Тело: О, кто бы подсобил мне сбросить гнет Души-Тиранки, что во мне живет? В рост устремясь, она меня пронзает, Как будто на кол заживо сажает,— Так что мне Высь немалых стоит мук; Ее огонь сжигает, как недуг. Она ко мне как будто злобу копит: Вдохнула жизнь — и смерть скорей торопит. Недостижим ни отдых, ни покой Для Тела, одержимого Душой. Душа: Каким меня Заклятьем приковали Терпеть чужие Беды и Печали? Бесплотную, боль плоти ощущать, Все жалобы телесные вмещать? Зачем мне участь суясдена такая: Страдать, Тюремщика оберегая? Сносить не только хворь, и бред, и жар, Но исцеленье — это ль не кошмар? Почти до Порта самого добраться — И на мели Здоровья оказаться! Тело: Зато страшнее хворости любой Болезни, порожденные Тобой; Меня то Спазм Надежды раздирает, То Лихорадка Страха сотрясает; Чума Любви мне внутренности жжет, И Язва скрытой Ненависти жрет; Пьянит Безумье Радости вначале, А через час — Безумие Печали; Познанье скорби пролагает путь, И Память не дает мне отдохнуть. Не ты ль, Душа, так обтесала Тело, Чтобы оно для всех Грехов созрело? Так Зодчий поступает со стволом, Который Древом был в Лесу густом. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛЮБВИ Чудно Любви моей начало И сети, что она сплела: Ее Отчаянье зачало И Невозможность родила. Отчаянье в своих щедротах В такую взмыло высоту, Что у Надежды желторотой Застыли крылья на лету. И все же Цели той, единой, Я, верится, достичь бы мог, Не преграждай железным клином К ней каждый раз пути мне— Рок. С опаскою встречать привык он Двух Душ неистовую Страсть: Соединись они — и мигом Низложена Тирана власть. Вот почему его статутом Мы навек разъединены И, сердца вскруженные смутой, Обнять друг друга не вольны. Разве что рухнут Неба выси В стихий последнем мятеже, Все сплющив, и, как точки, сблизят Два полюса — на чертеже. Свои в Любви есть линий ходы: Косым скреститься привелось, Прямые же, таясь, поодаль Легли, чтоб в Вечность кануть врозь. И мы — так. И Любви рожденье, Чей Року ненавистен рост, Есть Душ Взаимонахожденье И Противостоянье Звезд. СТЫДЛИВОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ Сударыня, будь вечны наши жизни. Кто бы подверг стыдливость укоризне? Не торопясь, вперед на много лет Продумали бы мы любви сюжет. Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга. А я бы, в бесконечном далеке, Мечтал о Вас на Хамберском песке, Начав задолго до Потопа вздохи. И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня — Как Вам угодно будет — хоть до дня Всеобщего крещенья иудеев! Любовь свою, как дерево, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно — на созерцанье Чела; сто лет — на общий силуэт; На груди — каждую! — по двести лет; И вечность, коль простите святотатца, Чтобы душою Вашей любоваться. Сударыня, вот краткий пересказ Любви, достойной и меня и Вас. Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А впереди нас — мрак небытия, Пустынные, печальные края. Поверьте, красота не возродится, И стих мой стихнет в каменной гробнице;
Питер Лели. Женский портрет. И девственность, столь дорогая Вам, Достанется бесчувственным червям. Там сделается Ваша плоть землею,— Как и желанье, что владеет мною. В могиле не опасен суд молвы, Но там не обнимаются, увы! Поэтому, пока на коже нежной Горит румянец юности мятежной И жажда счастья, тлея, как пожар, Из пор сочится, как горячий пар, Да насладимся радостями всеми, Как хищники, проглотим наше время Одним глотком! Уж лучше так, чем ждать, Как будет гнить оно и протухать. Всю силу, юность, пыл неудержимый Скатаем в прочный шар нерасторжимый И продеремся, в ярости борьбы, Через железные врата судьбы. И пусть мы солнце в небе не стреножим,— Зато пустить его галопом сможем! БЕРМУДЫ Далёко, около Бермуд, Где волны вольные ревут, Боролся с ветром утлый бот, И песнь плыла по лону вод: «Благодарим смиренно мы Того, кто вывел нас из тьмы, Кто указал нам путь сюда, Где твердь и пресная вода, Кто уничтожил чуд морских, Державших на хребтах своих Весь океан… Нам этот край Милей, чем дом, милей, чем рай. На нашем острове весна, Как небо вечное, ясна, И необъятно царство трав, И у прелатов меньше прав, И дичь сама идет в силки, И апельсины так ярки, Что каждый плод в листве густой Подобен лампе золотой. Тут зреет лакомый гранат, Чьи зерна лалами горят, Вбирают финики росу, И дыни стелются внизу. И даже дивный ананас Господь здесь вырастил у нас, И даже кедр с горы Ливан Принес он к нам, за океан, Чтоб пенных волн ревущий ад Затих, почуяв аромат Земли зеленой, где зерно Свободной веры взращено, Где скалы превратились в xpaм, Чтоб мы могли молиться там. Так пусть же наши голоса Хвалу возносят в небеса, А эхо их по воле вод До самой Мексики плывет!» Так пела кучка англичан, И беспечально хор звучал, И песнь суденышко несла Почти без помощи весла. |
