— Ты справишься, я верю, — прошептала она.

И в этот момент ко мне вернулась способность дышать, а вместе с нею — боль и свет, и обычный нормальный свет. Меня крепко держали в руках, а вокруг толпились люди.

— А-а-а-а, — сообщаю им я.

— Жива, слава господу, — выдыхает кто-то за моей спиной.

Эмиль был уверен, что всё знает, поэтому и согласился на визит в дом Виктории. Конечно, ему было бы спокойнее, останься она дома, но это, кажется, невозможно — так её задело известие о возвращении в город баронессы, сестры Гаспара де ла Шуэтта и Терезы де Тье. Кажется, они вместе с Монтадором выставили эту особу из города, но что-то помогло ей вернуться. Интересно, что?

Он дал даме выпустить пар — пускай разберётся с недругом сама, а он, если что, на подхвате. Поглядывал за ней из теней, и за домом в целом тоже поглядывал. И когда ей принесли стакан воды, совершенно не сообразил, что это может означать.

Виктория закашлялась и начала падать, и единственное, что он смог сделать в тот момент — шагнуть и подхватить, и держать крепко, и позвать — детей, а им уже сказать, чтобы извещали Саважа от его имени, звали сюда и запирали дом, чтобы ни одна мышь наружу из этого гадюшника не выскользнула.

А потом уже он насмелился взглянуть на Викторию. Она обмякла и висела в его руках, но дышала, правда — с каждым вздохом всё тише и тише, бледнела и холодела. И пахло в кабинете какой-то дрянью, он сам не слишком хорошо дышал, но — что ж теперь?

У кого-то хватило разуменья позвать господина Валерана, тот прибежал и первым делом принюхался. Велел потушить все свечи, а вместо них осветил кабинет магически, и дышать сразу же стало легче. И принялся что-то выщупывать в ладони Виктории.

— Господин виконт, положите её. Хоть бы на диван, что ли.

Отчего-то Эмилю казалось, что нельзя отпускать Викторию. Что пока он держит её — она дышит. И тогда он просто опустился с ней в кресло у стола, в то самое, где она сама всегда сидела. И держал. И звал.

Потому что… потому что он не может потерять её. Потерять её тоже. И значит, будет держать и звать, сколько нужно.

Валеран что-то делал с кончиками её пальцев, но кажется, это не помогало, нисколько не помогало. Он говорил по зеркалу с кем-то, ему доставляли воду и какие-то снадобья, и он пытался смочить губы Виктории, но все его действия никак на ней не сказывались. Вокруг собрались люди — из портала шагнул Саваж и сказал, что дом заперт магически, никто не выйдет, потом господин граф Ренар просто пришёл тем же порталом и встал у стены, и Ренель, и кто-то ещё. И даже ещё одного целителя привели — кажется, от Сегюров, и тоже порталом.

Но ничего не помогало. Виктория продолжала бледнеть и холодеть… но пока ещё дышала.

— Эмиль, а если опереться на ненормальные отношения Викторьенн со смертной силой? — спросил граф Ренар. — Сделайте что-нибудь… такого толка. Думаю, хуже не будет.

Эмиль задумался — что сделать-то?

Он первым делом касается щеки Виктории концом щупальца — и нет, ничего не происходит. Два, три щупальца — и ему кажется, что щека её в том месте, где он коснулся, стала чуть ярче, самую чуточку. Ещё больше? А как? Тут же людей, как рыб в бочке, и добрая половина их них — простецы, они ж концы отбросят, и поминай потом, как звали!

Единственное пришедшее ему на ум решение было странным. Ну да… хуже ведь не будет?

Он освободил одну руку и нашарил под одеждой свой амулет. Вытянул его наружу. Прикинул, что длины цепочки должно хватить. И, не снимая со своей шеи, надел на неё, прижав к себе ещё сильнее.

И оказался вознаграждён — потому что сначала Виктория задышала глубже, потом раскрыла рот и задышала ртом, а потом и глаза тоже распахнулись. Кожа показалась чуть менее бледной, так, будто света мало, а его и мало.

Она застонала, кажется, попыталась что-то сказать…

— Жива, слава господу, — выдохнул управляющий.

— Жива, хорошо-то как, — проговорила Тереза де Тье и заплакала, вот правда заплакала.

— Виктория, — позвал Эмиль.

