Едва переступив порог, я собрал всех на кухне. Осторожно опустился на табуретку, стараясь не морщиться, и обвёл их взглядом. Моя маленькая, но преданная команда.

– Итак, слушайте сюда, – начал я без долгих вступлений. Голос был хриплым и слабым, но они ловили каждое слово. – Ситуация такая. Фатима Алиева хотела нас прогнуть. Чтобы мы забились в угол и дрожали. А получилось наоборот. «Спасибо» её сыночку. Теперь весь город говорит о нас. Люди объявили бойкот её забегаловке и ждут, когда мы вернёмся к полноценной работе. Они видят в нас надежду.

Я сделал паузу, давая им переварить сказанное.

– И мы должны этим воспользоваться, – твёрдо продолжил я. – Завтра у нас съёмки. На студии. Я поеду туда сам, говорят, уже всё подготовили.

Настя тихо ахнула. Даша нахмурилась, её зелёные глаза обеспокоенно сверкнули.

– Но, Игорь, ты же еле на ногах стоишь! Тебе нужен покой!

– Отдыхать будем на пенсии, – отрезал я. – Сейчас нельзя терять ни дня. Люди должны видеть, что нас не сломили. Что я в строю. Это будет наш ответ. Никакой паники. Только холодный расчёт и работа. Вопросы?

Вопросов не было. Они смотрели на меня со странной смесью восхищения и лёгкого испуга.

– Вот и отлично. Тогда за дело.

Я медленно, опираясь на стол, поднялся. На кухне всё было вычищено до зеркального блеска. Ножи наточены, доски вымыты, поверхности сияют. Я глубоко вдохнул знакомый запах чистоты, металла и дерева. Боль никуда не делась, но здесь, на своей территории, она стала просто фоном.

– Что будем делать, шеф? – спросил Вовчик.

– Чизкейк, – коротко бросил я.

Настя удивлённо вскинула брови.

– Чизкейк? Но мы же ещё не открылись…

– Готовь сани летом, Настюш, – я криво усмехнулся. – Есть у меня чувство, что сегодня вечером он нам очень пригодится.

И я начал работать. Двигался медленно, плавно, помня совет доктора. Каждый наклон, каждый поворот отдавался противной, тянущей болью. Но я стиснул зубы. Руки сами вспомнили привычные движения. Смешать творожный сыр, сливки, яйца. Взбить до идеальной, гладкой, шёлковой консистенции. Вылить на основу из песочного печенья. Это была своего рода медитация. Работа, которая лечила лучше любых таблеток. Я доказывал не им, я доказывал себе, что я всё ещё в игре.

Вечером, когда солнце уже окрасило крыши в оранжевый, а город зажёг первые фонари, я вышел в зал. Мы не открывались, но дверь решили не запирать. И люди пришли. Просто посидеть, выпить чаю, поговорить. Зал был полон.

Когда я появился в дверях кухни, в своей чистой поварской куртке, бледный, но прямой, разговоры смолкли. Наступила звенящая тишина. Десятки глаз уставились на меня. А потом… потом кто‑то один робко захлопал. К нему присоединился второй, третий. И через пару секунд весь зал взорвался аплодисментами.

Они встали. Все до единого. И хлопали. Хлопали не мне, а своей надежде. Своему маленькому бунту против тех, кто привык всё решать силой и деньгами.

Я стоял, ошарашенный этой тёплой волной поддержки. В моей прошлой жизни мне аплодировали ресторанные критики и богатые снобы, но это было совсем другое. Это было по‑настоящему. Я неловко поднял руку, призывая их успокоиться.

– Спасибо, – сказал я, когда овация стихла. Голос прозвучал на удивление громко. – Спасибо вам всем. За то, что вы с нами.

Я обвёл зал взглядом. Простые, уставшие лица. Ремесленники, торговцы, служащие. Мои люди.

– Мы ещё не открылись, уж простите, – продолжил я. – Но сегодня, в честь нашего общего дела… и моего возвращения… – я позволил себе слабую улыбку, – чизкейк за счёт заведения. Для всех.

По залу пронёсся восторженный гул.

Даша и Настя тут же метнулись на кухню, чтобы нарезать и разносить угощение. А я остался стоять посреди зала, чувствуя, как десятки тёплых, благодарных взглядов окутывают меня, словно одеяло. Боль никуда не делась. Но в этот момент я её почти не чувствовал. Я был дома.

