Из благозвучий, высших благозвучий

Вселенной остов сотворен:

Когда, на атомы разъят,

Бессильно чахнул мир,

Вдруг был из облаков

Глас вещий, сильный и певучий:

«Восстань из мертвецов!»

И Музыку прияли тучи,

Огонь и сушь, туман и хлад,

И баловень-зефир.

Из благозвучий, высших благозвучий

Вселенной остов сотворен

И Человек, венец созвучий;

Во всем царит гармонии закон,

И в мире всё суть ритм, аккорд и тон.

Какого чувства Музыка не знала?

От раковины Иувала,

Так поразившей вдруг его друзей,

Что, не стыдясь нимало,

Они молились ей,

Звук для людей — всегда богов начало:

Ведь не ракушка, словно жало,

Сердца людские пронизала.

Какого чувства Музыка не знала?

Звонкий возглас медных труб

Нас зовет на сечь;

Пред глазами бой, и труп,

И холодный меч.

Громко, грозно прогремит

Чуткий барабан:

«Здесь предательство, обман;

Пли, пли по врагу», — барабан велит.

Про горе, про обиду

Сердечных неудач

Расскажет флейты плач;

Отслужит лютня панихиду.

Пенье скрипок — драма:

Жажда встречи, скорбь разлуки,

Ревность и страданье в звуке;

В вихре этой страстной муки

Скрыта дама.

Но в мире нет искусства,

Нет голоса, нет чувства,

Чтоб превзойти орган!

Любовь он воспевает к богу,

И мчит его пеан

К горнему порогу.

Мог примирить лесных зверей

И древо снять с его корней

Орфей игрой на лире.

Но вот Цецилия в своей стихире,

К органу присовокупив вокал,

Смутила ангела, который

За небо землю посчитал!

Подвластно звукам неземным

Круговращенье сфер;

Вняв им, господь и иже с ним

Нам подали пример.

Но помните, в последний час

He станет Музыки для нас:

Раздастся только рев трубы,

Покинут мертвецы гробы,

И не спасут живых мольбы.

Послушай в ясный полдень и сравни

Малиновки и коноплянки пенье:

Как напрягают горлышки они,

Соперничая искони

В своем весеннем вдохновенье!

Но если близко ночи наступленье,

И Фпломела меж ветвей

Вступает со своей

Мелодией небесной,

Тогда они смолкают в тот же миг,

Впивая музыки живой родник

И внимая в молчанье, в молчанье внимая, внимая

Той песне чудесной.

Так смолкли все соперники, когда

Явился Перселл к нам сюда:

Они в восторге онемели,

И если пели —

То только славу дивного певца;

Не издали мы столь скорого конца!

Кто возвратит нам нашего Орфея?

Не Ад, конечно; Ад его б не взял,

Остатком власти рисковать не смея.

Ад слишком хорошо узнал

Владычество гармонии всесильной:

Задолго до того

Проникли в царство тьмы мелодии его,

Смягчив и сгладив скрежет замогильный.

Но жители небес, услышав с высоты

Созвучия волшебной красоты,

К певцу сошли по лестнице хрустальной

И за руку с собою увели

Прочь от земли,

Вверх по ступеням гаммы музыкальной:

И все звучал, звучал напев прощальный.

А вы, шумливых музыкантов рать!

Пролив слезу, вам надо ликовать:

Дань Небу отдана, и вы свободны;

Спокойно можно жить да поживать.

Богам лишь песни Перселла угодны,

Свой выбор превосходный

Они не собираются менять.

Родили три страны Поэтов трех —

Красу и славу трех былых Эпох.

Кто был, как Эллин, мыслями высок?

Мощь Итальянца кто б оспорить мог?

Когда Природа все им отдала,

Обоих в сыне Англии слила.

Персов смяв, сломив весь мир,

Задал сын Филиппа пир —

Высоко над толпой

Богозванный герой,

Властелин и кумир;

Соратники-други — кругом у трона,

На каждом — венок, будто славы корона;

Розы кровавят бесцветье хнтона.

А рядом с ним, как дар востока,

Цветет Таис, прекрасноока,

Царица юная порока.

Пьем за счастье этой пары!

Лишь герои,

Лишь герои,

Лишь герои могут все, не пугаясь божьей кары.

