— Я рада видеть вас обоих, прошу, — и показала нам на кресла вокруг небольшого столика, на крышке которого был набран геометрический орнамент.

Мы располагаемся, а принцесса, как мне кажется, не вполне понимает, о чём говорить и как вообще вести себя с нами. Впрочем, минутные колебания проходят.

— Госпожа де ла Шуэтт, вы прибыли из Массилии, так ведь? — начинает она светскую беседу. — Я слышала, вы поразили кузена Луи своим смелым нарядом и смелыми высказываниями.

Поразила кузена Луи, да? То есть его богоданное величество? И об этом уже говорят, хоть встреча наша состоялась за закрытыми дверями и магическими запорами?

— Ваше высочество… если вы слышали о вчерашнем разговоре, то вам должно быть известно, что герцог Фрейсине утратил свой ментальный блок, — начала я. — Точнее, его величество тот блок снял. Господин герцог пережил этот момент тяжело, но граф де ла Мотт сказал, что сегодня он непременно очнётся, — это уже мои домыслы, но в целом же как-то так? — И вам, наверное, известно, о чём его вчера спрашивал король. Теперь же у него нет возможности не ответить королю, он расскажет всё. И о том, чем он шантажировал моего отца, и возможно, о чём-то ещё. И раз во дворце все новости расходятся быстро, то все его слова перескажут и может даже переврут ещё до заката.

Принцесса взглянула на меня… в глазах мелькнуло что-то нечитаемое.

— Господин виконт, можете вы оставить нас с госпожой де Сен-Мишель наедине? — спросила она.

— Безусловно, — тот поднялся и поклонился. — Виктория, вам нужно будет позвать меня, когда вы завершите вашу беседу.

— Конечно, — улыбнулась я ему.

Он провалился на ровном месте, а мы с принцессой остались вдвоём.

Если я что-то понимаю, мы будем говорить о таких вещах, о которых лучше никому не рассказывать. Поэтому… Я смотрю на неё в упор.

— Дозволит ли ваше высочество укрепить здешнюю защиту от подслушивания?

— А вы можете? — изумляется она. — Делайте.

Я делаю, и она понимает, что в плетение добавилась смертная сила.

— Некромантия? Но как? Ведь вы видитесь универсалом?

— Сложная история, ваше высочество.

— Я готова выслушать. Я… готова выслушать любую вашу историю, госпожа де Сен-Мишель.

— Сейчас — де ла Шуэтт.

— Как так вышло? Откуда в вашей жизни взялся де ла Шуэтт? — она хмурится и искренне недоумевает.

— Цепь случайностей, ваше высочество. Вся моя жизнь, очевидно — цепь случайностей.

— Да, это так. Ваш отец умер без вас?

— Да, верно. Я была в монастырском пансионе.

— Он говорил, что вынужден отослать вас туда.

— Видимо, да, был вынужден, — позволяю себе усмешку, очень лёгкую. — Его преследовал Фрейсине, требовал моей руки, как только я достигну подходящего возраста, и угрожал раскрытием тайны.

— Он бы не раскрыл тайну никогда, не смог, — покачала головой Агнесс. — И Антуан знал это.

— Но мог пакостить, — пожала я плечами. — И отец был вынужден не просто отослать меня, но ещё и с помощью маркиза де Риньи скрыть от поиска.

— И хорошо. Не только от Фрейсине, на самом деле. Были и другие… враги.

— Были или есть до нынешнего дня?

— О нет, я думаю, что уже нет. На самом деле хорошо, что Викторьенн де Сен-Мишель рано сменила имя, и что никогда не была в девичестве при дворе, тоже хорошо. Сейчас вы вдова, а скоро выйдете замуж снова, а супруга Гвискара мало кого заинтересует — она ведь некромант. А среди Роганов некромантов не водилось никогда, хоть мы и отличаемся разнообразным магическим наследием, — вздохнула она. — Что вы знаете, Викторьенн? Если бы я знала, что кузен Луи снимет с Фрейсине мой запрет, я бы сама ему что-нибудь сказала, только чтобы удовлетворить его любопытство.

— Фрейсине оказался замешан в заговоре простецов против магов. Его допрашивали по этому поводу, и в процессе его величество вспомнил, что герцог извещал о намерении взять меня в жёны, но ему сообщили, что я отказалась. И он взялся выяснять — отчего так.

