Она хитро улыбнулась.

– Я ему ещё неделю назад отправляла наш пилотный выпуск. Тот, что с праздника. Просто так, на всякий случай. Попросила посмотреть, дать совет, так сказать.

– И что он? – спросил я, чувствуя, как внутри что‑то начинает гудеть в предвкушении.

– Он позвонил мне той же ночью, – коротко бросила она. – Орал в трубку, что это бомба. Что это именно то, что они ищут. Свежее, настоящее, без столичного снобизма, но с имперским размахом. Он сказал, что у них там всё забито либо пафосными передачами про жизнь аристократов, либо унылыми новостями. А тут – настоящая история. Они уже несколько недель ждут, когда я дам сигнал.

– Светлана, – спросил я так же тихо. – Какой сигнал они ждут?

Она вскинула на меня свои горящие глаза.

– Твоего согласия. Готов покорять губернию, маэстро?

Мои губы тронула уверенная улыбка. Я вспомнил, как Гороховец снисходительно называл меня «талантом». Что ж, этот талант собирался на гастроли.

– Звоните своему преподавателю, Светлана, – отчеканил я. – Скажите, что маэстро Белославов готов к выездному туру. Нам осталось только назначить день.

Обратно в «Очаг» я ехал, когда на Зареченск уже опускались сумерки. За окном старенького такси проносились редкие огни фонарей, выхватывая из темноты знакомые до боли улицы, кривые заборы, сонные дома с тёмными окнами. Я ощущал невероятный, пьянящий прилив сил. Адреналин бурлил в крови.

Впереди был Стрежнев. Губернская столица. Совсем другие деньги, другие правила, другие враги. Новый уровень сложности. Новые вызовы. И новые, головокружительные возможности.

Вечером «Очаг» был закрыт для посетителей. В центре зала, за длинным столом, составленным из трёх обычных, сидели фермеры. Атмосфера в зале была тяжёлой.

Дед Матвей сидел неестественно прямо. Свои растрескавшиеся от работы руки он положил на стол и уставился на них, будто видел впервые. Коля‑Гром сегодня превратился в грозовую тучу. Он не шутил, не смеялся, а просто хмуро пялился в окно, и его могучие плечи как‑то обмякли и поникли. Рядом с ним прижались друг к другу тихий Павел и его жена Анна.

– Начинаем, – тихо, почти шёпотом, скомандовал я своей команде, которая ждала сигнала на кухне.

Настя, Даша и Вовчик, все в чистых фартуках, принялись за работу. Чётко, слаженно, без единого лишнего движения. Они начали выносить из кухни блюда. Не маленькие ресторанные порции с тремя листиками салата. А нормальную, мужскую, понятную еду. Огромные миски с салатом из свежих овощей. Дымящиеся горшки с картофелем, запечённым с чесноком и травами. Гора свежего хлеба с такой хрустящей коркой, что от одного её вида хотелось жить.

Фермеры настороженно проводили их взглядом. Они ждали от меня разговора, каких‑то планов, обещаний. А я вместо этого решил их накормить. Старый поварской трюк: путь к сердцу любого мужика, особенно голодного и злого, лежит через его желудок.

Когда стол превратился в скатерть‑самобранку, я сам вышел из кухни. В руках я нёс огромное керамическое блюдо, от которого шёл такой густой пар и такой невероятный аромат, что даже дед Матвей оторвал свой тяжёлый взгляд от рук и посмотрел на меня. Я с нарочитым грохотом поставил блюдо в самый центр стола.

На нём, в окружении горы золотистых овощей, лежала запечённая свинина. Румяная, аппетитная, по её бокам медленно стекал прозрачный сок.

Я обвёл взглядом напряжённые лица.

– Это – ваша работа, – сказал я спокойно, и мой голос в наступившей тишине прозвучал на удивление твёрдо. – Каждый из вас вложился в это блюдо понемногу. Я не стал мудрить. Просто соль, перец и немного огня. Попробуйте. Попробуйте, каков на вкус ваш собственный труд.

