— Не будем. Но что он вам сказал? — я взглянула на господина графа.

— Он, знаете ли, обратился ко мне с просьбой — воздействовать на вас, чтобы вы прекратили уже ломаться, так и сказал. Так же сообщил, что даёт мне на это благое дело не более месяца, а сам на днях уезжает в столицу — подготовить дом к приезду супруги, так он сказал. После чего намерен вернуться, совершить обряд венчания здесь, а в столицу вас везти и представлять там ко двору уже как свою супругу.

Всё продумал, значит. Более того, это нормально, здесь это нормально. Это просто отлично, потому что поднимет мой возможный статус так высоко, как только можно, выше только королевская семья.

Почему же я так сопротивляюсь? Это просто нежелание… или это чутьё мага, о котором мне говорили и господин граф, и маркиз де Риньи?

— Что он говорил про брачный контракт? — интересуюсь просто так.

— А что вы хотели бы в него записать? — живо откликается господин граф.

— Ну как, — рот мой кривится в усмешке, — чтобы он не смел приближаться к моим делам и не смел чинить мне в них препятствий.

— Не выйдет, — качает он головой. — Уж конечно, он поставит везде своих управляющих. Но наверное, будет выдавать вам определённую сумму на булавки, и эту сумму как раз можно будет оговорить в брачном контракте. Можно настоять на том, чтобы она оказалась достаточно велика.

Гвискар слушает всё это и недобро сопит.

— А если поставить условие — что моё дело это моё дело, и иначе никак? — продолжаю допытываться.

Господин граф вздыхает.

— Викторьенн, вы не понимаете. Герцогиня Фрейсине никак не может заниматься поставщиками, мастерами, магической охраной ферм и виноградников, и снаряжением чьих бы то ни было экспедиций. Она представлена ко двору, у неё придворные обязанности, она посещает все придворные мероприятия и представляет там своего супруга. Она близка с маркизой дю Трамбле и представлена королеве, и проводит много времени с ними обеими. Разве что она окажется в тягости и тогда сможет на некоторое время затвориться в столичном доме, либо отбыть во владения мужа.

Нет, чёрт возьми, я не понимаю. Ну то есть понимаю, что кто-то так живёт, и что для времени и места это правильно, но я уже как-то вписалась и во время, и в место, и мне это нравится! И я желаю продолжать! Я на своём месте, я приношу пользу, я зарабатываю, я неплохо зарабатываю! Я содержу кучу народу! Я вообще великолепна, вот. И что со всем этим великолепием теперь делать?

— Любая другая на вашем месте, Викторьенн, была бы рада заполучить всё это, — посмеивается граф.

— У кого своего нет, тот и рад, — бурчу. — Или кто своего не захотел или не смог. А я смогла. И не желаю просто так отдать это за титул и придворные обязанности. Я понимаю, что это, ну, неправильно и ненормально. Но не могу иначе.

— Викторьенн, а давайте, я вызову его? — ухмыляется Гвискар. — Или оскорблю так, что он не сможет не вызвать меня? Постараюсь сделать это прилюдно. Обвиню в шантаже, например, или ещё в каких не приличествующих франкийскому герцогу делах. Ему нечего противопоставить мне, победа останется за мной.

— Если он будет честен с вами, — заметил граф. — Понимаете, Эмиль, если человек опускается до шантажа, то не приходится ждать от него того же, чего и от достойного человека.

— Тогда я готов пойти к королю, рассказать ему всё и попросить о помощи. Королевское слово он никак не одолеет.

— А вы, я слышал, в опале? — взглянул на него господин граф. — И готов ли король вас слушать? И будет ли толк? Скажем, я не возьмусь просить о чём-то его величество, потому что моё заступничество может дать совершенно обратный желаемому результат.

— Ну и пускай в опале, я считаю, он должен знать, — не сдавался Эмиль. — А не выйдет, так убить-то всегда можно.

А я подумала, что убивать, наверное, не нужно, и сказала:

— А ещё у нас есть его высочество на краю света. Думаю, я смогу ещё раз обратиться к нему за помощью, а он, если будет нужно, найдёт слова для своего брата. И для Фрейсине, что уж. Другое дело, что пока он так далеко, это будут только слова. И относиться к ним можно очень по-разному.

