— Сейчас будем расспрашивать? Или уже завтра? — он обнимает меня, и я выдыхаю.

Всё правильно, иначе было нельзя.

— Завтра. Я съезжу к Орвилю, отдам деньги, а потом и займёмся.

— Договорились.

Сейчас же — позвать Мари, пускай поможет Терезе разоблачиться после бала, и господина Валерана, пусть снова даст ей тот отвар. И самой поспать, да? Можно с Гвискаром вместе, хуже не будет.

Утром я поднимаюсь рано, узнаю о Терезе — ещё спит, прошу в кабинет завтрак и господина Фабиана. В доме есть нужная мне сумма денег, но мой управляющий должен учесть эти расходы.

— Скажите, куда в этом прекрасном городе можно применить три сотни франков золотом?

— Много куда, — пожимает тот плечами. — Можно многое купить. Или многих. Я слышал, вы прогнали камеристку госпожи Терезы?

— Да, она куда-то применила эти деньги. И даже не мои, а господина Орвиля, у него расписки Терезы. Я сейчас поеду за ними.

— Да, вы правы, долг нужно отдать, а расписки забрать. А что потом?

— А потом господин виконт Гвискар обещал мне помощь в расспросах той самой камеристки.

Господин Фабиан вздыхает.

— Что ж, его помощь может оказаться уместной. Удачи, госпожа Викторьенн.

— Спасибо, она мне понадобится.

Ещё об одной цели переговоров я молчу — потому что выгорит так выгорит, а нет так нет. И когда неожиданно встречаю в коридоре заспанную заплаканную Терезу — тоже ничего ей о том не говорю.

— Ты куда так рано? — спрашивает она.

— К господину Орвилю. Решать проблему, которую ты мне создала. Надеюсь, он отдаст мне твои расписки.

Тереза снова хлюпает носом и уходит, а я думаю — не взять ли кого-нибудь составить мне компанию, не беру никого и гружусь в экипаж.

Орвиль-старший уже ждёт меня.

— Доброе утро, госпожа де ла Шуэтт, вы ранняя пташка.

— Я деловая женщина, — говорю с медовой улыбкой.

Улыбаться совсем не хочется, но что делать-то? Помирать, так с музыкой.

— Отлично, прошу вас.

Мы устраиваемся в кабинете, и нам подают арро. Неплохо, не хотел бы разговаривать — просто обменял бы деньги на расписки, и всё.

— Начнём с финансов? — интересуюсь. — Кстати, вы в курсе, что Тереза пару раз просила у меня денег для вашего сына? Но я не была столь же оборотистой, как вы, и расписку с него не взяла, о чём сейчас жалею.

— В другой раз возьмёте, — участливо кивает старший Орвиль. — Велика ли сумма?

— Общим счётом тридцать франков.

— Можете вычесть её из того, что принесли, — великодушно разрешает он.

А я и не думаю спорить, с паршивой овцы, как говорится — хоть шерсти клок. Достаю мешочек.

— Здесь деньги, готовьте расписки.

— Погодите, — улыбается. — Знаете, госпожа де ла Шуэтт, я долго думал над вашим предложением. Не скрою, я и раньше рассматривал такую возможность, но, признаюсь, не счёл её серьёзной, потому что недооценил вас.

— Меня? — я-то причём?

— Именно вас. Вы с такой готовностью встаёте на защиту вашей родственницы, что это нельзя не учитывать.

— У меня не осталось другой родни, — пожимаю плечами. — Баронесса Клион-сюр-Экс не в счёт. Мы с Терезой привыкли стоять друг за друга с детства.

— Ваша подруга не очень-то готова защищать вас, — качает головой Орвиль.

— Отчего же? Готова, — я не вполне уверена в этом, но должна же что-то сказать?

— Будь так, вы бы не решали сейчас её дела, ни финансовые, ни брачные, — усмехнулся Орвиль. — И если честно, меня это устраивает. Если у наших молодых людей что-то пойдёт не так, они найдут с вашей стороны поддержку и утешение, — усмехнулся он снова, и довольно неприятно.

— А с вашей? — нужно же понять.

— А с моей — нет. И я скажу о том Люсьену. Пускай женится на госпоже де Тье, но дальше — сам. После моей смерти ему, конечно же, достанется часть наследства, но только в том случае, если он к тому моменту не будет иметь долгов и будет твёрдо стоять на ногах. А поскольку ни мой сын, ни ваша родственница сами жить не умеют и деньги считать тоже не умеют, то вы их спасёте, в случае чего. За сына я спокоен, — и вновь усмехается.

