ВРЕМЯ И ЛЮБОВЬ Всесильным временем, что миром управляет, Был превращен пейзаж, так радовавший взор, В приют уныния, где смолкнул птичий хор И где опавший лес печаль свою являет. Так время все, что есть, на гибель обрекает, Оно империи сметает, словно сор, Меняет склад умов, привычки, разговор И ярость мирного народа распаляет. Оно смывает блеск и славу прошлых лет, Имен прославленных оно стирает след, Забвенью предает и радости и горе, Сулит один конец и стонам и хвальбе… Оно и красоту твою погубит вскоре, Но не сгубить ему любви моей к тебе. РОЗА Юлии д’Анженн 1 Когда б чрезмерный пыл вы строго не изгнали, Сердечный, страстный пыл, что дан любви одной, Моя краса при вас затмилась бы в печали,— Живу я только день в палящий летний зной. Но счастлив жребий мой, я взыскана судьбою, Вам даже время власть вручило над собою — Очарование творит с ним чудеса: Желанной милости добилась я мгновенно, И на лице у вас, где царствует краса, Я стала наконец нетленной. 2 Я басне возражу без гнева: Не Аматонта-королева Цвет изменила мой или игру теней,— Нет, если в белизне вдруг краски запылали, Так это от стыда, что Юлию признали Из нас двоих, увы, прекрасней и свежей. ВЕНСАН ВУАТЮР СОНЕТ К УРАНИИ Любовь к Урании навек мной овладела! Ни бегство, ни года не могут мне помочь, Ее нельзя забыть, нельзя уехать прочь, Я ей принадлежу, нет до меня ей дела. Ее владычество не ведает предела! Но пусть я мучаюсь, пусть мне порой невмочь, Мои страдания готов я день и ночь Благословлять в душе, и гибель встретить смело. Когда рассудок мой невнятно говорит, Что должен я восстать, и помощь мне сулит, К нему прислушаться пытаюсь я напрасно: Ведь, говоря со мной, так робок он и тих! Но восклицая вдруг: Урания прекрасна! — Он убедительней бывает чувств моих. РАНО ПРОСНУВШЕЙСЯ КРАСАВИЦЕ Когда букеты роз влюбленная в Цефала Бросала в небеса из утренних ворот, Когда в раскрывшийся пред нею небосвод Снопы сверкающих лучей она бросала, Тогда божественная нимфа, чье зерцало Являет красоты невидапный приход, Возникла предо мной среди мирских забот, И лишь она одна всю землю озаряла. Спешило солнце ввысь, чтоб в небе напоказ Пылать, соперничая с блеском этих глаз, И олимпийскими лучами красоваться. Но пусть весь мпр пылал, исполненный огня, Светило дня могло зарею лишь казаться: Филиса в этот миг была светилом дня. ДЕВИЦЕ, У КОТОРОЙ РУКАВА БЫЛИ ЗАСУЧЕНЫ И ГРЯЗНЫ Вы, у кого из рукавов Амуры вылететь готовы, Вы предоставили им кров Не очень чистый, хоть и новый. Поклонников имея тьму, Царя над их толпой покорной, Вы вправе их загнать в тюрьму, Но пусть она не будет черной. Я отдал сердце вам, и вот Оно страдает и томится: Как узника, что казни ждет, Вы держите его в темнице. Пылая день и ночь в огне, Не я ли был тому виною, Что ваши рукава вполне Сравнимы с дымовой трубою? ПЕСНЯ Один от ревности сгорает И проклинает дни свои, Другой от скуки умирает, Я умираю от любви. Сковали Прометею руки; Орлом терзаем, весь в крови Не умер он от этой муки,— Я умираю от любви. Так говорил Тирсис, и сразу Смолкали в рощах соловьи, Когда произносил он фразу: «Я умираю от любви». У статуй сердце разрывалось, И эхо грустное вдали Среди деревьев откликалось: «Я умираю от любви». ПЕСНЯ Везет девицам в наши дни — Все при любовниках они. Господни милости бескрайны Год урожайный! Ведь прежде — шел за годом год — Мужчины были точно лед. Вдруг вспыхнули необычайно — Год урожайный! На них еще взлетит цена! Да, хахаль в наши времена Дешевле репы не случайно — Год урожайный! Все ближе солнце льнет к земле, Любовь царит в его тепле И кровь кипит… Но в чем здесь тайна? Год урожайный! АДАН БИЙО
ГОСПОДИНУ ДЕ М… Покуда хорошо рубанком я владею И этим жизнь свою способен поддержать, Я больше во сто крат доволен буду ею, Чем если б весь Восток мне стал принадлежать. Пусть все, кому не лень, спешат в своей гордыне Залезть на колесо незрячей той богини, Что вводит нас в обман, — я в стороне стою: Пилюлю горькую она позолотила, У входа в тихий порт подводный камень скрыла, Не мать, а мачеха — скрывает суть свою. Я не хочу владеть известными правами Тех, кто оспаривает друг у друга честь Происхождения, как будто между нами Не может быть родства, хоть общий предок есть. Я не хочу скрывать, что родом из деревни И что пасли овец, как пас их предок древний, Мой дед и мой отец, свой покидая кров. Но пусть отмечен я — и по родным и близким — На языке людей происхожденьем низким, Я говорить могу на языке богов. Теченью лет моих уже не долго длиться. Но если б вновь мой день исполнен был огня, Видна для смертного последняя граница, Коль быть пли не быть не важно для меня. Когда из этого ствола с его корнями Уйдет моя душа, чтобы в зарытой яме Плоть стала падалью, во власть червей попав, То в тех местах, где дух найдет себе обитель, Мне будет все равно, какой земной властитель Воздвигнет свой алтарь, вселенную поправ. Вельможе, если он взирает в изумленье, Как я работаю рубанком — не пером, Скажу, рассеивая знатных ослепленье, Что не дано ему владеть своим добром. Хотя не равным был раздел даров природы И разные пути нас провели сквозь годы, Пасует спесь его пред бедностью моей: Я для сокровищей ларец ему строгаю, А может быть, и гроб, и в нем, я полагаю, Он будет выглядеть куда меня бедней. Судьба, дарующая славу и величье, Не обосновывает выбор свой и дар; Какое б ни было им придано обличье, Всему приходит срок, нежданный, как удар. Был государь, чья власть до неба простиралась, И слишком пеболыной земля ему казалась, Чтоб трон свой возвести, закон воздвигнуть свой. Его наследнику пришлось настолько скверно. Что, с голодом борясь и с нищетой безмерной, Он так же, как и я, орудовал пилой. Какие странности присущи переменам! И не гласит ли речь священная о том, Что тот, кто ангелом был самым совершенным, Стал отвращение и страх внушать потом? Не говори же мне о пышности и славе, С осколками стекла их блеск сравнить мы вправе! Едва приблизишься и поглядишь в упор — Стекло уж не блестит, и прочь идет прохожий. А звон моей пилы мне во сто крат дороже, Чем весь придворный шум и королевский двор. |
