Я замер на пороге. Мой и без того перегруженный мозг отчаянно пытался составить из этих деталей хоть какую‑то логическую цепочку, но постоянно выдавал ошибку. Вовчик, наконец заметив меня, побледнел под слоем томатной маски и, кажется, вообще перестал дышать. Он ждал кары. Грома, молний, анафемы и увольнения с позорной записью в трудовой книжке.

Я молча перевёл взгляд с его несчастной физиономии на красный потолок, где особенно живописно повисла крупная капля соуса, готовая вот‑вот шлёпнуться ему на макушку. Потом снова на него. И в этот момент плотина моего чудовищного напряжения и усталости не выдержала. Я не закричал. Не начал топать ногами. Я просто не смог. Громкий, искренний, почти истерический хохот вырвался из моей груди.

Я хохотал так, как не смеялся, наверное, ни разу в жизни. До слёз, до колик в боку, до хрипоты. Настя, увидев мою реакцию, тоже перестала сдерживаться и залилась звонким, как колокольчик, смехом.

Вовчик сначала смотрел на нас, как на пару сбежавших из дурдома пациентов, но потом, медленно осознавая, что показательной казни сегодня не будет, тоже неуверенно заулыбался, и его плечи наконец‑то опустились.

– Я… я это… шеф… – пролепетал он, виновато шмыгая носом и размазывая соус по щеке. – Хотел соус сделать… по вашему рецепту. Для пасты. А крышку, видать, не до конца закрутил… Оно как бабахнет!

– Вижу, что бабахнуло, – выговорил я, утирая выступившие слёзы. – Ладно, стажёр, не переживай. Считай, что это было боевое крещение. Теперь ты на собственном опыте знаешь, что блендер – оружие коварное и требует к себе уважительного отношения. Настя, дай этому вояке тряпку. И себе возьми. Будем отмывать наш командный пункт.

Этот дурацкий случай оказался лучшей психологической разгрузкой, которую только можно было вообразить. Мы втроём, хохоча и подкалывая друг друга, драили кухню. И уже через час от последствий «томатного апокалипсиса» не осталось и следа, если не считать стойкого запаха и одного сгоревшего блендера.

Хорошо, что Управа выделила достаточно средств, чтобы я мог не озаботиться покупкой нового инвентаря. Заказанный новенький блендер был уже в пути.

Днём, уже в чистой рубашке и с ясной головой, я поплёлся на городскую площадь. Там меня уже ждала вся верхушка нашего импровизированного «штаба по организации праздника». Барон Земитский со скучающим видом листал что‑то в смартфоне. Рядом с ним стояла Вера Андреевна в строгом, но безумно дорогом костюме, и Наталья Ташенко, воплощение практичности и здравого смысла.

А вокруг них, переминаясь с ноги на ногу и сгорая от любопытства, толпилась молодёжь. Человек двадцать, если не больше. Парни и девушки, студенты местного колледжа, с интересом разглядывали меня.

– Игорь, знакомься, – Вера Андреевна сделала царственный жест рукой. – Это наши волонтёры. Золотой фонд города, можно сказать. Мы уже разделили их на группы, у каждой есть свой старший. Они в твоём полном распоряжении. Готовы помогать, носить, подавать, убирать. Ждут указаний.

Волонтёры ждали приказов, чётких инструкций, боевого клича. А я… я просто хотел прилечь. Прямо здесь, на брусчатке. Практически бессонные ночи, походы в Совет, работа в кузнице, а потом ещё и генеральная уборка на кухне – всё это высосало из меня последние капли энергии. Я чувствовал себя полководцем, который привёл армию к полю боя, но забыл, с кем и зачем воевать.

Я устало провёл рукой по лицу, взъерошив волосы.

– Спасибо всем огромное, что пришли, – сказал я, стараясь, чтобы голос не звучал слишком похоронно. – Если честно… я пока и сам не до конца понимаю, что и как мы будем делать. Слишком многое зависит от того, как завтра пойдёт сборка мангала уже на месте. Давайте так: встречаемся все здесь завтра утром, часов в десять. Там по ходу дела и решим, кто за что отвечает.

На юных лицах промелькнуло явное разочарование. Они‑то ждали пламенной речи и чёткого плана действий, а получили вот это невнятное бормотание.

