Она фыркнула, но улыбнулась, закатив глаза:

– Ой, да ладно, «барбекю для тролля»! – но всё же посмеялась.

Рядом с ней Лариэль уже тянула руки к Грому. Дракончик, к моему удивлению, не зашипел – наоборот, он наклонил голову и позволил ей почесать под подбородком. Чешуя его слегка потрескивала от электричества, но без разрядов. Похоже, Лариэль единственная пришлась ему по душе – может, из‑за её магической ауры или просто эльфийского шарма. Она прощебетала, подкидывая крошку хлеба, которую Гром ловко поймал в воздухе, паря на крошечных крыльях:

– Ой, какой милый штормовой проказник! Маркус, он такой классный! Он же только яйцом был! А уже летает! Смотри, Громик, лети ко мне! – Она хихикнула, когда дракончик приземлился ей на ладонь и лизнул палец. – О, он меня любит!

– Как ты это сделала? – за её спиной возник Келдар.

– Фс‑с‑с! – зашипел Гром и вновь отправил разряд в гнома.

– Только вылупился, так что летает по чуть‑чуть, но характеристики у него солидные.

Келдар уселся слева от меня и не унимался. Его борода всё ещё торчала в стороны от предыдущих разрядов, но глаза горели энтузиазмом. Он снова потянул руку к Грому, бормоча с преувеличенной осторожностью, как будто подходил к бомбе:

– Ну же, малютка, дай дядюшке Келдару потрогать… Я же гном, я кузнец, я с металлом дружу, а молния – это почти огонь!

Гром зашипел, чешуя вспыхнула синим, и – бац! – новый разряд ударил в палец гнома. Келдар взвыл, тряся рукой и подпрыгивая на стуле:

– Ай‑ай‑ай! Опять!

– Келдар, прекращай, – рассмеялся я, таким я его ещё не видел.

Аларик уже в кондиции хлопнул меня по плечу и заговорил:

– За твою дорогу! – вскинул он, и я подхватил.

– Ты смотри, завтра опять плохо будет, – напомнил я.

Он глянул на кружку, на меня, на кружку.

– Оно того стоит! – и залпом осушил.

Через десять минут Аларик вовсю хохотал над шутками Тиберия, но его взгляд то и дело скользил к Анне, которая сидела напротив. Она же всё‑таки офицер корпуса, тут уж его беспокойство было оправдано. Правда это его совсем не останавливало.

Арстен, маг с посохом, наклонился ко мне тайком:

– Маркус, действуй, пока Анна в настроении! Она на третьем бокале – редко так расслабляется. Скажи ей что‑нибудь романтичное, типа: «Анна, твои глаза ярче северного сияния!» Или просто пригласи на танец – ха, смотри, не упусти!

– Старик, вот неймётся же тебе… – хохотнул я, хмель тоже начал действовать.

И посмотрел на Анну, она мой взгляд заметила.

– За тебя, Маркус! И за то, чтобы путь твой был лёгок!

Я кивнул в благодарность.

– Маа‑аа‑аа‑ркус! – протянула Лариэль, её уже шатало из стороны в сторону, – Ты же точно… ик! Точно вернёшься⁈

– Всё будет хорошо, правда, – сказал я.

– Ага! Значит… – она хотела что‑то сказать, но споткнулась и полетела на меня.

Я постарался подхватить её, но мы вместе рухнули на пол.

– Я отведу её наверх, – сказала Мика, всё же было верным решением оставить кухню на неё.

Она повела эльфийку в комнату, а остальные уже вовсю придавались веселью. Тиберий схлестнулся с Арстеном в поединке на руках. Аларик присел к Дурку и рассказывал о своих проблемах, похоже, тех самых. Орк же притворялся умелым слушателем.

А я вышел во двор, чтобы проветриться. Грома оставил с Келдаром, тот точно за ним присмотрит. Смотрел вверх, в небо, чувствуя, как ветер шевелит волосы, а мысли кружатся – дорога, север, лекарство. Всё казалось далёким, но неизбежным.

Рядом тихо села Анна – её шаги были бесшумными, но присутствие ощущалось сразу: тепло тела, лёгкий запах кожи. Она устроилась на ступени, колени коснулись моих, и в полумраке её глаза блеснули – такие мягкие в этот миг.

– Когда впервые услышала о Безумном поваре, – начала она тихо, голос мелодичный, с лёгкой хрипотцой от эля, – думала, это какой‑то жуткий человек. Звучало как байка для пугания детишек или рассказов бардов по тавернам. Но похоже, тот, кто готовит еду, не может быть плохим.

