– Вот, смотри. Это полынь. В народе ею от блох избавляются. Глупцы. Она выжигает любой ментальный мусор, любую чужую волю. А это – можжевельник. Он не выжигает, а создаёт барьер. Невидимую стену. А вот это… – она открыла один из горшочков, и по комнате поплыл густой, сладковатый аромат. – Это донник. Он успокаивает не только нервы, но и само пространство. Убирает «эхо» плохих событий.

Она говорила о травах так, как я привык говорить о специях. Не как о волшебных палочках, а как об инструментах с понятными свойствами. Я слушал, запоминая каждое слово. Это было именно то, что мне нужно.

Затем Вероника взяла несколько сухих веточек из разных горшков, связала их ниткой в небольшой пучок и подожгла от свечи. Травы задымились, наполняя комнату ароматным, серебристым дымом. Она медленно обвела этим дымящимся веничком вокруг меня.

– Дыши, – тихо сказала она.

Я сделал глубокий вдох. И почувствовал, как тугой узел напряжения в груди, который я даже не замечал, начал потихоньку развязываться. Словно кто‑то снял с моих плеч тяжёлый невидимый мешок. Мысли стали яснее, а в тело вернулась лёгкость.

– Что это? – выдохнул я, когда она закончила и затушила пучок в маленькой глиняной чаше.

Вероника вернулась на своё место и посмотрела на меня с лёгкой, чуть ленивой улыбкой.

– Эту смесь в древности использовали воины перед битвой. Она очищает разум и придаёт сил. А ещё… – она сделала паузу, и её глаза хитро блеснули в свете свечей, – … ею пользовались любовники перед долгой ночью.

Намёк был до смешного прозрачным. Двадцатидвухлетнее тело отреагировало – по венам будто пробежал тёплый поток.

– Травы не любят лжи, Игорь, – продолжила она своим бархатным голосом. – Они чувствуют всё настоящее.

Я посмотрел в её глаза, на её чуть приоткрытые губы, на которых играла улыбка.

– И что же они чувствуют сейчас? – спросил я, подаваясь вперёд.

Я не стал ждать ответа. Просто перегнулся через стол, заставленный древними травами, взял её лицо в ладони и поцеловал.

Я вернулся в «Очаг» лишь под утро и совершенно другим человеком. Ночь с Вероникой оказалась… познавательной. Очень. Я ушёл от неё не только с полными карманами мешочков с травами, но и с ясной головой. Снова был собой – не потерянным парнем в чужом теле, а сорокалетним шефом, который знает, что делать.

А потом начался новый рабочий день…

Моя команда уже ждала меня у входа. Вид у них был, как у побитых щенков. Настя – с красными от слёз или бессонницы глазами, Даша – мрачнее грозовой тучи, а Вовчик просто сидел на ступеньках, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону.

– Игорь, мы… мы не знаем, что делать, – начала Настя дрожащим голосом, едва я подошёл. – Утром стало ещё хуже. Молоко скисло, как только я его из холодильника достала. В муке завелись жучки, которых час назад не было.

– Это бесполезно, – глухо добавила Даша, даже не поднимая головы. – Нас кто‑то проклял. По‑настоящему.

Я остановил их панику, подняв руку.

– Я знаю, – спокойно сказал я. – И я знаю, что делать. Открывайте кухню.

Они переглянулись. В их взглядах читалось отчаяние и недоверие, но в моём голосе, видимо, прозвучала твёрдая уверенность, которая заставила их молча достать ключи и подчиниться.

Первым делом я высыпал на огромную сковороду почти килограмм крупной морской соли, которую принёс от Вероники. Она была сероватой и пахла морем.

– Вовчик, ставь на самый сильный огонь. И мешай деревянной лопаткой, не останавливаясь. Нам нужна сухая, горячая, прокалённая соль.

– Зачем? – пискнул он, глядя на меня как на сумасшедшего.

– Влажность убирать будем, – коротко бросил я, не вдаваясь в подробности. – Лишнюю сырость из воздуха.

Пока Вовчик, вооружившись лопаткой, усердно гонял по сковороде соль, которая начала шипеть и потрескивать, я занялся остальным. Я достал из своих мешочков пучки розмарина и тимьяна и бросил их в два больших котла с чистой водой, поставив на самый медленный огонь.

