Вижу, моё замечание относительно Монтадора достигает цели — Эдмонда хмурится и подживает губы. Поверила наконец-то?

— Хорошо, — неожиданно покладисто говорит она. — Могу я послать записку к госпоже де Конти? Возможно, она не останется равнодушной к моей беде и приютит нас.

— Конечно, — пожимаю плечами. — Но сначала вы скажете, как в вашей голове поселилась мысль явиться сюда.

— Я… я подумала, что нужно поехать, — она задрала подбородок.

— Отчего это вы подумали? — вздыхаю. — В общем, так, Эдмонда, слушайте меня внимательно. Сейчас вы расскажете правду, всю правду, ясно вам? Расскажете сами, добровольно, и без магического принуждения. Потому что если вы этого не сделаете, я заставлю вас говорить, я умею. А потом покинете этот дом, и более никогда не будете докучать мне своими бедами и своими неуёмными желаниями. Доступно?

— Я давно не была в Массилии! А вы тут как сыр в масле катаетесь! И я считаю, вы должны поделиться! — продолжала неуёмная баба.

Значит, как сыр в масле, да? В общем, мне было, что ей сказать, и Терезе это была бы наука — может быть, а господин Фабиан был бы свидетелем. Но в дверь постучались.

— Госпожа Викторьенн, обед-то подавать? И на сколько персон? — раздалось из-за двери.

Меня порадовало, что до всех дошло — хозяйка вернулась.

— Подавать, — киваю. — Можете накрыть с учётом баронессы с сыном — поедят и отправятся. И ещё у меня будет гость, — который, я это чувствую, стоит в тенях за моей спиной.

— Да, госпожа Викторьенн, обязательно, госпожа Викторьенн, — закивали там.

А потом дверь отворилась и внесли свечи.

Я не сразу поняла — что это и зачем, потому что самоё тёмное время зимы мы отлично пересидели с магическими огнями. А потом дошло — меня ж неделю не было, некому было зажигать. Молодёжь мою, наверное, и не просили, к слову, где они все? Ничего, к обеду сейчас выйдут, расспрошу. А пока…

— Эдмонда, или вы сейчас всё рассказываете, обедаете и отправляетесь восвояси, или же я уже сказала, что сделаю. Будете вы говорить сами или же нет?

Для наглядной демонстрации я протянула ладонь в её сторону и вызвала немного огня. Огонь вызвался, но странноватый — не яркий оранжевый, а такой… с серебром. Это потом, а пока я сунула всё это противной бабе под нос.

— Это Жироль мне сообщал всё-всё! И что ты тут прикормила толпу беспризорников, и что каждый божий день принимаешь мужчин и даже не стесняешься нисколько, и что тратишь кучу денег на золото и бриллианты!

Жироль? Камердинер Гаспара? Он до сих пор сожалеет о старых добрых временах? И как он смог известить Эдмонду о моем исчезновении?

— Как вы держали с ним связь? — спрашиваю строго, добавляю импульс — не врать!

— Он посылал мне письма, мы договорились, ещё до нашего с Симоном отъезда договорились, — быстро отвечает Эдмонда. — Письмо принесли в прошлую пятницу, соседский слуга принёс! Там и было сказано, что ты куда-то подевалась и никто не знает, где тебя искать!

Лихо! В прошлую пятницу как раз всё и случилось. У Жироля есть возможность отправлять письма магическими способами? Расспрошу, обязательно расспрошу.

Отчего-то у меня запершило в горле, я прокашлялась и продолжила.

— Жироля сюда, немедленно!

В целом дверь была закрыта, но я уже нормально понимаю, как перемещать предметы, не касаясь их, вот и дверь приоткрыть смогла. Эдмонда вздрогнула. Снаружи затопали и побежали куда-то — мол, госпожа Викторьенн требует Жироля, срочно найдите, где он там есть. Значит, приведут. А пока — Эдмонда.

— Где письмо?

— Вот, — Эдмонда порылась в висевшей на поясе сумке, достала свёрнутый в несколько раз лист и сунула мне.

Я развернула.

Госпожа Эдмонда, извещаю вас, что госпожа Викторьенн куда-то запропала, и никто не знает, где её искать. По слухам, на неё напали разбойники, и наверное, куда-то утащили, ну да туда ей и дорога. Поторопитесь прибыть в Массилию и воспользоваться суматохой, если вы приедете и займёте дом на Морской улице, вас не так-то легко будет из него изгнать. Преданный вам Жак Жироль.

