Тем временем отворивший дверь мужик закрыл её снова и обернулся к нам. Я попыталась остановить его — ну и пусть, если убью, потом допросим. Выбрасываю руку, и сознательно посылаю ему ощутимый сгусток смертной силы… но действие не срабатывает. А меня хватают за эту самую руку и держат, и кончик ножа упирается в шею, и отчего так, где там Эмиль, почему ещё не убил этого ужасного человека?

— Убью дуру, — сообщает моим соратникам это чудовище. — Если она вам нужна, мигом опустили руки! Магия ваша вам никак не поможет!

— А это мы ещё посмотрим, — веско говорит Саваж.

Но пока, надо сказать, один — один. На полу лежит магически спутанный разбойник, меня держит бандит с артефактом. Жермен прячется под столом, а остальные наши замерли и, видимо, оценивают обстановку — как можно сделать хоть что-то и не навредить мне.

Я же замерла и не шевелюсь — если мне порежут шею и я потеряю всю кровь, то никто уже обратно меня не вернёт. Что делать-то? Как выключить артефакт?

Мысль попробовать разом обе мои сильные стороны не кажется особо бредовой, но я понимаю, что дёрнуться смогу только раз — если нож соскользнёт, тут мои потуги и закончатся. Смотрю на Эмиля, ловлю его взгляд, он смотрит на Саважа.

Подсвечник со стола поднимается в воздух, зависает над головой террориста… и падает на него, просто падает. А я бью в карман с артефактом — причём бить-то надо разом и жизнью, и смертью, и что там ещё во мне теперь есть. Я вспомнила, как зажигала с разных рук разные шарики по слову господина графа, тут же пришлось одной рукой, и я понимала — у меня есть только один удар. Смешивать несочетаемое оказалось тяжело прямо до боли в руке, у меня заломило ладонь и пальцы, а потом кончики пальцев ещё и обледенели, несмотря на как бы пламя, и из этого вылупилось что-то и ударило в тот карман. И тут же понимаю, что меня ничего не держит, потому что мужик шатается, этим тут же пользуются и вяжут его.

Что, у них тут артефакты, которые можно разбить только сложением неслагаемых сил?

— Господин герцог, если ваша милость и кто-то из некромантов соединят усилия, мы сломаем вот это, — киваю на стол. — И я тоже добавлю — всё, что смогу.

Меня понимают, и Саваж с Эмилем переглядываются, и им удаётся ударить вместе — не один и один, а именно что вдвоём, и я добавляю сверху — с двух рук, хоть одна ещё не восстановилась после прошлого удара. Но всё равно бью, и вижу, как исчезает то сияние, которое окутало стол, и меня едва ли не относит к стене отдачей, я просто падаю на лавку без сил. И просто смотрю, как Эмиль и Анатоль достают Жермена из-под стола. Тот морщится, дёргается, пытается цепляться за ножки стола, и тогда ему парализуют все четыре конечности. Правильно, нам нужно, чтобы он говорил, а более-то и не нужно ничего.

Тем временем показывается господин маркиз, одобрительно кивает нам всем и исчезает, наверное, отправляется решать ещё какие-то наиважнейшие вопросы. Я же просто смотрю на Жермена и понимаю, что нужно крепко держаться за лавку, чтобы не попытаться убить его прямо сейчас.

Но сначала нужно побеседовать и всё узнать. Теперь он уже от нас не уйдёт никак.

Герцог Саваж первым делом сделал запрос в Массилию капитану Пьерси, и открыл ему портал прямо сюда, сначала, правда, пришлось попросить господина маркиза снять защитный периметр с этого помещения. Капитан радостно откликнулся — мол, готов! — и его отряд организованно прошёл в портал, и далее они вышли в дом и отправились окружать и брать под стражу — мало ли, как оно. Анатоль де Риньи, как знающий здешнее устройство и здешних жителей, пошёл с ними — подсказать и помочь. А мы остались в комнате — Саваж, маркиз де Риньи, Эмиль и я.

Допрос начали с того, кто в самом начале спрятался под лавку — кто таков, чем занимается, что делал здесь нынче ночью. Правда, оказалось, что это сошка мелкая обыкновенная, и мощный мужик лет сорока еле-еле что-то блеял нам о том, что не виноват ни в чём, просто зашёл, господин Жермен должен был дать задание и что-то там ещё. Тогда Эмиль просто коснулся его подбородка щупальцем и заставил поднять голову и смотреть в глаза. И говорить.

