынет кровь во мне;

От страха мой колпак вздымается невольно,

И что-то тяжкое сжимает сердце больно.

Хочу я закричать, но издаю лишь стон:

Рукой холодной рот мне зажимает он;

И нудно в воздухе пророчит помертвелом

Несчастья страшные, и, медленно шепча

Слова зловещие над неподвижным телом,

Он слабо моего касается плеча.

Бродячие огни я вижу непрестанно;

В ушах немолчный шум, и вновь в сетях обмана

Мильоны смутных чувств — плод призрачной игры…

Когда пьянят наш мозг туманные пары,

Тогда фантазии витают надо мною,

Преображая все в безумие ночное.

Большой и толстый, я с трудом

Вмещаюсь в тесном кабинете,

Где о тщеславии людском

Пишу сонет при тусклом свете.

К чему просторы, если там

Из виду близких мы теряем?

Не лучше ли заняться нам

Пространством, где мы проживаем?

Я в тесноте своей постиг,

Что не был бы я так велик,

Владея царственным чертогом:

В каморку втиснутый судьбой,

Заполнив всю ее собой,

Я стал здесь вездесущим богом.

Ты смертен, человек, так помни, помни это!

Строй планы дерзкие, верши свои дела,

Но пролетят века, развеется зола,

И был иль не был ты, никто не даст ответа.

Где Александр-царь? Где Цезарь, чья комета

Мелькнула, причинив народам столько зла?

Ушли в небытие, где нет ни тьмы, ни света

И где исчезло все, сгорело все дотла.

Так пусть же участь их тебе примером служит,

Пусть голову твою тщеславие не кружит,

Ведь все равно не знать тебе таких побед.

Но от деяний их, от всех чудес, что были

Когда-то свершены, какой остался след?

Для слуха — легкий шум, для ветра — горстка пыли.

Словами «рок», «судьба», «удача»

Мы склонны злоупотреблять:

Случись беда у нас — и плача

Судьбу мы будем обвинять.

А если в чем-то преуспели

И хорошо идут дела,

При чем тут разум, в самом деле?

Судьба нам, видишь, помогла.

И также мы к судьбе взываем,

Когда исхода дел не знаем,—

Хорош он будет или плох.

Судьбу мы превратили в бога,

И это, рассуждая строго,

Знак верный, что она не бог.

Какие толпы у дверей!

Швейцаров сколько тут на страже!

Войти хотите поскорей?

И близко не подпустят даже!

Но я вошел, хвала богам,

Хоть прав имел на это мало…

Был всюду черный бархат там,

И всюду золото сверкало;

И, словно в воздухе паря,

Там столько свеч горело зря

В угоду знатным иностранцам!

Там был покойник, наконец:

В не меньшей степени мертвец,

Чем тот, кто умер голодранцем.

Мой друг, послушайся совета:

Покинем общество глупцов,

Толкующих — как скучно это! —

Про флот уж несколько часов.

Число фрегатов и корветов,

Число их пушек, парусов

Не превзойдет в устах поэтов

Числа бокалов и глотков.

Что нам известность? Что нам слава?

Все это, рассуждая здраво,

Лишь дым, лишь суета сует.

Кабатчику воскликнем: «Браво!»

Бочонок полный лучше, право,

Пустой могилы… Разве нет?

Католик ты, иль гугенот,

Иль почитаешь Магомета,

Иль в той же секте, что твой кот,

Ты состоишь — не важно это.

Влюбляйся в женщин, пей вино,

Не обижай людей напрасно,

И кто б ты ии был, все равно

Твоя религия прекрасна.

Тот свет — химера. Этот свет

Хитросплетенье всяких бед.

Так пей, люби, не бойся смерти.

Сам позаботься о себе,

И да поможет бог тебе,

Пока тебя не взяли черти.