– УРА! – ответили все хором.

– Но это только начало, впереди нас ждёт ещё много интересного, – пообещал я. – Ну а теперь, так как моё имя не Тиберий, закончим. Всем заняться уборкой!

– Шеф! – влез Тиберий. – А как же банкет в честь открытия!

– Я тоже хочу! – бросила Лариэль, и по глазам остальных было видно, что хотят все.

– Ха… – выдохнул я. – Будет вам банкет. Завтра. Сегодня, боюсь, мне будет больно есть, – показал я на лицо.

– Хорошо! – крикнула Лариэль и бросилась на меня, обнимая.

– Ай! – вскрикнул я.

– Ему же больно! – попыталась нас растащить Мика, отчего боль только усилилась.

– Ура! – бросил Мишка и кинулся на нас вместе с Фунтиком.

И мы завалились на пол. И только через пару минут болезненных криков и три выговора меня отпустили.

Я вышел на крыльцо подышать вечерним воздухом. Всё же день был очень насыщенным. Но теперь передо мной открывалось огромное количество возможностей. Такими темпами я вполне быстро поднимусь из грязи в князи. Долг Ронте верну, да и остальным тоже. Жизнь кажется всё более перспективной.

– Так, вроде же все уехали уже, – сказал я, увидев, что одна из крытых повозок всё ещё оставалась во дворе. – Дурк! – крикнул я.

– А⁈

– Проверь, все ли ушли.

– Хорошо! – отозвался орк.

А я пошёл к повозке. Я ведь видел её, она тут с самого начала. Когда выходил встречать моих «друзей‑героев». Тогда ещё…

Я обернулся.

– Призрак, он же ещё смотрел, – вспомнил я. – В лес?

И только сейчас понял. Он смотрел не в лес.

И ему было страшно.

Я сделал шаг назад, когда носа коснулся запах псины и горелой плоти.

А следом телегу разорвало, и я увидел оскаленную морду Красной Лапы! И пятерню огромных когтей, несущихся к моей груди!

Когти вошли в грудь, как раскалённые крючья! Рубашка разорвалась, кожа лопнула, хлынула кровь!

– АА‑АХ! – вскрикнул я от волны боли.

Меня отбросило назад. Кубарем прокатился по земле. Мир перемешался. Но сознание было в норме, я поймал момент и выставил ноги. И тут же согнулся от резкой слабости.

«Сил после боя с плутом и так не осталось!» – подумал я, ещё не понимая, что происходит.

А Красная Лапа стоял над разбитой повозкой, дымясь шерстью, глаза горели ненавистью. Ожоги зарубцевались, и большую часть тела покрывала бугристая красная масса плоти и кожи с клочками шерсти.

– Обещал же… – прорычал он, голос будто из‑под земли. – Убью!

Он кинулся ко мне, взметнув землю лапами. Обожжённая лапа замахнулась. Пять чёрных когтей – точно кинжалы – рванули к моей шее!

Я успел только дёрнуться, как из дверей вылетел Фунтик. Он ядром влетел в волчару. Удар был жутко сильный, всё вокруг аж сотряслось. Но волк лишь пошатнулся. Лапа прошла мимо, зачерпнув землю.

– Фунтик! Нет! – крикнул я, понимая, что кабанчику никак не совладать.

Но Фунтик завизжал, зубы вцепились в мохнатую ногу. Лапа рыкнул, схватил кабана за шкирку, как котёнка, и ударил об землю. Бам! Фунтик дёрнулся, лапки заскребли песок. Он попытался встать, пыхтя от гнева. И тут волк с размаху ударил его ногой! Кабанчик отлетел в сторону, ударившись о стену таверны.

Во мне всё в миг оборвалось.

И тут же ярость ударила в голову! Рассудок отлетел на задворки сознания!

– Тварь! – взревел я.

В руке появилась Сковородень по моему желанию. Рука ощутила вес и уверенность. Я бросился вперёд. Рука дёрнула сталь. Кровь заливала грудь, но я лишь стиснул зубы.

Звеньк!

Он просто отбил её! Высек искры когтями, и моё единственное оружие вылетело из руки.

– Слишком слабо! – бросил он и молниеносно дёрнул лапой, схватив меня за шею.

Дыхание тут же перехватило, я ощутил, как звериная сила стискивает плоть.

Мир сузился до жёлтых глаз и запаха псины.

В глазах стремительно темнело.

Я бил руками, барахтался, как марионетка.

Но тьма подступала всё сильнее.

И тут, в этой тьме, я увидел то, что уже было.

