— Теперь уже я имею намерение разобраться в этой истории, — возразил король. — И вам, Фрейсине, придётся рассказать, чем вы угрожали Сен-Мишелю, и для чего вам это понадобилось.

Если бы Фрейсине мог убивать взглядом, лежать бы мне бездыханной. Я встретила его взгляд молча и спокойно. Украдкой тронула серебряное яблоко на браслете. Всё в порядке. Он не сможет причинить мне вред здесь.

— Ваше величество, — Фрейсине порывисто поднялся, — я клянусь вам, что та давняя история никак не связана с нынешними событиями и антимагическими заговорщиками! Умоляю вас поверить!

— Вы чрезмерно намудрили, — покачал головой король. — И теперь вам придётся рассказать.

— Но я не могу, — Фрейсине растерян, обескуражен, разбит. — Я в самом деле не могу. Это… это невозможно, ваше величество.

Саваж переглядывается с маркизом де Риньи и с принцем. Что, кто-то сказал королю слово «невозможно»? И это не о законе природы и не о погоде и не о чём-то, столь же неумолимом, впрочем, может быть, маги справляются и с этим.

— Я приказываю вам, Фрейсине, объясниться, и сделать это нужно здесь и сейчас, — король непреклонен.

— Ваше величество, я умоляю о доверии, — кажется, он готов упасть на колени и умолять.

Однако, король неумолим, и я ощущаю краем то мощное воздействие, которое обрушилось на герцога. Тот раскрыл рот, словно хотел что-то ещё добавить, но не смог, и с грохотом повалился на ковёр. Обмяк, глаза его закрылись. Король смотрит и хмурится.

Де ла Мотт мгновенно поднимается и подходит к упавшему, опускается на ковёр и осматривает его, мы — все остальные — ошарашены случившимся. Он ведь жив, да? Что такое он столь упорно скрывает?

— Что с ним сталось? — интересуется король.

— Мощный ментальный запрет. Он отразил ваше воздействие, но разлетелся в клочья, — де ла Мотт берёт Фрейсине то за одну руку, то за другую, считает пульс, делает что-то ещё.

— Но он очнётся? — интересуется король.

— Безусловно. Сейчас господин герцог без сознания, но я полагаю, что придёт в себя спустя некоторое время.

— Значит, уложите его в свободных покоях дворца и приставьте стражу, — распоряжается король. — И мы продолжим этот разговор, когда Фрейсине сможет нам ответить.

— Может быть, и учёные к тому моменту разберутся с артефактами, найденными в его владениях, — добавил маркиз де Риньи.

Фрейсине унесли, де ла Мотт отправился за ним.

— Я вас более не задерживаю, — сказал король всем нам.

Вечером того же дня мы сидели, предварительно отужинав, в гостиной Саважей вокруг камина, пили подогретое с пряностями вино и обсуждали события дня. После эпического финала беседы с Фрейсине король отпустил нас всех — и даже принца, которому, впрочем, сказал, что ждёт поутру на завтрак и за тем завтраком и случится доклад. Все прочие отправились по своим делам — кроме де ла Мотта, он так и остался приглядывать за Фрейсине.

Из де Риньи остался господин маркиз, Анатоль отправился домой. Эмиль просто вместе со мной пошёл к Саважам, а принца зазвал в гости господин герцог. Последним к нам присоединился граф Ренар, который сказал, что пользы от него сегодня уже никакой нет, а вот посидеть у огня и запить события дня хорошим вином он будет только рад.

Я принялась расспрашивать — где он остановился и как, но он, усмехнувшись, рассказал — что в собственном доме, в котором сейчас проживает его старший сын с семьёй. И что он успел повидаться со всеми детьми, их трое, два сына и дочь, и с внуками, и весьма удивлён тому, что король пока ни разу не припомнил ему прошлые высказывания, а просто вызвал и попросил разобраться в наследстве господина Руссо.

Впрочем, о том наследстве граф не сказал ни слова. Мол, будет новый день, завершат они с Реньяном работу, доложатся королю, а там будет видно. Пока же, Викторьенн, расскажите, как ваши дела.

Мои дела были… как-то. Перед ужином появилась графиня де ла Мотт, сняла мою повязку, осмотрела ладонь и велела пока ходить так. А если вдруг порез разойдётся — звать её немедленно. Но пока он, к счастью, не расходился, и можно было положить руку на колени, и пускай зарастает уже.