Правда, говорить ему и вправду оказалось почти не о чем — разве только рассказал, что таких в доме ещё десяток, иногда нападают на проезжих людей на дорогах в Массилию и в Экс, и на столичном тракте. Саваж внимательно выслушал и вышел, правда, тут же вернулся и с разрешения Эмиля забрал разбойника — всё равно взять с него было нечего. Остались те двое, у кого случились странные мешающие нормальным магическим действиям артефакты.

И снова Эмиль начал не с Жермена. Тот сидел, не шевелился, и только глаза так и бегали туда-сюда. Думает, наверное, что уболтает Эмиля и сбежит? Или просто сбежит? Нет, не позволим.

— Кто таков? — спросил Эмиль второго, того, что едва не убил меня.

— Сазан… Пьер Шотан, — быстро поправился он, увидев, что Эмиль хмурится.

А я соображаю, что это прозвище мы слышали от Франсин, камеристки Терезы.

— Что здесь делаешь?

— Живу я тут. Жан де Тье разрешил мне тут жить.

— Его уже пять с лишним лет нет в живых.

— Так он когда ещё разрешил!

Я приглядываюсь — ну да, этот довольно молод. Не как мы с Терезой, а скорее — как Эмиль. Сколько лет было бы сейчас мужу Терезы? Столько же, как этому вот?

Тем временем Эмиль продолжает допрос — и выясняется, что верно, это молочный брат покойного Терезиного мужа, семьи у него нет, и он живёт в Вишнёвом холме уже лет десять, и он здесь не просто так, а помощник управляющего. Нет, управляющий не в курсе о дополнительном доходе обитателей поместья, он честный, ему даже и в долю войти не предлагали, потому что он отчитывается не только перед хозяйкой, но ещё и перед старшим де Тье, это все знают. И если с ним что случится, де Тье просто пришлют сюда другого управляющего, а с хозяйкой договорятся, это все знают. Де Тье спят и видят вернуть Вишнёвый холм, и всё для того делают. И добьются когда-нибудь. А пока не добились, надо успевать.

Откуда здесь взялся Жермен? А пришёл после того, как Гаспара де ла Шуэтта убили. Сказал, что он не убивал, но ему нужно пересидеть, пока не утихнут розыски, потому что ему никто не поверит, что он ничего не знал, он же ехал в одном экипаже с хозяином. Кто знал, если не Жермен? Так дядька его, он служил кучером у Гаспара, в тот день он был сменный, на козлах сидел другой, но дядька снаружи сидел, его и спросить. А его, Сазана, в тот день и близко не было, он потом уже всё узнал, когда изрядно времени прошло.

Откуда взяли ту десятку, что грабит проезжих? Да сами нашлись понемногу, это ж в последние полгода завелось. Кто-то местный, кто-то из Массилии от дядьки Жермена прибывал. Где тот брал этих оборванцев — Сазан не знает, никогда не задумывался. Приезжают — значит, им так надо, да и всё. Надо накормить-напоить да к делу приставить, кого попало дядька сюда не присылал, он с пониманием. Да, у всех какая-то работа в поместье, кто-то за конями ходит, кто-то за деревьями в парке смотрит, кто-то дрова носит да камины чистит. А просто так жить не выйдет, старший де Тье не даст.

Знает ли он эту даму? А что не знать, знает, конечно, это вдова старого хозяина. Её вроде тоже убивали, но она живучая, выплыла. И вроде магом-то не была, откуда только что взялось, будь она сразу магом — там бы всё иначе пошло. А когда она перед Рождеством сюда приезжала — всем велели сидеть тихо и наружу не показываться. Ей всего-то и надо было — перед управляющим нос повыше задрать, будто что-то понимает в делах-то, а что там баба может понимать? Вот они и заявились — сначала сам старший де Тье, приглядеть, а потом вот она, а при ней мальчишка и некромант из Зелёного замка, тот, что пошёл здешних вязать. Они все и сидели тихо — пускай смотрит, что хочет, только не мешает подружке своей деньги нам давать. Без тех денег туговато было, а когда к ней подобрались да попросили хорошенько — она и не отказала. Как подобрались? Да через камеристку. Как попросили? Да обещали сказать, что это она братца-то своего убила, потому что в чёрном теле её держал, и все бы вышли свидетелями — других-то нет, поверили бы.