— А если я тоже откажусь содержать их?

— Ваше дело. Но сдаётся мне, ваше любящее сердце не выдержит, и вы станете кормить, одевать и выводить в свет вашу родственницу, как привыкли.

Издевается, паршивец.

— Я считаю, пускай справляются сами, все возможности у них есть. Но свадьба напополам, ясно вам? Не унижайте своего сына ещё больше, чем уже унизили.

— Отчего же унизил? У него были те же возможности, что у его брата. Я давал им одинаковое количество денег, но там, где Этьен смог преумножить, Люсьен растратил всё на наряды и дам, — господин Орвиль по-прежнему усмехается. — Что, позвать его сюда?

— Зовите. Но сначала финансы, — жестко говорю я.

— Извольте.

Я отдаю мешочек с деньгами, господин Орвиль высыпает его содержимое на стол и тщательно пересчитывает, пододвигает тридцать монет обратно ко мне, затем отдаёт расписки. Я смотрю — точно, Терезины каракули, Терезины кляксы и её же подпись. Ладно, разберёмся. Уже сегодня разберёмся. Сначала с Франсин, а потом и с Терезой.

А дальше господин Орвиль велел позвать в кабинет Люсьена. Тот пришёл, и очень изумился, когда увидел меня.

— Госпожа де ла Шуэтт оплатила все долги госпожи де Тье, — сообщил старший Орвиль первым делом.

— Благодарю вас, Викторьенн, — поклон Люсьена был в высшей степени утончённым.

— Не благодарите, послушайте далее. Не так давно вы интересовались моим мнением о вашем возможном браке с госпожой де Тье. И мнение моё было отрицательным. Но госпожа де ла Шуэтт смогла повлиять на него, и я передумал. Можете брать её в жёны, если вам это угодно.

На лице Люсьена отразилось некоторое количество мыслей — изумление и… радость? Он в самом деле рад взять Терезу в жёны? И слава всем высшим силам, значит — поспешим.

— Я согласен! — тут же ответил он.

Правда, когда отец сообщил ему, что свадьбу оплатит, но более не даст ни монетки, немного помрачнел, но тут же снова улыбнулся. Подумал о том же, о чём старший Орвиль — что я поддержу? Ну-ну, поглядим.

Что ж, от моего предложения не отказались, и это замечательно.

— Приходите к нам сегодня. К обеду уже не успеем, но приходите к ужину. Тереза будет вас ждать, — улыбаюсь я обоим Орвилям.

Орвиль старший соглашается, и мы расстаёмся до вечера. Меня провожают до экипажа, я усаживаюсь и первым делом связываюсь с Камиллой и прошу её передать госпоже Сандрин, что вечером важные гости, которых нужно принять наилучшим образом. Дальше я достаю лист бумаги и считаю, как сделать, чтобы потеря этих трёхсот франков не слишком сильно сказалась на моих доходах в дальнейшем — ещё же предстоит свадьба! Да и не одна, если честно.

А потом мы едем, едем… и вдруг останавливаемся. Я отдёргиваю шторку, выглядываю в окно и ничего не понимаю, какие-то дощатые заборы вокруг.

Вот тут-то я и пожалела о том, что не взяла ни Шарло, ни кого-то другого — потому что отправила бы разузнать о происходящем. Теперь же мне ничего не осталось кроме как выйти самой. И очень удивиться.

На месте кучера не было никого. Карета моя стояла посреди какого-то просторного дощатого сарая. У него имелись двери, но их кто-то запер, ясное дело — снаружи.

Что происходит и какого чёрта, позвольте спросить?

Меня захлестнула паника, сердце заколотилось, как сумасшедшее, стало трудно дышать. Хотелось завопить, закрыть глаза, куда-то бежать, спрятаться и делать ещё столько же бессмысленных действий. Вдох, выдох, ме-е-е-едленно. Дома ещё, помнится, училась — закрыть глаза, дышать. Продышать это. Я жива, я в порядке. Пока. Ситуация нештатная, но решение обязательно найдётся, вот прямо сейчас и найдётся. Вдох, выдох, долгий вдох, долгий выдох, посчитать про себя, туда и обратно. Открыть глаза. Достать зеркало и проверить связь.

А связь работает! Ура-ура-ура.

— Эмиль! Эмиль, мне нужна помощь, нужна вот прямо сейчас и только от тебя!