— И что, я вправду похожа на неё? — смотрю испытующе.

Эмиль смеётся.

— Знаешь, вот сейчас, когда мы об этом заговорили, я понимаю — да, похожа. У принцессы серые Рогановские глаза, и я слышал, её лицо сильно изменилось после перенесённой оспы. Но она как-то правила себе внешность магически, не иллюзией, а прямо с целителями, есть там у неё какие-то доверенные. Возможно, если бы не это — то ваше сходство было бы более заметным.

Не было печали, да?

— Мне говорили, что господин Антуан умер, получив некое известие, предположительно как раз о его возлюбленной. Может быть она как раз болела и полагала, что смерть на пороге? И решила, не знаю, попрощаться, попросить прощения, и что там ещё бывает. А он не вынес.

— Очень может быть, — кивает Эмиль, обнимает меня, прижимает к себе. — Знаешь, ну их всех, и их дела — тоже. Все дела подождут до завтра, веришь?

— Верю, Эмиль.

— Вот, славно. Посмотри на меня, пожалуйста. Ты — это ты. И лучше тебя в этом мире нет. Глаза твои — что маяк в ночи. Губы — что алые лепестки роз в Гвискаре, что скоро раскроются нам на радость. Волосы твои — как живое золото, текучее и прекрасное. А тело твоё совершенно, им хочется любоваться и любоваться. Прекрасная и смертоносная Виктория.

Я слышу, и я вижу, что он совершенно искренен, вот ведь — непросто же магу с магом, ничего не скрыть, а если и скрыть… непросто, да.

Но сейчас я вижу в его глазах лишь восхищение, лишь радость от того, что смотрит и видит, и не может наглядеться. И бережно касается губами моей затянувшейся наконец-то ладони, и второй, не пострадавшей, и подушечки каждого из пальцев. Сам он всё ещё одет, я же только в сорочке, но кому это мешало? Расстегнём пуговицы, снимем шёлковый шарф, и вытащим из него застёжку, и…

Он неожиданно для меня высвобождается из моих рук, внимательно осматривает дверь в комнату и бросает на неё, а затем и на весь периметр особенно сложное охранное заклятье.

— Чтобы не помешали? — смеюсь.

— Чтобы мы не помешали. Его величество сегодня перекосило только лишь от твоих охранных чар, видела? Конечно же, так не нужно поступать в его кабинете, но всё равно.

— Постараюсь держать себя в руках, — соглашаюсь. — Но кого и чем ты хочешь пугать сейчас?

— Не пугать, нет, — улыбается он.

Возвращается ко мне и стаскивает с меня сначала сорочку, а затем и охранный амулет, что я ношу, не снимая, с тех пор, как оказалось, что я ещё и некромант.

— Зачем, Эмиль? — нет, я не понимаю.

Но сначала ощущаю, а после и вижу, как сгусток силы просачивается сквозь телесные покровы наружу — сначала небольшим серебристым облачком, а после и теми самыми щупальцами, сверкающими и неодолимыми.

— Увидишь, — улыбается он, снимает свою сорочку и тоже расстаётся с амулетом.

Сила тут же плещется наружу, и это не мои неуверенные тоненькие нити, это мощно и уверенно, и она охватывает меня — я ощущаю, я понимаю, что это совершенно безопасно для меня и это… это прекрасно. Чувствительность моя обострена невероятно, вся — и человеческая и магическая, моё тело жаждет этого мужчину, здесь и сейчас, немедленно, а сила моя приветствует его и торжествует — вот, наконец, это тот, кто нам нужен, тот, вместе с кем не страшны ни бури, ни беды.

— Виктория, ты тот человек, кто может принять меня всего, такого, какой я есть, без остатка и без исключения. И я точно так же готов принять тебя — со всей той силой, какая в тебе есть. И поэтому ни я не собираюсь отпускать тебя никуда и ни к кому, и ты не отпускай меня, да я и сам не уйду теперь уже ни за что.

— Куда ты пойдёшь, — смеюсь, — правда, кто ещё не испугается тебя такого?

Думаю, что много кто испугался бы, а я — нет, я не боюсь. Я восхищаюсь. И он восхищается. И сейчас нет важнее ничего, а все другие дела подождут. И другие люди подождут, и даже король.

А с тем, что там наворотят без нас, мы потом придём и разберёмся.

Наутро меня будит стуком в дверь камеристка Клодина и говорит, что снова ожидают, нужно собираться. Что ж, поспим когда-нибудь потом. Открываю глаза, понимаю, что Эмиль сбежал, пока я спала, снимаю все запоры и приветствую появившуюся хозяйку дома.

