На небольшой площадке становилось тесно, снизу шли и шли слуги, выбрались из гостиной Адриан и Люсьен, прибежали две другие младшие сёстры Жоржа. А Эмиль понял, что не сможет сейчас просто так уйти.

— Госпожа Мари, — обратился он к девице как мог вежливо, всё ещё продолжая удерживать её кузена, — послушайте меня. Я могу помочь вам, кажется, одним-единственным способом, и я готов. Вы выйдете за меня замуж? У меня небольшой, но уютный замок, родителей уже нет, но есть покровители, они не дадут пропасть. И я подаю неплохие надежды в Академии, у меня всё впереди. Если вы согласны, мы с вами хоть сейчас можем отправиться к моему опекуну маркизу де Риньи, он поможет нам решить все вопросы с венчанием и брачными документами.

Мари смотрела со страхом и молчала, но тут Жорж прохрипел:

— Иди-иди, дорогая кузина, пусть некроманты сожрут тебя! А потом выплюнут обратно, но мы тебя уже не пустим, пойдёшь по дорогам милостыню просить!

Кажется, именно эти слова и стали решающими. Она подошла — медленно и с трудом, и протянула Эмилю руку.

— Я согласна пойти с вами, господин де Гвискар.

— Благодарю вас, — он поклонился, и только потом отпустил Жоржа, и ещё наподдал ногой — тот откатился, и далеко не сразу смог отдышаться.

А затем Эмиль подал руку Мари и поклонился остающимся.

— Шапсаль, все претензии — официально. Адриан, Люсьен — встретимся в Академии.

Улыбнулся Мари и шагнул вместе с ней в тени.

Около года назад

— И что сказал пришлый целитель?

— Подтвердил всё, сказанное нашим Валераном.

— Она в тягости?

— Именно. С ней всё в порядке, она в срок родит здорового ребёнка.

— Ещё ничего не значит. Может и не родит. Будто сам не знаешь — всякое случается.

— Какое ещё всякое?

— Обычное. Три другие не родили, а эта родит? Не смеши. В господине Гаспаре что-то не то, отчего и все его жёны не могут родить.

— А что, кто-то уже был в тягости?

— Да вроде болтали, что самая первая его жена была, и даже дважды. Жироля можно спросить, он точно знает.

— Так Жироль и скажет, ага.

— Встряхнуть хорошенько — и скажет, никуда не денется. И даже правду скажет. Он привык, что за спиной хозяина на него и прикрикнуть не смеют, и совсем страх потерял, так надо ему напомнить.

— И что, та, ну, самая первая жена, была в тягости и не доносила?

— Раз ребёнка нет, то и не доносила. А уже лет двадцать было бы, тоже ходил бы тут и командовал.

— Так может хозяин зря бил её? Или ту не бил, только эту?

— Всех бил. А эту больше не бьёт, пылинки сдувает. Велел вчера за черешней на рынок для неё бежать, целую миску принесли, всё ей отдал, я сам видел.

— А если она после такого не родит?

— Он сам её добьёт тогда. У него явно последний шанс. За него никто не хотел отдавать дочерей, только вдовы с сыновьями соглашались, а на кой ему вдова с сыновьями? Если бы он был готов оставить всё ну хоть кому, он бы в пользу племянника завещание написал.

— А он в чью?

— Так сказал же — переписал. Вроде, не так давно, на днях. Ходил к поверенному.

— И что? Как узнать-то? Может, Фабиана потрясти?

— Фабиан сам не знает, он дома оставался. Господин Гаспар сказал — он нарочно взял в свидетели таких людей, кто никак не заинтересован в его деньгах.

— И где их разыскать?

— Спроси поверенного.

— Старшего Палана, ты хотел сказать? Не ответит. Заведёт свою вечную песню — тайна клиента и всё такое.

— А припугнуть?

— У него какая-то магическая охрана в конторе стоит, чуть что — трезвон до небес. И живые охранники-маги, двое. Так приложат, что костей потом не соберёшь.

— Да ну, не может такого быть, чтобы нам этого не узнать.

— Так вот не выходит, как ни крути.

— А ты пойди к самому господину Гаспару да скажи, что всё знаешь.

— И он посмеётся, как уже смеялся до того.

— Тогда скажи, что про неё тоже всё знаешь, и даже то знаешь, чего не знает он сам.