Ах ты, преданный Жак Жироль, скотина. Пил-ел, значит, в моём доме, и на меня же стучал. Что ж, значит — скатертью дорога. Но сначала узнать, как именно он доставлял письма Эдмонде, как часто и вообще.

— О чём ещё извещал Жироль? — спрашиваю.

— О том, что здесь происходит. О том, куда ты тратишь деньги Гаспара.

— Господин Жироль стал моим управляющим? Он в курсе моих дел? — интересуюсь, не сводя с неё глаз.

Снова першит в горле, я прокашливаюсь… и продолжаю.

— Он видит, что происходит в доме! Кто приходит и зачем, кто садится за стол за обедом и ужином! Сколько платьев в гардеробной! В чём ты ходишь на всякие балы и прочие развлечения!

— Как часто приходили письма?

— По-разному. Когда каждую неделю, когда редко. Ты уезжала куда-то там, он и не писал почитай три недели, потому как не о чем было!

Вот так, не о чем было. Правда, не о Терезе же писать?

Кстати, о Терезе. Глянула на неё — сидит, голубушка, помалкивает. Вот и правильно, пускай помалкивает. До неё тоже доберёмся.

Появляется Жироль, заходит с таким видом, будто пришёл на казнь.

— Госпожа Викторьенн, это я известил госпожу Эдмонду о том, что вы изволили пропасть.

Изволили пропасть, надо же.

— Отлично, значит, вместе с госпожой Эдмондой и отправитесь из этого дома восвояси. Но сначала расскажете, как именно вы переправляли ей письма.

— Как это — восвояси? — он совершенно искренне изумляется.

— Полагаю, ногами, потому что у госпожи Эдмонды нет экипажа. А может быть, она его где-нибудь найдёт, и вас тоже подхватит, тут уже — как договоритесь. Пока же — извольте ответить, какая магическая сила помогала вам доставлять ей письма быстро!

Я снова добавляю немного магической силы в словесное повеление, и он начинает говорить. Сначала неуверенно и тихо, а потом всё громче.

— Как же, это Жак Кошак, он говорил — при господине Гаспаре было лучше, и если вернётся госпожа Эдмонда, то тоже будет хорошо. У него есть какие-то знакомцы, кто владеет магическими силами, эти знакомцы и доставляли письма, а я не знаю и знать не желаю, как именно они это делали, меня это не касается никак!

— Но вы пользовались этими силами? — спрашиваю вкрадчиво.

Горло снова скребёт, как будто чад от печки, или что-то очень похожее. Пытаюсь продышаться, помогает.

— Воды госпоже Викторьенн принесите, дармоеды,- командует господин Фабиан, и я смотрю на него с благодарностью.

— Я просто оставлял письмо, где мне было сказано, и его доставляли, — буркнул Жироль, и я видела — говорит правду.

— Адрес? Где вы оставляли письмо?

— На Портовой улице в таверне «Угорь и креветка», там есть человек, Тома, он принимает письма. Мгновенная доставка за один золотой. Помедленнее — за другие деньги, попроще.

— Кто платил?

— Кошак дал мне денег для этого дела, двадцать золотых монет. Еще семь осталось.

Богатый человек этот Кошак, платит золотом за то, чтобы Эдмонде исправно сообщали о том, что происходит в этом доме! Нужно будет непременно изловить его, желательно — за хвост, и спросить — какого дьявола. И Франсин о нём тоже упоминала, значит — не последний человек в этой шайке-лейке.

Сухость в горле становится нестерпимой, я вновь закашливаюсь… и тут несут тот самый стакан воды. Его передают Эдмонде, Эдмонда передаёт его Жиролю, Жироль суёт мне.

Я глотаю, на мгновение мне кажется, что стало легче. Глотаю ещё… а потом понимаю, что вовсе не могу вдохнуть, и проваливаюсь во мрак.

Я открываю глаза незнамо где.

Свет, слепящий свет. Он мешает рассмотреть, где я нахожусь, и есть ли здесь кто-нибудь ещё. Правда, после я или привыкаю, или он становится не таким слепящим.

Сколько проходит времени? Не знаю. Нет здесь времени. Кажется.

Когда глаза мои привыкают, я чуть оглядываюсь… и вижу комнату, неожиданно знакомую. Но не сразу соображаю, что это за комната, а уж как я сюда попала — я и вовсе не понимаю, потому что это же кабинет господина Антуана, отца Викторьенн, в Ор-Сен-Мишель!