— А… что… я вообще где? Что меня держит? Что за… — она пыталась пошевелиться, но цепь держала их обоих крепко.

И Эмиль не знал, что будет, если он снимет с неё эту цепь.

— Эмиль… что это?

— Это, госпожа моя прекрасная, мой амулет. Кажется, он помог вам. Или та сила, которую он сдерживает, но которая оказалась целительной для вас, — при всей этой толпе, наверное, не стоит быть с ней фамильярным.

— И что теперь? Как дальше-то?

Вот ведь, едва глаза открыла, и туда же — что дальше.

— Если честно, я не знаю, что дальше. Но мы должны будем попробовать.

Эмиль вздыхает, берётся за цепь и снимает с неё. Она выдыхает. Шевелится, по-прежнему — у него на коленях.

— Мне… как-то странно, — говорит.

— А мне страшно, — пискнула служанка, стоявшая рядом.

— Отойди, раз страшно, — шикнул на неё управляющий. — Но и впрямь как-то… страшновато. Будто мы все на кладбище каком.

Эмиль подумал, решил, что хуже не будет, и взялся за зеркало. И велел Луиз найти дома какой-нибудь запасной амулет и принести ему немедленно. Что ж, детка не задержалась — появилась довольно скоро, они все успели только обменяться ощущениями — что и впрямь что-то неладно.

Луиз вышла из теней — приличная дева из знатного семейства, сделала изящный реверанс и приветствовала всех тихим вежливым голосом. И протянула Эмилю подвеску на цепочке.

— Вот, это для кого?

— Это для Викторьенн, — усмехнулся Эмиль и надел подвеску на шею.

Виктория снова распахнула глаза широко и глубоко вздохнула.

— Так лучше, спасибо. Всё равно что не могла дышать, как человек, а теперь могу.

— Вот и славно, — улыбается Эмиль. — Господин Валеран, можем мы теперь уложить госпожу Викторьенн? И важно, чтобы её никто не беспокоил, и вообще посторожить.

— Я могу посидеть с ней, — сверкнула глазами Луиз.

— Хорошо, но начнём с камеристок.

Он поднялся, шагнул с ней на руках в её спальню, и там уже передал камеристкам. Обе камеристки вне подозрений, так что — пускай заботятся о госпоже. Луиз осторожно заглянула — можно ли? Эмиль кивнул — можно.

— Так, Луиз. Никого сюда не пускать, кроме меня и господина Валерана. Ясно?

— Ясно, — подтверждает она.

И теперь можно выбраться наружу и выяснить уже, кто возомнил себя бессмертным.

Эмиль единым шагом и единым вдохом вернулся в кабинет Виктории, где снова голосили её дурные родственницы. Точнее нет, голосила старшая, младшая отбивалась.

— Тереза, ты неплохо устроилась, я вижу! И даже не подумала о том, как там нам с Симоном! Ни на мгновение не задумалась! У тебя тут и денег в достатке, и платьев, и украшений, а я вынуждена продавать последнее, что осталось мне от матушки!

— Эдмонда, замолчи! Ты ещё не поняла, что сейчас с тобой будет? Сейчас придёт виконт Гвискар и вывернет тебя наизнанку, потому что нельзя отравить Викторьенн и остаться безнаказанной!

Эмиль удивился — надо же, понимает, не совсем глупая.

— Баронесса, замолчите немедленно, — сказал он негромко, и добавил совсем чуточку силы.

Баронесса уже успела раскрыть рот, чтобы начать заново для нового слушателя, но замолчала на вздохе. Так и осталась с разинутым ртом.

— Госпожа де Тье, помолчите тоже, — дальше Эмиль оглядел остальных и обратился к графу Ренару. — Не подскажете, где Саваж, господин граф?

— Собирает жителей этого дома вниз, в одно помещение.

— Замечательно, самое то, что надо, — обрадовался Эмиль. — Тогда я предлагаю всем, кто сейчас находится здесь, спуститься с нами туда же.

Снаружи за дверью обнаружился Шарло.

— Господин виконт, это правда? Что случилось с госпожой Викторьенн?

И вид у него — бледный-бледный и очень несчастный.

— Она уже вне опасности, за ней смотрит Луиз.

— Слава господу, — выдохнул мальчишка. — Я позвал господина графа, господина де Пьерси и господина де Ренеля. Господина герцога Саважа не осмелился, его позвал господин граф.