Я – не Маркус Освальд. Я – Константин Блинов. Я мыл посуду в забегаловке за копейки. Без образования. Без будущего. Горячая вода обжигала пальцы, мыло щипало трещины на коже, запах прогорклого масла въедался в волосы. Меня долгие годы тошнило от одного запаха шуманита. Так всё начиналось.

И я ненавидел всё это. Я видел, как люди в белых кителях, словно чайки над морем, носятся в странном танце. Слышал крики, ссоры и смех. Казалось, там кипела какая‑то недоступная жизнь. Совершенно другой мир.

Я помнил ту шарлотку…

И я смотрел. Пока мыл полы. Когда проходил мимо. Я спрашивал так часто, что меня посылали в самые разнообразные края. Я был упёртым бараном и остался им. Каждый день. За каждый кусок знаний. За каждый шанс приблизиться к тому миру.

И я не помню, как уже стоял у плиты в Noma. Холодный воздух Копенгагена, запах моря, ферментированной рыбы, мха. Руки дрожали от усталости, но я резал морковь толщиной в волос. Шеф кричал, я молчал, и в жуткой какофонии кухни – я слышал музыку: как шипит масло, как лопается кожа на рыбе, как шуршат специи на сковороде.

В El Bulli. Жара Каталонии, запах оливкового масла, шафрана, дыма от гриля. Я учился делать сферы из оливок, которые лопались во рту, как икра. Пальцы пахли лимоном и солью, я не спал, но улыбался.

В Osteria Francescana. Тёплый свет Модены, запах пармезана, трюфеля, свежего хлеба. Боттура учил меня, что еда – это память. Я готовил «Пять возрастов пармезана», и каждый кусок был как год моей жизни.

Я горел. Я падал. Я вставал.

Я готовил для королей. Для бедных. Для себя.

Я прошёл путь от посудомойщика до шефа. От «никто» до «тот самый».

И вот, сейчас, когда когти сжимают горло, я подумал: «Я прожил. Не зря. Я отдал всё кулинарии. И она отдала мне всё… Только бы у ребят всё было хорошо. Лариэль. Мика. Дурк. Мишка. Фунтик. Келдар. Даже у Тиберия…»

Я улыбнулся. Кровь текла по губам.

«И когда я стал таким сентиментальным?» – подумал я.

Лапа сжал сильнее.

Тьма уже смыкалась, как её разорвал крик. Высокий, отчаянный крик Лариэль:

– МАРКУС!

Лапа одёрнулся, пальцы на миг ослабли. Он рванул меня вперёд, прижал к себе спиной, как живой щит. Запах его шерсти, горелой плоти и крови ударил в ноздри.

«Ожоги…» – мелькнуло у меня. Он помнил. Помнил, как эльфийка подожгла его задницу.

– Только попробуй! Он тут же сдохнет! – рявкнул Лапа.

Перед глазами всё плыло, но я увидел, как из двери вылетел Дурк. Огромный, зелёный, с глазами, полными ярости. Он бежал, не крича, не думая, просто бежал, как таран. Кулаки сжаты, клыки оскалены, земля дрожала под его шагами.

– Дурк, нельзя! – попыталась одёрнуть его эльфийка, но зелёному уже было всё равно.

– ОТПУСТИ! – кричал он.

Лапа втянул воздух и истошно завыл. Звук был низкий, вибрирующий, как удар в грудь.

– Попрощайся… – шепнул Лапа мне на ухо.

Из темноты что‑то вылетело! И Дурк споткнулся, в зелёное тело вонзился болт! Ещё! И ещё один!

Мои кулаки ухватились за запястье со всей оставшейся силой. Но её было недостаточно.

«Убью. Убью! УБЬЮ!» – только и вопил я про себя.

Но Дурк не остановился. Он встал с колена и сделал ещё шаг. Низкий рык вырвался из его рта. И тут ещё один болт вошёл в бедро! Он рыкнул и упал наземь, вновь споткнувшись.

А за ним Лариэль уже колдовала! Искры завращались вокруг её пальцев.

Я прочёл по её губам: «Прошу! Не оставляй меня!»

Из темноты вылетел ещё один болт! Он со свистом вонзился в плечо Лариэль, сбив заклинание. Она вскрикнула, упала на колени, рука прижата к ране.

– Ха‑ха‑ха! Где теперь ваша уверенность⁈ А⁈ – рассмеялся он хрипло, гортанно. – Не только вы умеете бить из тьмы, ушастая. Теперь не поколдуешь!

– Уб… уб… – мои губы дрожали, воздуха почти не было.

– Что говоришь, поварёнок?

– Убью…

– И как же ты это сделаешь? Когда сам вот‑вот сдохнешь, – он дыхнул мне на ухо горячим дыханием.