Искусник Тимофей

Чуть прикоснулся к лире,

И в тишине, при смолкшем пире,

Песнь полилась, и вняли ей

В заоблачном эфире.

К Юпитеру сначала

Небесная мелодия воззвала,

И вот явился он средь зала!

Из зрителей исторгнув вздох,

Драконом обратился бог,

К Олимпии проделал путь,

Нашел ее крутую грудь,

Свился вкруг талии кольцом

И лик свой начертал драконовым хвостом.

Тонули звуки в восхищенном гуде,

Благовестили своды зал о чуде;

«Кудесник Тимофей!» — кричали люди.

Проняло царя:

Милостью даря,

Он певцу кивнул,

И раздался гул,

Словно земли отозвались и моря.

Затем искусник Вакху спел хвалы,

Ему, чьи шутки вечно юны, веселы.

Барабаны зыблют пол,

Торжествуя, бог пришел:

Гроздья алые в венце,

Благодушье на лице;

А теперь пора гобоям:

«Бог пришел, бог пришел!»

Он, чьи игры веселы,

Утешитель всякой боли,

Даровавший благодать,

Усладивший хмелем рать;

Благодать

Солдату внять

Зову сладкой, пьяной воли.

Сумрачно стало на царском престоле:

Вновь будет драться владыка, доколе

Вновь не полягут враги, как колоды, на поле.

Зарделись щеки, вызрел гнев,

Теперь пред Тимофеем — лев,

Но музыкант не о гордыне

Запел тотчас — среди пустыни

Раздался Музы плач:

Идти тропой удач

Сумел недолго Дарий —

Увы, всесильный рок

Погубил, погубил, погубил его;

Какой в величье прок,

Ведь мертвый ниже парий.

Вот он, призрак славы бренной:

Средь пустыни убиенный

Отдан коршунам и гадам,

А друзья… их нету рядом.

Понял великий воитель намек:

Изменчивый нрав у Фортуны,

И дар ее только ли розы?

Вздыхают, печалятся струны,

И катятся царские слезы.

Певец-волшебник уловил,

Что час любви теперь пробил;

Увы, бывают схожи звуки

Печали и любовной муки.

Лидийцев чувственных нежней

Играл великий Тимофей.

Война — он пел — одна тревога,

А честь — былинка-недотрога;

Войны пребесконечпы беды,

И нет конца им, нет и нет,

Сегодня ты кумир победы,

Так отдохни же от побед.

Возвеселись — Таис прекрасна,

И не гневи богов напрасно!

Шум в небесах был знаком одобренья,

Любовь торжествовала, смолкло пенье.

Царь, не подняв склоненной выи,

Взглянул на ту,

Чью красоту

Он видел, да, конечно, видел,

Но видел словно бы впервые.

И тут вина и страсти внятен стал язык,

И властелин к своей возлюбленной приник.

Ударьте в лиры золотые,

Порвите струны их витые!

Разрушьте властелина сон,

Как громовержец, да восстанет он.

Громче, громче хор;

Барабаны, крики,

Суровеют лики,

Смутен царский взор.

Месть, месть, месть — крик, как вопль бури, —

Посмотри на Фурий!

В их власах, ты видишь, — змеи

Все сильней шипят и злее.

Видишь, пламя в их глазах — не до снов!

Факелы — певцам,

Отомстим врагам!

Слышишь, тени павших греков, как витии,

Говорят нам — вас, живые,

Ждут деяния святые:

Отомстите же за павших,

Славы так и не узнавших!

Смотрите, как пылают факелы,

Они нам указуют путь; смотрите — там

Уже горит богов персидских храм.

Бьют кулаками воины в колена,

Царь впереди и с ним Таис-Елена;

От этой новой Трои

Останется ль иное,

Чем запах гари, запустения и тлена?!

Вот так, давным-давно,

Когда в мехах хранилось лишь вино —

Не звуки для органа,

При помощи тимпана

И лиры Тимофей

Мог разъярять, мог размягчать сердца людей.

Открыта милостию бога

Была Цецилии дорога;

Столь сладкогласой мир не знал певицы,

К тому ж орган, ее творенье,

Так увеличил Музыки владенья,

Что Музыка смогла с Природою сравниться.

Двум Музыкантам по заслугам воздадим;

Он смертных возносил на небеса,

Она искусством неземным своим

Здесь, на земле, творила чудеса.