ПАЛКО ЧИНОМ Палко Чином, Янко Чином, Карабин мой костяной. Патронташ мой шелковистый Пистолет мой нарезной! Выпьем, храбрые солдаты, Для здоровья по одной,— Выпьем, спляшем, погуляем Кто с невестой, кто с женой! Для печали нет причины,— Нынче в Альфельд мы идем, Чванных немцев-иноземцев Расколотим, разобьем! Между Тисой и Дунаем Путь свободен, друг-солдат! Если ж немца повстречаем — Значит, сам он виноват. Мы покажем иноземцам, Мы докажем им в бою Силу нашего народа, Честь солдатскую свою. Улепетывает немец, Даже бросил свой фитиль. Шляпа — старый гриб осенний — С головы слетает в пыль. Храбрый куруц не боится. Не страшится ничего. Он — в богатом доломане, Конь горячий у него. У него сверкают шпоры Да на красных сапогах. Если ж он обут и в лапти, То портянки — в жемчугах. Сабля золотом покрыта — Солнца ясного ясней. Из куницы шапка сшита, И звезда видна на ней. Куруц — бархат драгоценный, Изумруд — жена его. Немец — тряпка. А с женою — Лихорадка у него. Пусть же немцы уберутся Поскорее с наших глаз. А не то — такое будет! Не пеняют пусть на нас. ЖЕНА КАМЕНЩИКА КЕЛЕМЕНА Было их, было двенадцать по счету, Каждый на крепости Дэва работал,— Стены из камня они воздвигали. Только те стены недолго стояли: За день поставят — разрушатся ночью, За ночь поставят — разрушатся утром. Келемен дал нерушимое слово: «Чья бы жена ни явилася первой,— Камнем обложим ее, замуруем И обожжем, чтоб, скрепленная кровью, Наша твердыня стояла вовеки…» Келемен видит: жена его первой К крепости Дэва несет ему завтрак,— На голове поместила корзинку, А на руках ее — малый ребенок… «Господи, господи! Лютого зверя Ты перед нею поставь на дороге,— Может, вернется…» Но нет, не вернулась. «Господи, господи! Пусть ее лучше Каменный дождь осыпает из тучи,— Может, вернется…» Но нет, не вернулась. «Здравствуйте, здравствуйте, добрые люди! Боже мой, боже мой! Что это значит? Всем поклонилась, а вы — как немые…» «Келемен — муж твой — дал клятву такую: Чья бы жена ни явилася первой,— Камнем обложим ее, замуруем И обожжем… Ты явилася первой». «Что ж, если он меня так ненавидит, Я соглашаюсь…» Сняли корзинку и взяли малютку, Стали закладывать женщину камнем: Скрылись колени — считала за шутку, Скрылся живот — посчитала за глупость, Грудь заложили — поверила: правда! «Мальчик мой! Люди тебя не оставят: Добрая женщина грудью накормит, Добрые дети с тобой поиграют, Птицы тебя убаюкают пеньем, Мальчик мой милый!..» «Где моя мама, отец мой, отец мой!» «Полно, малютка, воротится к ночи». Ночь наступила, а матери иету… «Где ж моя мама, отец мой, отец мой!» «Полно, сыночек, под утро вернется». Утро проходит, а матери нету… Умерли оба… АННА МОЛНАР В путь собрался Мартон Айго, В путь — в далекую дорогу. Повстречал он Анну Молнар У домашнего порога. — Не пойду я, Мартон Айго, На кого я дом покину? На кого оставлю мужа И трехмесячного сына? Будет плакать сын мой милый. Не пошла. Похитил силой. Двое скачут по дороге. Друг за другом едут двое. Под ветвистым старым дубом Оба спешились от зноя. — Посмотри в глаза мне, Анна. Отчего лицо ты прячешь? На щеках я вижу слезы,— Ты о чем, голубка, плачешь? Отвечает Анна Молнар: — Что вы, сударь! Я не плачу, То роса с вершины дуба Пала каплею горячей. По ветвям взобрался Айго И с вершины на поляну Уронил палаш свой острый… — Подыми! — он просит Анну. Но она швырнула метко Тот палаш с такою силой, Что и рыцаря и ветку Пополам перерубила. А потом, сорвав доспехи С остывающего тела, Доломан его широкий На себя она надела. Возвратилась Анна Молнар Поздним вечером к воротам, И знакомый голос мужа Со двора окликнул: — Кто там? — Приюти меня, хозяин, Тьма спускается ночная! — Не могу, почтенный рыцарь, Как зовут тебя, не знаю. — Приюти меня, хозяин. Только ночь переночую. — Не проси, любезный рыцарь, Рад впустить, да не могу я. — Не забуду я, хозяин, Никогда твоей услуги! — И впустил он Анну Молнар, Не узнав своей супруги. — Извини меня, хозяин, Что не вовремя разбужен. Не достанешь ли в деревне Для меня винца на ужин? А сама пошла к постели, Где лежал младенец милый, Доломан свой расстегнула, Сына грудью покормила. |