Я улыбнулся, чувствуя прилив тепла в груди, не от эля, а от её голоса.

– Спасибо, Анна. За всё. За то, как выручила в первый раз, с помощью на турнире. За то, что в городе с Арстеном помогла. Без тебя… не знаю, где бы я сейчас был.

Она повернулась ближе, её дыхание коснулось моей щеки – тёплое, с ноткой вина; воздух между нами сгустился, пропитанный напряжением, как перед бурей.

– Неужели мы не увидимся несколько месяцев? – прошептала она, голос дрогнул, глаза искали мои в полумраке.

– Похоже, что так, – ответил я тихо, чувствуя, как сердце стучит чаще, а мир сузился до нас двоих, ступеней, неба.

Всё свелось к тому моменту: наши лица приблизились, губы встретились – нежно, но с искрой, что пробежала по телу, как огонь по сухой траве. Поцелуй был долгим, полным тепла. Её руки обвили мою шею, мои – её талию, и на миг будущее отступило, оставив только это мгновение.

Анна отстранилась первой, щёки порозовели в лунном свете, глаза опустились:

– Извини… Я не должна была.

– Это моя вина, – перебил я, голос хриплый, но улыбка тронула губы. – Но… мы оба не чувствуем, что совершили что‑то неправильное, правда? Вино же, – ухмыльнулся я.

Она кивнула, уголки губ дрогнули в улыбке, и воздух между нами потеплел снова. Мы встали, отряхивая пыль, и вернулись в таверну. Но Мика, спускавшаяся по лестнице, посмотрела с подозрением.

Зал таверны «Драконий Котёл» ещё долго пульсировал эхом смеха и тостов. Шутки Тиберия лились рекой, переходя в импровизированные баллады, заставляя всех хохотать до слёз. Арстен добавлял искры – буквально, его магия вспыхивала фейерверками под потолком, окрашивая лица в радужные цвета. Анна хлопала в ладоши, Аларик подпевал басом, Келдар стучал кружкой в такт, а Дурк даже улыбнулся пару раз.

Но постепенно вечер угасал, как пламя в камине: гости обнимались, хлопали меня по плечам, желая удачи – «Вернись с триумфом!», «Боги с тобой, Маркус!», «Не забудь рецепты северян!» – и расходились в ночь, оставляя за собой тишину, пропитанную теплом прощания.

И только Анна, стоя со мной у ворот, задержалась, чмокнув меня в губы. Даже Гром на плече не стал препятствовать.

Я поднялся наверх, ступени скрипели под ногами, а в голове кружился лёгкий хмель от эля – приятный, но утомительный, заставляющий веки тяжелеть.

– Маркус, – услышал я голос Мики, – Она стояла у своей двери.

– Да?

– Спокойной ночи, – сказала она, хотя мне показалось, что она передумала в последний момент.

– И тебя, – мягко сказал я и вошёл в комнату.

И я знал, что мог пойти к ней и она не была бы против. Но не позволил себе. Не сегодня.

Комната встретила прохладой. Я сел на кровать, чувствуя, как мышцы ноют от дня, полного эмоций, и рухнул в подушки – сон накрыл мгновенно, глубокий и без сновидений.

Утро пришло тихо. Я вышел гораздо раньше, чтобы никто не провожал – так будет легче, без слёз и объятий. Таверна спала, её стены дышали покоем, а двор был пустым, лишь лошадь фыркнула тихо, осёдланная и готовая. Фунтик запрыгнул в корзину, его глазки смотрели на окно нашей комнаты. Я тоже оглянулся на таверну – её потрёпанные стены, оранжевую черепицу, вывеску, скрипящую на ветру. И вздохнул, чувствуя укол в груди: дом, что стал частью меня, останется здесь, а я уйду.

Лошадь скакала по утренней дороге – копыта стучали ритмично по утоптанной земле, поднимая лёгкую пыль. Лес по сторонам шуршал листвой, птицы пели приветственно, а воздух был свежим, пропитанным росой и ароматом хвои. Фунтик в корзине хрюкал довольный, его мордочка высовывалась, ловя ветер, а впереди лежало долгое путешествие – через города, реки и горы, к северным тайнам, где ждало лекарство для Мишки.

– Я обязательно вернусь, – сказал я сам себе.

Лошадь спокойно скакала по утоптанному тракту. К полудню я уже был далеко от таверны, леса сменились бескрайними полями с небольшими фермами, а макушку слегка припекало. Фунтик высунулся и с интересом смотрел вокруг. Хрюкал редким торговцам и путешественникам, рычал на авантюристов.