Я отошёл в сторону и прислонился к стене, давая им время. Первым не выдержал Коля‑Гром. Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на мясо, потом снова на меня. Махнул рукой, мол, была не была. Взял с блюда, самый аппетитный кусок, отрезал ножом увесистый ломоть и отправил в рот. Он жевал медленно, вдумчиво, и его лицо постепенно начало разглаживаться. Брови удивлённо поползли вверх. Он проглотил кусок и уставился на меня так, будто я только что на его глазах превратил воду в вино.

– Ёлки‑палки… – выдохнул он. – Это что… это правда моя свинина? Я ж её сто раз ел. И жарил, и варил. Но чтоб она была такой…

Он не нашёл подходящего слова, только крякнул от удовольствия и отрезал ещё один кусок. Его примеру последовали и остальные. Дед Матвей ел молча, не торопясь, как и всё в своей жизни. Но я видел, как в его суровых глазах появилась гордость. Он отрезал кусочек картофеля, долго жевал, потом ещё один. И едва заметно кивнул сам себе. Мол, да, хорош, мой урожай.

Павел с Анной ели робко, почти виновато, будто украли эту еду. Но с каждым съеденным куском их плечи понемногу расправлялись, а на измученных лицах впервые за весь вечер появилось что‑то похожее на улыбку.

Они растили всё это, поливали своим потом, но никогда не знали, на что способны их продукты на самом деле. А сегодня я им это показал. Я просто взял их труд и показал им его настоящую цену.

Я дождался, пока первые тарелки опустеют. Дождался, пока напряжение за столом сменится сытым, довольным урчанием.

– Ну что, вкусно? – спросил я.

Мужики согласно закивали. Коля‑Гром громко рыгнул, ничуть не смутившись, и с удовольствием хлопнул себя по огромному животу.

– Вкусно – это не то слово, Игорь! Душевно! Как у бабушки в деревне!

– Вот это и есть наш ответ, – сказал я, и мой голос снова стал твёрдым. – Вот это наше главное оружие. Они пытаются нас перекупить. Запугать. Задавить деньгами. Они лезут к вам поодиночке, потому что знают: по одному нас легко сломать, как веник по прутику. Сегодня они предложили двойную цену Коле, завтра предложат тройную Павлу. И кто‑то рано или поздно не выдержит, сломается. И я его не буду осуждать. У всех свои проблемы.

Я сделал паузу, давая им обдумать мои слова.

– Так вот, предлагаю перестать быть отдельными прутиками. Я предлагаю стать тем самым веником, который не сломаешь. Создать настоящий союз. Кооператив честных фермеров. С общими правилами, общей кассой и общей целью.

Обвёл их взглядом. Они слушали, затаив дыхание.

– Я хочу, чтобы мы создали «Зелёную Гильдию», – я произнёс это название впервые, и оно мне самому понравилось. Звучало солидно и немного по‑старомодному, как раз в духе нашего города. – «Зелёную» – потому что наша еда живая. «Гильдию» – потому что мы мастера своего дела. И я буду не только вашим покупателем. Я стану вашим щитом.

Начал загибать пальцы.

– Первое. Я гарантирую вам сбыт. Весь ваш урожай, всё ваше мясо будет уходить ко мне. По честной, заранее оговорённой цене. Никаких перекупщиков, никаких подачек. Второе. Я обеспечу вам юридическую защиту. У меня есть связи в Городской Управе, – я многозначительно посмотрел на них, и они поняли, о ком я говорю. – Мы составим официальный договор. Любой, кто сунется к вам с угрозами или сомнительными предложениями, будет иметь дело не с вами, а с моими юристами. И третье. Я помогу вам с логистикой. Мы организуем общий транспорт, чтобы вам не приходилось таскать свой товар на горбу.

Я замолчал, давая им переварить услышанное. А потом ударил по самому главному.

– Мужики, это ведь не только про деньги. Это про гордость. Про уважение к себе и к своей земле. Они кормят людей химической дрянью, магическими порошками, от которых еда становится безвкусной и мёртвой. А мы будем кормить их настоящим. Живым. Мы покажем всему этому городу, а потом и всей губернии, что такое вкус настоящего мяса и настоящей картошки. Мы начнём свою войну. Тихую, без стрельбы. Войну за вкус.

Я закончил. В зале повисла тишина. Я сказал всё, что хотел. Теперь решение было за ними.

Первым поднялся Коля‑Гром. Он тяжело опёрся своими ручищами о стол и посмотрел на остальных.