Пока меня умывают, кормят и одевают, я слушаю последние новости. Оказывается, Фрейсине ещё не пришёл в себя, короля занимает его высочество Анри и его дипломатическая миссия, а меня ожидают в гостиной. Мне очень любопытно, кто там, но госпожа Жанна только посмеивается и молчит.

Я в задумчивости — какое платье выбрать. Вроде бы надевать одно и то же два раза подряд нехорошо, может быть, я сегодня буду обычной здешней вдовушкой? Госпожа Жанна подключается, рассматривает содержимое моего сундука…

— Вот это, Викторьенн. Строго, скромно, и при том совершенно невозможно не обратить внимание.

Это чёрное платье Амедео сшил мне по мотивам того, первого. Но ткань существенно дороже, и её мягкий блеск просто завораживает. И кружево цвета слоновой кости тоже дорогое и затейливое, и немного расшито мелким золотистым бисером, это уже я сама придумала. В зеркале отразилось что-то мягкое и тёплое, хоть и чёрное.

Дальше просто — камею на лиф, жемчуг в уши и декольте, кружевную косынку сверху, макияж минимален, можно отправляться.

В гостиной меня поджидал Эмиль — тоже весь строгий и торжественный. Мог бы предупредить, нет? Я так на него смотрю, что он смеётся.

— Виктория, мне удалось договориться о ранней аудиенции у человека, который обычно утром не принимает никого и никогда. Поэтому я не тратил время на то, что можно обсудить в процессе или позже. Скажи, у тебя ведь близко те невероятные украшения, которые ты привезла из дома своего отца и насчёт которых тебя остерегал господин граф?

— Да, конечно, — киваю, ничего не понимаю.

— Там ведь было кольцо? Такое, с цветочком?

— Было, верно.

— Надень.

— Но… — нет, я не понимаю.

— Повернёшь цветком внутрь. И будешь прятать руку, но она у тебя ещё не зажила до конца, поэтому никто не удивится.

Я взглянула на ладонь и с удивлением обнаружила, что порез затянулся совсем. И ночью ладонь не беспокоила меня совершенно. Регенерация? Ещё что-то? В любом случае, спасибо всем местным высшим силам, собираемся, идём.

Эмиль провёл меня куда-то тенями — незнакомый, но снова весьма пафосный коридор.

— Это дворец? — спросила я шёпотом.

— Именно, — кивнул Эмиль. — Мы идём к той принцессе, имя которой тебе вчера назвал господин Гиацинт.

— Та самая принцесса Агнесс? — я даже затормозила посреди коридора.

— Ты же сказала, что готова беседовать с ней.

— Верно, да. Я должна.

Это оказалось всё равно неожиданно и как-то волнующе, хоть чем там меня вообще можно взволновать? Я совсем не понимала, как я буду с ней говорить, но наверное, смогу? Придумаю, о чём?

Мы подошли к неким высоким двустворчатым дверям — видимо, здесь таких много. Двери открылись, Эмиля явно узнали, и какая-то девушка, по виду камеристка, поклонилась ему.

— Господин виконт, доброе утро.

— Здравствуйте, Люси. Встала ли её высочество?

— Да, она ожидает вас, ступайте.

Эмиль кивнул, взял меня за руку и решительно повёл внутрь. Мы прошли через пару весьма изящно и элегантно обставленных гостиных и зашли в третью. Навстречу нам с банкетки поднялась дама… элегантная и изящная дама, хоть она сейчас и была всё равно что в домашнем платье и с минимальной причёской, и почти без косметики. Я затруднилась сказать, сколько даме лет, она явно была старше Викторьенн и старше Эмиля тоже, хоть и хорошо сохранилась, явный маг. Моя ровесница?

Мы с Эмилем синхронно поклонились.

— Рада видеть вас, виконт, — сказала дама хорошо поставленным мелодичным голосом. — Это и есть то самое знакомство, о котором вы говорили вчера в ночи?

— Да, ваше высочество. Я представляю вам мою невесту, госпожу Викторьенн де ла Шуэтт, урождённую де Сен-Мишель.

Я украдкой смотрела на даму из-под ресниц — и увидела, какое впечатление произвело на неё имя господина Антуана. Словно у неё под ногами что-то взорвалось, словно она в последний миг затормозила перед пропастью. Она смотрела… растерянно смотрела. Но собралась и взяла себя в руки.