— И долго я после такого проживу, как ты думаешь? По стенке размажет, как есть, размажет, рука-то у него тяжёлая.

— Не вечно его руке быть тяжёлой, будто не знаешь.

— Ну так сколько ещё ждать-то? И особенно — если ребёнок всё же родится.

— Да повторяю тебе — и дети не всегда рождаются, его ещё доносить надо, и выживают потом тоже не всегда! Они очень слабые, эти младенцы. Там чутка не досмотрели — и всё, не дышит.

— Ну ты сказал, не дышит. Кто мы — с младенцами воевать? Это уж совсем.

— Совсем или нет, но ты или хочешь всё, или не хочешь, тут уже сам решай.

— Я, конечно, хочу, тут вопросов нет.

— А раз вопросов нет, то и сомнений быть не может. Тот чужой целитель сказал — нужно, мол, госпожу-то вам увезти из столицы подальше, только договориться, чтобы какой маг-целитель был на связи. У вас, мол, один есть, но лучше чтоб ещё, вдруг одного мало будет? И тогда если, мол, с госпожой что не так пойдёт, её мигом и спасут, где б она ни находилась. А в столице, сказал, шум, вонь, болезни и что-то ещё. Господин Гаспар-то и завёлся сразу — едем, значит, в Массилию, там тихо и спокойно.

— А целитель что?

— Целитель сказал — договоритесь, чтобы оплатили портал, так безопаснее. Есть же такой Мармонтель, а у него — артефакт портала, и он всем открывает, только денежки плати. Был нищ, а теперь новый дом построил, потому что дорого за тот портал дерёт. Но все пользуются, кому очень надо. Но хозяин сказал, что так доедет и не будет тратиться на глупости.

— На глупости, значит? Ну и ладно, будут ему глупости, договорились.

— Никак решил?

— Решил-то давно, а вот решился сейчас. Господин Гаспар до Массилии доедет, запрётся в своём доме на Морской и к нему не подступиться будет. И к ней. И к ребёнку. А в дороге как-нибудь сдюжим. Наверное.

— Ну и молодец, что решился.

— Поддержишь?

— А как же? Ты же поделишься.

— Поделюсь.

— Вот и молодец. Нужно помнить о тех, кто тебе помог, тогда, глядишь, и ещё помогут.

— Ну ты что, я ж завсегда! И помню, что ты для меня сделал.

— Вот и молодец, что помнишь. Так и продолжай.

Я проснулась отличнейшим солнечным зимним утром в превосходном настроении.

Вчера при встрече с герцогом Фрейсине мне на пару мгновений стало страшно… потому что я не понимала, что делать. Он не желает слышать меня, я не готова соглашаться на его предложение, но у него вес и власть, а у меня только деньги, не самые большие, и друзья. Вот друзья-то и спасли.

Или что же, пришла пора звонить принцу и жаловаться? Принц выше по статусу и объяснит господину герцогу, что почём. Или сами справимся?

Вчера герцога изгнали соединёнными усилиями господина графа и Гвискара. Ему отказали, его обидели. Что он сделает далее? Явно же как-то или отомстит, или попробует настоять на своём. Ладно, одна мысль есть уже давно, нужно её воплощать.

Зато после… мы с Гвискаром как-то неожиданно оказались сначала за столом за разговором, а потом и снова в постели. И… все мои ощущения, человеческие и магические говорили сейчас, что всё правильно. Так и нужно было сделать.

Если с принцем у нас что-то и могло сложиться, но между нами встала конкретная такая «не судьба», то здесь-то ничего не мешает! Ни ему, ни мне. Он свободен, я свободна. Разве что какой-нибудь хвост старых привязанностей, ну да у меня тоже есть старая привязанность, да какая, вслух говорить ни в коем случае нельзя. Вот и не будем. Какая разница, что у каждого из нас было раньше? Живем-то здесь и сейчас. А в Массилии, по словам той же Терезы, у виконта не было замечено никаких отношений.

Эмиль, его зовут Эмиль. Он-то запомнил, что я Виктория. Не зря сказала? Нет, наверное, не зря. И если в первый раз встреча наша была острой и ослепительной, то вчера это было море нежности и внимания. Исследование друг друга — а что, если так? А вот так? А здесь что за местечко? А тут?