— И отчего так? Он просто вам не понравился, или… вы подозревали более серьёзную причину? — смотрит внимательно.

— Он просто мне не понравился. Понимаете, я уже один раз побывала замужем, и это не то замужество, какого я бы пожелала своей дочери, будь она у меня. А Фрейсине показал себя с такой стороны, что за него вовсе не следует отдавать никого. Тем более, у него есть сын.

— Жермон не желает признавать Арно наследником. Он долго надеялся, что родится другой сын, но другого сына не случилось. А потом его жена отдала богу душу, и он долго вдовел, и не стремился жениться. Что случилось потом?

— Он увидел меня нынешней зимой в Массилии, и ему сказали, что я вдова де ла Шуэтта. Он прямо вздрогнул, переспросил — неужели вдова? И получив подтверждение, пошёл напролом. На следующий день явился ко мне с поддельной бумагой, которую якобы написал мой отец и тем самым обещал выдать меня за него.

— А вы?

— А я прямо спросила — почему? И он не ответил. И его величеству не ответил.

— Он сказал, что если я бросила его, то он добьётся моей дочери — потом, когда она вырастет. И дочь не сможет отвергнуть его, — она смотрела прямо на меня.

— А дочь, как я понимаю, именно что отвергла, — улыбаюсь легко.

— Я понимаю вас, Викторьенн, он очень изменился, и вовсе не в лучшую сторону. Двадцать четыре года назад он был молод, горяч и красив, и я потеряла голову. Да, я не была образцом добродетели, но честно сказать — и не собиралась. Мой супруг тоже не хранил мне верность, вся разница между нами только в том, что он держал свои увлечения под боком и о них говорили все в Дармштейне, а я свои — здесь, и их пересказывали друг другу здешние сплетники. Но в Паризии к супружеской неверности относятся легко, тогда как в добродетельном Дармштейне — с осуждением, вот и вся разница. И когда мой супруг узнал, что не только у него есть бастарды, но и я в тягости совершенно точно не от него — он едва меня не убил. Я сбежала из его дома, мне помогли порталом мои здешние родственники. И моя бабушка, мать отца. Ей не понравилось, что я жду ребёнка не от мужа, потому что, говорила она, магу на то и даны силы, чтоб ими пользоваться и не попадать в подобные ситуации, но раз уж случилось — нужно справляться. Без неё я бы точно не сохранила ни ребёнка, ни жизнь, ни остатки доброго имени. Она тайно прибыла на ваши крестины, вам говорили? И если бы она сейчас видела вас, то была бы рада. Вы прекрасны, и я слышала, что отлично справляетесь с доставшимся вам богатством.

— Доставшимся, как же, — фыркаю я. — Отбитым у конкурентов!

— Что? У конкурентов? — сверкает глазами она. — Расскажите же, пожалуйста, я должна это знать! Я не могла помочь вам тогда, но возможно, смогу теперь?

Я не знаю, отчего вдруг, но я рассказываю. Вообще она мне нравится, эта Агнесс, и ощущаю некое родство… не как с матерью, конечно же, но — с сестрой. С ней легко, будто мы сто лет друг друга знаем, я рассказываю об Эдмонде и её сыне, о Терезе, о том, как Эдмонда плевалась жабами, а принц на корню пресёк её претензии. Мы смеёмся истории о моём первом званом обеде — когда молодёжь потушила магический свет. Она с восхищением слушает об интервью с Саважем, говорит — и впрямь, никто так не делает, должно иметь успех.

О двух вещах я молчу — о жизни Викторьенн между свадьбой с Гаспаром и смертью, и об Эмиле.

О Викторьенн спросит — расскажу, она пока не спрашивает. А об Эмиле…

Что-то мне подсказывает, что не будь они знакомы близко, он бы в жизни не договорился об этой встрече. А я уверена, что поступаю сейчас правильно. Принцессу Агнесс лучше иметь в союзниках, чем во врагах. Лично я, конечно, только умозрительно могу предъявлять ей за то, что она не интересовалась жизнью дочери, нет у меня личной заинтересованности, и это, наверное, хорошо. Потому что… вмешайся она, не было бы у Викторьенн никакого брака с де ла Шуэттом. Правда, тогда не было бы и моего второго шанса, ну да и что теперь?

— А что де ла Шуэтт? — всё же спрашивает она. — Вы говорите, не пожелали бы своей дочери такого брака. Это потому, что у вас не было детей? Или потому, что он был не лучшим человеком?