– А это для чего? – с откровенным недоверием спросила Даша. Она стояла, скрестив руки на груди, и наблюдала за моими действиями, как за представлением фокусника‑шарлатана. – Мы тут закусочную открываем или знахарскую лавку?

– Дезинфекция, – просто ответил я. – Запах сырости и плесени нужно убрать. Пусть потихоньку кипит. Горячий пар сделает своё дело лучше любой химии.

Она скептически хмыкнула, но спорить не стала. Моя железобетонная уверенность, похоже, действовала на них лучше любых успокоительных.

Когда соль на сковороде стала совсем сухой и белой, я снял её с огня. Взял горсть ещё горячих кристаллов и подошёл к главному входу на кухню. Присев на корточки, я сделал вид, что просто смахиваю какой‑то мусор, а сам незаметно прочертил большим пальцем тонкую, едва видимую линию вдоль всего порога. Потом встал, отряхнул руки и повторил то же самое у задней двери и под каждым окном.

– Чтобы тараканы и прочая нечисть не лезли, – подмигнул я Насте, которая смотрела на меня во все глаза. Она неуверенно улыбнулась в ответ, кажется, начиная мне верить.

Затем настал черёд можжевельника. Я достал колючие, пахучие веточки и протянул их Даше.

– Вот, возьми. И вшей по одной маленькой веточке в уголки всех наших кухонных полотенец.

– Зачем ещё и это? – её терпение, кажется, было на исходе. – Игорь, это уже не смешно!

– Это старый поварской секрет, – не моргнув глазом, соврал я. – Можжевельник отлично впитывает запахи. Полотенца всегда будут пахнуть свежестью, а не вчерашним супом или жиром. Это профессионально.

Это был аргумент, который она, как повар, не могла проигнорировать. Она недовольно фыркнула, но взяла иголку с ниткой и молча принялась за работу.

И постепенно, очень медленно, атмосфера на кухне начала меняться. Буквально. Тяжёлый, давящий запах гнили и тлена, который, казалось, въелся в самые стены, начал отступать. Его вытесняли другие ароматы: чистый, смолистый дух розмарина, пряная свежесть тимьяна и едва уловимый, хвойный оттенок можжевельника от полотенец в руках Даши. Воздух словно становился легче, прозрачнее. Дышать стало проще. Ушла та липкая, неприятная тяжесть.

Первой это заметила Даша. Она закончила с полотенцами и машинально взяла в руки свой несчастный нож, который вчера затупился о помидор. Посмотрела на него, потом на меня.

– Попробуй, – кивнул я.

Она взяла со стола новый помидор, такой же упругий и блестящий. Помедлила секунду, явно ожидая, что лезвие снова беспомощно соскользнёт. Потом решилась. Нож с коротким, сочным звуком «швик!» вошёл в мякоть, разрезав плод на две ровные половинки.

Даша замерла, глядя то на нож, то на помидор. Потом медленно подняла на меня глаза. В них больше не было страха. Только чистое, незамутнённое изумление.

– Как? – прошептала она.

– Химия и немного здравого смысла, – усмехнулся я. – Наша кухня теперь – крепость. Мы просто выгнали всю грязь. Ни одна зараза больше не пройдёт. А теперь – за работу. Клиенты ждать не будут.

Это был переломный момент. Паника исчезла, сменившись сначала удивлением, а потом – тихой, сосредоточенной яростью. Моя команда поняла: им больше нечего бояться. У них есть защита. И эта защита – я. Они заработали с удвоенной энергией, и кухня загудела. Вовчик с энтузиазмом натирал столы, Даша рубила овощи с такой скоростью, что её нож превратился в серебристое пятно, а Настя уже принимала по телефону первые заказы на вечер.

Я наблюдал за ними с чувством глубокого удовлетворения. Мой план сработал. Я встроил систему защиты прямо в наши ежедневные процессы. Просто, эффективно и, что самое главное, совершенно незаметно для посторонних.

В разгар этой рабочей идиллии из‑под холодильника высунулась знакомая серая морда с длинными усами. Рат. Он выглядел потрёпанным, шерсть всклокочена, но глаза горели азартом. Он быстро огляделся, принюхался к новым запахам и, убедившись, что всё спокойно, стрелой метнулся ко мне под ноги.