И тут, видя моё жалкое состояние, вперёд шагнула Наталья. Она мягко, но властно взяла инициативу в свои руки.

– Не волнуйся, Игорь, – сказала она своим спокойным, уверенным голосом, который действовал лучше любого успокоительного. – Мы с Верой Андреевной прекрасно понимаем, что ты не можешь разорваться. Мы возьмём всю организационную часть на себя. Расстановка столов, распределение ребят, подвоз скамеек, вывоз мусора – это всё наши заботы.

Она посмотрела на меня так, как смотрит хороший врач на безнадёжного, но очень симпатичного ему пациента.

– От тебя требуется только одно. Покажите нам на плане, где будет стоять твоё… творение. И где удобнее всего разместить рабочую зону: подвоз продуктов, воды и всего остального. А мы обеспечим идеальные условия. Твоя задача – только готовить.

Я посмотрел на неё, потом на Веру Земитскую, которая ободряюще мне кивнула, и почувствовал, как с моих плеч рухнула огромная, невидимая гора. Бремя организации, которое давило на меня последние дни, вдруг исчезло. Они забирали его себе. Они давали мне возможность заниматься тем, что я умею лучше всего. Главным. Едой.

Я с таким облегчением кивнул, что в шее что‑то хрустнуло.

– Спасибо, – просто сказал я. И в это простое слово я вложил всю свою накопившуюся благодарность.

Я развернул на капоте ближайшей машины план расстановки. Женщины тут же, с деловым видом, начали раздавать указания волонтёрам, и площадь мгновенно превратилась в гудящий муравейник.

Я плёлся в «Очаг» по тёмным улицам, когда на небе уже вовсю перемигивались звёзды. Усталость была уже не просто в ногах, которые гудели, как телеграфные провода. Она пропитала меня насквозь, от макушки до пяток. Чувствовал я себя не боевым генералом, а скорее старой, стоптанной калошей, которую забыли на пороге. Впереди маячило решающее сражение, а у меня, казалось, не было сил даже на то, чтобы просто дойти до кровати, не то что отдавать приказы.

Я максимально тихо провернул ключ в замке, надеясь прошмыгнуть к себе и рухнуть. Но нет. На кухне горел свет, и оттуда доносились какие‑то приглушённые голоса. Я недовольно нахмурился и, собрав остатки воли в кулак, шагнул внутрь.

А там… За большим столом, который мы обычно использовали для подготовки овощей, сидела вся моя команда. Настя, Даша и даже рыжий Вовчик. Перед ними стояли тарелки с простой до безобразия едой – жареная картошка с луком и остатки сегодняшнего рагу. Но никто не ел. Они сидели и смотрели на дверь. Ждали. Меня.

– Мы тут подумали… – тихо начала Настя, поднимая на меня свои огромные, серьёзные глаза. – Неправильно это, когда командир один ужинает перед… ну… всем этим.

Даша энергично закивала, смущённо улыбаясь, а Вовчик подскочил с таким энтузиазмом, будто ему под стул подложили ежа. Через секунду передо мной уже стояла чистая тарелка и вилка.

Я обвёл их взглядом. Уставшие, взволнованные, но решительные. В прошлой жизни у меня были подчинённые, был персонал, были коллеги. Но вот такой команды, почти семьи, – не было. Никогда.

Мы ели почти молча. Но это была не та тишина, от которой хочется лезть на стену. Это была уютная, своя тишина людей, которые понимают друг друга без слов. Когда с ужином было покончено, я отодвинул тарелку.

– Завтра «Очаг» для посетителей закрыт, – объявил я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. – Весь день. У нас дел по горло.

Я наклонился и вытащил из своей сумки толстенную, распухшую от бумаг папку. Плод моих бессонных ночей. Она с глухим стуком легла на стол.

– Это – наш план. Детальный. Поминутный. Здесь технологические карты на всё, что мы будем готовить. Рёбрышки, крылья, пять видов соусов, гарниры. Всё расписано до последнего грамма. Ваша задача – заготовки. С самого утра и до ночи. Настя, ты за старшую. Даша, Вовчик – вы её руки, ноги и глаза. К утру воскресенья всё должно быть нарезано, замариновано и разложено по контейнерам. Ошибки исключены.