Супруги де Божё, понимая необходимость укрепления связи между королем и его народом, несколько ослабшей во время царствования Людовика XI, не упустили эту замечательную возможность показать молодого Карла VIII представителям его подданных. По этой причине в день открытия сессии Генеральных Штатов состоялось торжественное совместное шествие короля и делегатов, что символизировало неразрывный союз государя и его подданных. Цель состояла в том, чтобы залечить различные раны, оставленные царствованием Людовика XI, и заручившись доверием и любовью народа укрепить его веру в полный суверенитет молодого короля.
Надо сказать, что собрание трех сословий, где супруги де Божё нашли большую поддержку, склонилось в пользу Карла VIII и его партии. Ведь во время выборов Анне и Пьеру удалось добиться избрания делегатами большого числа королевских чиновников, очень многие из которых симпатизировали их делу[43]. Более того, три главных оратора на заседаниях Генеральных Штатов были людьми из близкого окружения супругов. В целом обстоятельства для королевской партии складывались благоприятно.
По завершению предварительных церемоний делегаты приступили к делу, надеясь положить конец, продолжавшейся уже четыре месяца, политической нестабильности. Основная часть дебатов была посвящена трем вопросам, на которые необходимо было дать ответ до завершения сессии. Первый касался целесообразности введения регентства. Этот вопрос был неразрывно связан с вопросом о составе будущего королевского Совета, который будет управлять королевством. Наконец, последний вопрос касался опеки над королем. Таким образом, проблемы опеки и регентства были разделены. Президент Генеральных Штатов сформулировал эти вопросы в следующих выражениях:
Мы должны начать с обсуждения вопроса об опеке и воспитания нашего короля, [который…], находясь в ещё нежном возрасте и не достигнув отрочества, нуждается в руководстве и служении мудрых […], чтобы, достигнув зрелости, украшенный добрым нравом и наделенный добродетелями, он пришёл к мудрому управлению государством. Во-вторых, мы должны будем избрать советников, которые, ввиду несовершеннолетия короля, станут управлять делами всей Франции и будут наделены суверенной властью и которым, как опекунам и регентам королевства, в крайнем случае будут передаваться на рассмотрение самые важные дела[44].
Эти три вопроса поочередно обсуждались в течение долгих дней перетекших в недели. Атмосфера в Туре становилась все более напряженной. После бесчисленных переговоров и многочисленных вмешательств принцев, использовавших различные уловки, чтобы повлиять на ход дебатов, делегаты предложили королю свои выводы.
Консенсус относительно нецелесообразности введения регентства был достигнут довольно быстро, ведь король, родившийся 30 июня 1470 года, был очень близок к своему совершеннолетию, установленному в четырнадцать лет, ещё ордонансом Карла V[45]. Отказ придать институциональные рамки регентства правительству, которое собирались создать советники Карла VIII, был обоснован аргументами выдвинутыми аббатом Сито и сеньором Филиппом Потом (де По), близкими к супругам де Божё. В выступлении, задуманном как ответ на претензии герцога Орлеанского и графа Ангулемского, Филипп Пот предложил поразмыслить над регентством и основами его регулирующими. Он отметил, что ни один закон не устанавливает принцип, согласно которому люди, наиболее близкие к королю по крови, должны получить в свои руки управление королевством и опеку над несовершеннолетним королем. Его вывод был предельно ясен:
Очевидно, что герцог Орлеанский, формально являющийся наследником престола, не может обладать верховной властью или правом на управление королевством, а граф Ангулемский, следующий в очереди на корону, и подавно не имеет такого права[46].
Филипп Пот, как верный защитник интересов дочери Людовика XI, не преминул указать на то, что обычай не имеет силы закона, и, что суверенитет короля, который он охарактеризовал как "способность царствовать или властвовать", никак не может быть передан кому-либо ещё, поскольку не коронованному лицу можно доверить только "управление королевством и опекунство". Такая позиция "негласно поощрялась супругами де Божё, поскольку позволяла им препятствовать притязаниям принцев"[47]. Объявив себя защитником королевского суверенитета и прав Генеральных Штатов, Филипп Пот явно выступал как "эмиссар дочери и зятя Людовика XI"[48].
Герцог Орлеанский, желавший стать регентом, выразил недовольство через одного из своих представителей:
[Герцог Орлеанский] узнал, что составленные вами статьи не поддерживают его чести и не написаны в терминах, подобающих его достоинству; особенно когда, среди прочих решений, вы приняли постановление по вопросу о королевском Совете, и что сеньор и дама де Божё будут опекать персону короля и управлять его делами. Этим вы не смогли ему угодить, и он считает себя серьёзно оскорбленным, тем более, что если король нуждается в опеке и управлении его делами, или, как говорят, в регентстве, то герцог точно знает, что эта забота не касается никого, кроме него. Он хочет, чтобы вы просто заявили: "Пусть сеньор и дама Божё будут рядом с королем", и ничего более[49].
В своей Истории Людовика XII (Histoire de Louis XII) Жан де Сен-Желе, служивший при ангулемском дворе, так обосновывал необходимость регентства:
Разум диктует, что учитывая возраст короля, управление всеми делами должно быть возложено на монсеньора Орлеанского, который находится ближе всех к короне. Ибо закон таков, что, когда король находится в младенчестве, следующий в очереди на престол должен стать регентом на время несовершеннолетия юного короля. Но что касается персоны самого короля, то она должна быть передана в руки тех ближайших родственников, которые не могут ему наследовать[50].
Далее хронист выражает разочарование герцога Орлеанского узнавшего об окончательных выводах делегатов, не принесших ему удовлетворения:
Тогда было сказано, что монсеньор герцог Орлеанский, который был следующим в очереди на корону, всегда будет председательствовать в Совете. Но этого будет недостаточно. Ведь, как я уже говорил, он должен был стать регентом[51].
Таким образом регентство не только не было учреждено, но и было постановлено, что все решения должны были приниматься от имени Карла VIII, объявленного полным сувереном в своём Совете и обладателем maxima auctoritas, то есть полной и абсолютной власти. Это стало первой победой Пьера и Анны, поскольку отказ от идеи регентства был равносилен законному отстранению герцога Орлеанского от власти, что в противном случае повлекло бы их собственное исключение из сферы управления. Вне структурированных и четко определенных политических и институциональных рамок регентства юридическая неопределенность сослужила Анне добрую службу. Хотя ни одна женщина во Франции до сих пор официально не получала титул регентши королевства, теперь принцесса могла свободно пользоваться властью, не ограниченную ни одним закон и поддерживать миф о полностью суверенном короле.
Назначение советников короля также стало предметом долгих дебатов, и поскольку ставки для обеих партий были высоки, выработка решения заняла много времени. Супруги де Божё, у которых, как мы уже говорили, среди делегатов было много сторонников, смогли воспользоваться своими хорошими отношениями с ними и продавить благоприятное для себя решение. В отсутствие короля главенство в Совете переходило к герцогу Людовику Орлеанскому, герцогу Иоанну II Бурбонскому и, что самое главное, к сеньору де Божё. Таким образом делегаты явно пожелали выделить последнего, в то время как принцы крови, такие как герцог Алансонский и граф Ангулемский, упомянуты не были:
