Участок встретил меня как всегда — казённой атмосферой и букетом ароматов: старые бумаги, дешёвый табак (забавно, одна из немногих трав, которая используется в этом мире и то во вред) и лёгкое уныние с нотками безысходности. Сержант Петров сидел за столом и хмуро изучал какую-то папку, словно она была написана на древнеегипетском. Увидев меня с коробкой, он поднял глаза и нахмурился так, что его брови чуть не слились в одну линию.

— Это что ещё такое, Белославов? — его голос скрипнул, как ржавая калитка. — Решил по стопам американских фильмов пойти? Пончики в участок? Намёк на подкуп должностного лица при исполнении?

Я изобразил на лице такую оскорблённую невинность, что хоть святых выноси.

— Что вы, господин сержант! — я сделал вид, что собираюсь развернуться. — Никакого подкупа. Чисто дружеский жест от благодарного гражданина. Не хотите — не надо. Отнесу ребятам в камеру, у них, поди, обед сегодня из серии «угадай, что это было при жизни».

— Стой! — буркнул Петров, и я заметил, как дёрнулись уголки его рта, словно они боролись с желанием улыбнуться. — Куда пошёл? Кто тебя туда пустит то? Ладно, ставь сюда. У меня как раз перерыв на чай. Полчаса у тебя есть, не больше.

Он с грохотом отодвинул папку, словно сметал с доски шахматные фигуры. Коробка заняла почётное место на столе. Аромат ванили и жареного теста мгновенно захватил суровый кабинет, превращая его из казённого логова в уютную кухню.

Петров открыл коробку, и его глаза округлились.

— Мать честная… — пробормотал он, доставая первый пончик. — А глазурь-то настоящая?

— Сахарная пудра с лимонным соком, — гордо сообщил я. — Вы же знаете на какие чудеса я готов пойти ради правосудия.

Сержант надкусил пончик, и я увидел, как его лицо медленно расплывается в блаженной улыбке. Он запил первый кусок горячим чаем из граненого стакана и заметно подобрел.

— А ты, я смотрю, не только кашей силён, — проговорил он с набитым ртом, крошки сыпались на форму. — Вкусно, чёрт побери. Прям как в детстве у бабки. Только без всяких этих изысков. Но так же с душой, — в его глазах на мгновение появились добрые искорки. А потом он снова обратился ко мне: — Ты тоже готовишь нечто подобное, Белославов. Это многого стоит, поверить мне на слово.

— Стараюсь, — скромно ответил я, но внутри торжествовал. Крепость взята. — А новости есть какие по нашему общему знакомому?

Петров дожевал, отхлебнул чаю и вдруг посерьёзнел, словно вспомнил, что он всё-таки полицейский, а не дегустатор выпечки.

— По Мышкину, что ли? — он понизил голос. — Есть новость, только не очень хорошая. Исчез он. Сбежал, паршивец. След простыл.

— Как исчез? — я старательно изображал удивление.

— А вот так. Дело-то по сути мелкое, должностное, так что в федеральный розыск объявлять не стали. Но ни в городе, ни у родственников в соседней губернии его нет. Как в воду канул. Хотя… — он многозначительно посмотрел на меня, — между нами говоря, подозреваю, что не сам он сбежал. Слишком много у него врагов нарисовалось за всю его продажную жизнь.

Эти слова прошлись по мне холодом. Слишком похоже на почерк Алиева. Зачем держать в живых свидетеля провала, который может сболтнуть лишнего? Проще «помочь» исчезнуть. Навсегда.

— Понятно, — я постарался, чтобы голос звучал ровно. — Жаль, конечно. Хотелось бы посмотреть ему в глаза. Но я к вам вообще-то с другим делом пришёл.

Я перешёл к главному, наклонившись к столу.

— Мы тут с Попечительским Советом планируем большой праздник. Народное гулянье на центральной площади. Я буду одним из главных действующих лиц — отвечаю за кормёжку честного народа. И я хотел бы попросить вас лично проследить за порядком.

Петров снова нахмурился, отставляя стакан.

— Белославов, мы и так всегда следим за порядком, — он говорил официальным тоном. — Это наша прямая обязанность. На любом массовом мероприятии будет дежурить наши ребята.

— Я знаю, товарищ сержант, — я подался вперёд, понижая голос до конспиративного шёпота. — И я очень уважаю вашу работу. Но вы же сами всё понимаете. Против меня могут быть провокации. Не просто пьяная драка, а что-то посерьёзнее. После истории с Мышкиным у меня появились враги. К тому же… я опасаюсь, что Алиев или его люди могут как-то повлиять на ваших людей. Но я же человек простой и хочу порадовать народ, угостив вкусным обедом. Поэтому я здесь.

Я сделал паузу, давая словам дойти. Хотя я видел, как хмурится сержант. Всё же намёк на то, что его люди продажные, ему явно не понравился. Вот только проблема заключалась в том, что и я, и он, понимали, что это правда. Поэтому Петров промолчал и слушал меня дальше.

— И я, знаете ли, доверяю не форме, а конкретным людям. Таким, как вы. Я видел, как вы работаете. Профессионально, честно. И буду спокоен, только если буду знать, что именно вы держите всё под контролем.

Лесть была простой, как кувалда, но, как и кувалда, била точно в цель. Я видел, как расправились плечи сержанта, как разгладились морщины на лбу. Он довольно крякнул, погладил свои пышные усы и посмотрел на меня уже совсем другим взглядом — почти отеческим.

— Хитёр ты, повар, — он взял ещё один пончик и покачал головой с уважением. — Язык у тебя хорошо подвешен. Умеешь правильные слова находить к простому человеку.

Он задумался, покусывая пончик.

— А знаешь что, Белославов? Мне твоя честность нравится. И пончики, чёрт побери, тоже. Договорились. Я лично прослежу, чтобы на твоём празднике даже мышь не пискнула. И своим ребятам дам установку — смотреть в оба глаза. Можешь быть спокоен.

— Вот за это спасибо, товарищ сержант, — я искренне улыбнулся и протянул руку. — От души. Знаю теперь — надёжная защита будет.

Он пожал мою руку крепко, по-мужски.

— Только учти, — добавил он серьёзно, — если что-то почувствуешь неладное до праздника, сразу ко мне. Не геройствуй в одиночку.

Я поднялся, чтобы уйти, когда он окликнул меня:

— Эй, Белославов! Коробку-то свою забери.

— Это вам, — махнул я рукой. — Угостите коллег. За службу верную.

— Ну ты даёшь! — рассмеялся Петров. — Теперь мне придётся объяснять ребятам, откуда пончики. Скажу, что конфисковал у нарушителя.

Выходя из участка, я чувствовал себя генералом после удачной битвы. Ещё одна ключевая фигура встала на мою сторону шахматной доски. И теперь у моего праздника была самая надёжная «крыша» в городе. А в нашем мире это дорогого стоило.

В то самое время, когда Белославов очаровывал сержанта Петрова ванильным ароматом свежей выпечки, в городской ратуше шла своя игра. Вера Андреевна и Наталья вошли в кабинет к главе Попечительского Совета.

Барон Григорий Аркадьевич Земитский выглядел как человек, которого жизнь основательно потрепала. Когда-то мощные плечи теперь поникли под грузом забот. Дорогой костюм сидел идеально, но не мог скрыть серый оттенок лица и глубокие мешки под глазами. За огромным столом он разбирал бумаги с видом приговорённого к пожизненному заключению.

— Праздник? — переспросил он устало. — И зачем нам эта суета? У нас и так всё тихо. Зачем лишние траты? Опять в Управе согласовывать.

Наталья сделала решительный шаг вперёд.

— Григорий Аркадьевич, это не суета — это золотая жила! Этот Белославов творит настоящие чудеса на кухне. Люди к нему не просто есть ходят, они за надеждой идут! Если народ увидит, что Попечительский Совет его поддерживает, ваш рейтинг взлетит до небес!

Глава поморщился при упоминании рейтинга.

— И считайте это затратами на избирательную кампанию. Выборы ведь скоро, — добавила Наталья с многозначительной улыбкой. — а для нашего градоначальника барона Белостоцкого, если правильно подать это, тоже будет выгодно.

— Хорошо, подумаю, — вздохнул Земитский, массируя виски.

Наталья поняла — дальше не её территория. Время тяжёлой артиллерии.

— Спасибо за время, Григорий Аркадьевич. Пойду мужу добрые вести сообщу, — вежливо откланялась она и вышла.