— Верно, Викторьенн. И что принц выслушает вас, и что к его словам тоже могут не прислушаться, — соглашается граф.

— И вообще, я не верю, что одна такая, кому мешает господин герцог. Давайте искать тех, кому он тоже мешает. И сведения о нём тоже давайте искать.

— Кстати, о сведениях. Могу вам кое-что рассказать, — неожиданно говорит Гвискар.

Господин граф смотрит на Гвискара пристально, я же прямо возрадовалась.

— Говорите, господин виконт. Если вы что-то знаете об этом человеке, что-то нехорошее, что-то, что мы можем использовать против него — то мы желаем это знать!

— Виктория, когда вы сказали, что к вам так странно сватается Фрейсине, я понял, что не знаю о нём ничего, кроме общеизвестных фактов. Даже никаких сплетен не знаю. И я попросил оставшихся при дворе знакомцев те самые сплетни подсобрать и поделиться со мной. И мне доставили сведения совсем недавно — на следующий после Рождества день.

— Магической связью? — уточняю.

— Порталом, — усмехается он.

— Где это вы взяли портал? — интересуюсь. — Мне очень нужно. Я готова оплатить.

Гвискар улыбается.

— Виктория, если я вдруг найду человека, готового расстаться с такой ценностью, то непременно вам скажу. Я же нашёл всего лишь Мармонтеля, это такой ушлый маг, где-то добывший кристалл портала, и теперь он оказывает желающим услуги по доставке сообщений или по перемещению людей.

У меня мгновенно зашевелились в голове мысли о том, сколько бы денег я на такой доставке заработала. И видимо, мужчины поняли это, потому что расхохотались оба.

— Викторьенн, это непросто, — сказал граф, просмеявшись.

— Всё равно нужны маги — потому что портал может открыть маг, но в знакомое место или к знакомому человеку. Просто так невозможно, — пояснил Гвискар. — Мой корреспондент как раз маг, он пришёл к Мармонтелю, вызвал меня и передал письмо, а я оплатил его доставку.

Как всё сложно-то, божечки. Ладно, сейчас я вообще не об этом.

— Я поняла, рассказывайте. Что там было в том письме.

— В том письме были обычные сплетни, сейчас расскажу. Но я ещё попросил об услуге Жана Тардье, помните его, господин граф?

— Как не помнить, — откликнулся тот. — Но ведь он служит где-то по морскому ведомству и вечно в разъездах?

— Мне повезло, он вернулся из поездки в Другой Свет незадолго до Рождества, и ещё более повезло, что он был кое-что должен мне, — усмехнулся Гвискар. — Понимаете, Виктория, Тардье — мой однокурсник по Академии, в первые годы мы изучали разные общие вопросы магии все вместе, это после уже стихийники пошли своим путём, а некроманты — своим.

— И этот ваш знакомец — стихийник? — уточняю.

— Более того — воздушник. А самые лучшие воздушники способны узнать что угодно у кого угодно, воздух им в помощь.

Мотаю на ус. Впрочем, у меня нет ни одного знакомого крутого воздушника, у меня вообще мало знакомых магов. Но вдруг из моей талантливой молодёжи вырастет кто-нибудь крутой?

— Это очень хорошо, — киваю. — Но расскажите же, дорогой Эмиль.

— Скажите так ещё раз, — ржёт, зараза.

— Потом скажу. И ещё добавлю.

— Ловлю вас на слове.

— Да пожалуйста. Я всегда выполняю свои обещания и обязательства, и моя безупречная деловая репутация — тому залогом. Некоторые даже пользуются за моей спиной, — фыркаю.

— О нет, никаких «пользуюсь за спиной». Только глаза в глаза.

Граф демонстративно и громко хмыкнул, мы оба рассмеялись.

— Рассказывайте, виконт, — кивнула я.

— Понимаете, сложилось так, что герцог Фрейсине — не самый популярный и любимый человек при дворе, несмотря на древность рода и обширные владения. Может быть, дело в том, что те владения не приносят ощутимого дохода, позволяющего безоглядно тратить деньги в столице. Может быть, дело не в самом хорошем характере нынешнего главы фамилии. А может, и ещё в каких-то делах, я не понял пока. Но — при дворе наш герцог бывает редко, в увеселениях не участвует, ни к каким придворным партиям не примыкает.