Ночь опустилась на Зареченск, укутав его в тишину и прохладу. В «Очаге» давно погас свет, последние восторженные посетители разошлись по домам, унося с собой вкус бесплатного чизкейка и историю о несгибаемом поваре. Настя, Даша и Вовчик, вымотанные до предела, но счастливые, тоже отправились спать. Я остался один.

Уснуть я не мог. Адреналин, который держал меня на ногах весь день, потихоньку отступал, и на его место приходила гулкая, тяжёлая усталость. Боль в животе снова стала назойливой, как жужжащая муха. Она напоминала, что моё «возвращение короля» было чистой воды блефом, который держался на одной только силе воли и упрямстве.

В углу, под столом, что‑то тихо зашуршало.

Я даже не повернул головы. Знал, кто это.

– Выходи, гурман. Знаю, что ты там.

Из тени показалась знакомая серая фигурка. Рат вылез на середину кухни и сел, подёргивая длинными усами. Но сегодня в нём не было его обычной наглости. Он выглядел… взволнованно. Его чёрные глазки смотрели на меня без привычной иронии, в них плескалась какая‑то непонятная тревога.

– Неплохое шоу ты сегодня устроил, шеф, – голос крыса был тихим, без ехидства. – Аплодисменты, бесплатная еда… Публика тебя любит.

– Публика любит истории с хорошим концом, – пожал я плечами, не отрывая взгляда от своих рук, лежавших на столе. Руки слегка подрагивали.

Рат помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Я… я боялся за тебя, – наконец выдавил он. – Когда тот ублюдок… я видел. Я был там, то есть, здесь. Я видел, как он тебя… – голос Рата сорвался, он заскрежетал зубами. – После такого не выживают, человек. Никто.

Я медленно поднял на него глаза. Он боялся потерять… что? Источник вкусной еды? Или что‑то большее? Что ж, он заслуживает знать правду. В этой войне мне нужен был союзник, который понимает не только в еде, но и в том, что творится за гранью обычного мира.

– Ты прав, Рат. Не выживают, – тихо сказал я. – Если бы не одно «но».

Я сделал паузу, решая, как лучше объяснить.

– Помнишь наш поход в лес, когда на меня напал злыдень?

Рат вздрогнул и кивнул.

– Тогда я кое‑кого повстречал. Зеленокожая женщина или лесной дух, даже не знаю, как правильно сказать.

– Дух… – прошептал он.

– Она дала мне листик. Маленький, невзрачный. И когда меня… пырнули, ты сунул его мне в рот, даже не думая. Это вы меня вытащили. Настоящая магия и дружеская поддержка.

Рат слушал, затаив дыхание. Его удивление было почти осязаемым.

– Ты не помнишь, но иногда ты замирал, – продолжил я, решив выложить всё. – Просто застывал на месте, как статуя, и не мог пошевелиться. Это тоже была она. Похоже, лесной дух может иногда… влиять на тех, у кого есть её дар. Или на животных, которые рядом. Она тебя несколько раз «замораживала», когда ты был рядом с ней или с её листиком.

Удивление на мордочке Рата сменилось чем‑то другим. Почтением. Почти благоговением. Он опустил взгляд, словно ему стало неловко.

– Лесные духи… – прошептал он так тихо, что я едва расслышал. – Среди зверей… связь с ними – это великая честь. Дар, который получают единицы.

Теперь пришла моя очередь удивляться. Всё‑таки не зря я считал Рата непростым крысом даже для магического. Оказывается, что за этим стоит что‑то большее. Целая культура, мифология, о которой люди и не догадывались.

– Значит, теперь ты понимаешь, – подытожил я. – У нас есть не только враги, но и союзники. Очень могущественные.

Рат вскинул на меня взгляд, и в его глазах снова появился деловой огонёк. Он встряхнулся, словно отгоняя от себя мистические мысли.

– Раз уж мы заговорили о союзниках… Мои сородичи кое‑что нашли. Помнишь, ты просил разузнать про фермеров?

Я тут же подобрался. Вот оно. Следующий ход.

– Нашли, – уверенно кивнул Рат. – Есть пара семейств к северу от города. Держатся особняком, в город почти не ездят. Считаются чудаками. Но земля у них что надо, и куры бегают по траве, а не в клетках сидят. Мои ребята всё разведали.