— Скажите, Викторьенн, — начал Саваж, — а вы знаете, о чём Фрейсине так и не рассказал королю?

Я только вздохнула.

— Увы, господин герцог, мне это неведомо. Он и мне не рассказал, что там за история, и что случилось двадцать с лишним лет назад между ним и моим отцом, что там они не поделили.

Вообще было бы неплохо раскопать всё это дело, пока Фрейсине не пришёл в себя. Чтобы быть во всеоружии. Вдруг кто-то из здешних знает?

— А кому служил ваш отец, Виктория? — поинтересовался принц. — Фрейсине говорил, что вас ещё не было на свете, но вдруг мы придумаем спросить у кого-то, кто в тот момент уже на свете был? И не только на свете, а и при дворе?

— О да, ваше высочество, это было бы неплохо. Мой отец служил по финансовому ведомству, и вроде бы, в каких-то делах отчитывался прямо королю. Я встречала упоминания о подобных отчётах в его переписке, правда, эти письма не сохранились, я ещё не слишком опытна в использовании артефактных шкатулок.

— Господин маркиз? Господин граф? Вы должны были застать господина де Сен-Мишеля.

— Где застать, Анри? — улыбнулся маркиз. — Антуан был моим соседом по имению, там я его и наблюдал, и его, и госпожу Аделин, и потом Викторьенн. Придворным я не был никогда, и не подскажу.

— И я вовсе не придворный, — покачал головой граф. — Пока была возможность — не покидал пределов Академии, и о дворцовых тайнах не знаю ничего.

— И кто же может открыть нам тайны предыдущего царствования? — спросил Эмиль.

— Кажется, я знаю, — рассмеялась госпожа Жанна. — Мы позовём и расспросим дядюшку Гиацинта!

Саваж страдальчески скривился, остальные переглянулись и разулыбались.

— Кто такой этот дядюшка Гианцинт? — спросила я шёпотом у Эмиля.

Однако, меня услышал Саваж.

— Это, Викторьенн, и вправду дядюшка моей драгоценной супруги, точнее — она его внучатая племянница. Виконт де ла Мерт и впрямь был сначала любезным конфидентом Луи Тринадцатого, затем одним из самых ярких придворных Луи Четырнадцатого, и наконец только наш нынешний Луи смог избавиться от его беспрестанной болтовни. Дядюшка Гиацинт как-то раз неудачно пошутил, и ему теперь дозволено прибывать ко двору только в дни больших праздников, никак иначе. Он и вправду может рассказать что-нибудь, но уверяю вас, не только по интересующему вас вопросу, а и просто так. Он сидит дома, его мало кто навещает, потому что его друзей-приятелей уже нет в живых, и он просто забалтывает каждого, кто попадает в его цепкие лапы.

— Так это ж бесценный человек, — вырвалось у меня.

— Да, но просто так он готов болтать только о том, что интересует его самого. А чтобы он рассказал о чём-то нужном другому — его нужно нешуточно заинтересовать. Деньгами, подарками, какими-то благами.

— Дать возможность болтать, сколько он хочет, и слушателей? — тихонько спросила я.

Потому что я не выпущу из своих цепких лап эту ценную добычу. Мы когда-нибудь расколем Фрейсине, господин граф расскажет нам всё про изобретения Руссо, пройдёт посевная, и тогда я снова вернусь к идее ток-шоу в местных реалиях. И такой человек будет для меня просто бесценен.

— Виктория, вы снова что-то придумали? — смеётся принц.

— Да, придумала. Я знаю, что предложить господину вашему дядюшке. Ему должно понравиться. Господин герцог Саваж уже был однажды у меня на прицеле, думаю, он помнит эту затею. Думаю, господину дядюшке понравится.

Саваж поперхнулся.

— Вы стоите друг друга, вы — и он, — сказал он со смехом. — Хорошо, уговорили. Жанна, связывайся с дядюшкой, и если он не прочь навестить нас сегодня и выпить с нами, мы предложим ему новое интересное знакомство, так и скажи.

Госпожа Жанна вышла, а через некоторое время вернулась со словами — да, дядюшка Гиацинт готов прийти в гости.